Тех минут.
Мне дорог вечный свет огня
И вечный миг молчанья.
В сердце у меня
Звучит твое признанье.
Пусть любовь моя
Всегда достойной будет
Тех минут у Вечного огня.
Два крыла
От жизни той, где ты была,
Остались только два крыла.
Лишь два истерзанных крыла,
Когда ты в небо взмыть пыталась.
Да песня давняя осталась
От жизни той, где ты была.
Припев:
Всё когда-нибудь кончается.
Но былое в нас печалится,
Не торопится уйти.
И, как лес теряет музыку,
Я терял к тебе пути.
И душа, подобно узнику,
Хочет небо обрести.
От той любви, что в нас жила,
Остались пепел и зола.
Остались пепел и зола,
Да писем радостные строки.
И даль невидимой дороги,
Которой та любовь ушла.
Припев.
От той судьбы, что нас свела,
Осталась горькая вина.
Осталась горькая вина.
И мы простим с тобой друг друга,
За то, что долгая разлука
Нам новых шансов не дала.
Припев.
Мы одной любовью ранены
Заползает холод в душу.
Заморозил все слова.
Впрочем, ты не хочешь слушать.
И печаль твоя права.
Ты меня забудешь скоро,
Как забуду я тебя.
Этот шумный вечный город
Разлучит нас, не скорбя.
Припев:
Мы с тобой любовью ранены.
Мы не первые с тобой.
И уйдут в воспоминания
Наши радости и боль.
Пережили мы с тобою
Радость, искренность и грусть.
Ничего я не оспорю,
Ни над чем не посмеюсь.
Никогда я не позволю
Ни хулы, ни клеветы.
Мы прошли любовь, как поле,
Где для нас цвели цветы.
Припев.
А теперь то поле наше
Как венок былой любви.
И по радости опавшей
Прошуршат слова твои.
В сотый раз или впервые
Отцвели цветы свой срок.
Никогда дурной травы я
Не вплету в живой венок.
Припев.
Джулия
Ты живешь на тихом острове,
На краю чужой земли.
Якорь мы у пирса бросили
И на знойный берег твой сошли.
Ты мне встретилась на улице
Не случайно, может быть…
Назвалась с улыбкой Джулией,
Чтоб я уже не смог тебя забыть.
Припев:
Джулия, Джулия, Джулия…
По тебе грустят воспоминания.
Ты услышишь звездной полночью
И восторг мой, и мою печаль.
Джулия, Джулия, Джулия,
Знать бы о грядущем всё заранее.
Пусть та встреча будет помниться,
Чтобы близкой оказалась даль.
Мы прошлись с тобой по острову,
Словно по твоей судьбе.
Ах ты, жизнь моя заморская
На уплывшем в разлуку корабле.
Вспомню я вдали от берега
Взгляд, далекий как маяк.
Без тебя судьба моя, наверное,
Здесь уже не сладится никак.
Припев.
Если что-нибудь случится
Если что-нибудь случится
И расстаться суждено, —
Обернусь однажды птицей,
Постучусь в твое окно.
Ты подумаешь, что ветер,
Или ветка, или дождь…
Что-то смутно заприметив,
Вдруг к окошку подойдешь.
Полыхнет в глаза зарница.
Отпылает тишина.
И загадочная птица
Встрепенется у окна.
И душе тревожно станет,
Будто что произошло.
И предчувствий не обманет
Промелькнувшее крыло.
Летние каникулы
Летние каникулы.
Милые края.
Пахнут земляникою
Губы у тебя.
Далеко от города
Нас тропа ведет.
Жаль, что лето коротко,
Жаль, что всё пройдет.
Спой песню на прощанье мне,
Спой песню – сердце ждет.
Пусть в каждом уходящем дне,
Счастливом дне, грядущем дне
Ее напев живет.
А лето кончилось —
Какая жалость.
А лето кончилось —
Любовь осталась.
Летние каникулы
Август оборвал.
За моей калиткою
Первый лист упал.
Мы с тобой прощаемся,
Обещаем ждать.
Будто возвращаемся
В прошлое опять.
Люди, чаще улыбайтесь
Мне всего дороже
Твоя улыбка и веселье друзей.
День такой хороший.
Пусть наша юность дружит
С песней моей.
Всё мое богатство – твоя улыбка
И веселье друзей.
Я крикну песне – «Здравствуй!»
Снова крикну песне – «Здравствуй!»
И станет на сердце светлей.
Припев:
А я прошу вас, люди,
Чаще улыбайтесь,
Не жалейте шуток для друзей.
Вы улыбок добрых не стесняйтесь
И делитесь радостью своей.
А если вдруг печаль
Отыщет вас нежданно,
И обида к сердцу путь найдет,
Вы улыбнитесь, я прошу вас —
Улыбнитесь снова,
Всё до свадьбы заживет.
Я люблю смеяться,
Люблю встречать рассветы
Песней своей.
Всё мое богатство —
Твоя улыбка и веселье друзей.
Всё мое богатство —
Твоя улыбка и признанье в любви.
Пусть небо будет ясным,
Вечно небо будет ясным,
Как очи синие твои.
Припев.
Азарт «Юности»
В этом году исполнилось десять лет, как я ушел из «Юности». Ушел из лучших лет своей жизни, из поры надежд и свершений. Сейчас уже все отболело – и непонимание коллег, и неурядицы, и обманутое доверие, и обиды, которыми меня провожали те, кто еще вчера бросался выполнять любое мое редакционное поручение. Впрочем, все это суета. Мы выпускали прекрасный журнал – и это главное. Но наступили девяностые годы. Пришли иные и непривычные для всех времена. По творческим организациям прокатилась волна междуусобиц. Разломилась напополам «Таганка». Писатели разбежались по нескольким Союзам. Надо было думать, как удержать высокую планку «Юности», не уронить имя журнала. Я полагал, что мы – шестидесятники – свое дело сделали. Пришла пора молодых. Но перепуганные возможными переменами мои весьма постаревшие «юниоры» не захотели ничего менять… Они встали насмерть, не понимая, что смерть придет не к ним, а к нашему общему детищу. Так и случилось. Великий журнал скончался. И великая слава его приказала долго жить. А на том месте, где когда-то вершилась незабываемая литература, которой зачитывалась вся страна, и где поднимались в рост новые имена – тихо зашелестела серыми страничками тоненькая книжица со знаменитой девочкой Красаускаса на титуле. Но книжка эта, которую по старинке величали «Юностью», очень походила на семейный фотоальбом, где хранились снимки из далекой и навсегда ушедшей жизни…
Жаль, что так получилось. С трех с половиной миллионов экземпляров тираж журнала скатился до нескольких тысяч. Ушли из редколлегии и со страниц «Юности» писатели, чьи имена и произведения всегда были ее гордостью. Слепая самонадеянность моих бывших коллег не принесла ожидаемых результатов. Читатели журнала хотели подписываться на яркие произведения и талантливые имена, а не на «трудовой коллектив». С горечью пишу об этом, как с горечью слышу бесконечные вопросы давних поклонников «Юности», – где журнал и что с ним. Об этом спрашивают всюду – и в России, и в Израиле, и в США, и в бывших республиках СССР. И что ответить им?
Возвращение в будущее
Перебирая в памяти годы работы в редакции «Юности», я останавливаюсь на самых значительных событиях и встречах. И к ним прежде всего относится мое личное знакомство с писателями, которые в разное время уехали из нашей страны. Чаще всего не по своей воле. Будучи людьми зачастую очень несхожими, они тем не менее в моем представлении были объединены художественным осмыслением нашего времени, которое прошло сквозь каждого из них и холодом отчуждения, и пламенем ненависти, и горечью обид и непонимания. Весь писательский и публицистический жар, бескомпромиссная правда и совестливость наших земляков согрели в свое время души многих людей. К сожалению, среди них не было миллионов теперешних читателей. Не случайно Владимир Максимов, говоря о своем романе «Семь дней творения», с горечью сетовал, что он опоздал прийти к своему главному читателю на двадцать лет. И тем не менее литература Русского Зарубежья дорога и необходима нам теперь, когда мы пытаемся обрести в себе чувство свободы, когда демократия из анекдотов и кухонь выбралась на просторы наших политических общений.
Я помню, как начиналось возбужденное возвращение запретных книг и запрещенных имен в нашу жизнь и в нашу культуру. Журнал «Юность» стоял тогда у истоков этого широкого и мощного потока зарубежной отечественной словесности, который хлынул в несколько обмелевшее море современной российской литературы. Всё началось с того, что в редакции появилась рукопись Виктора Некрасова, жившего в ту пору в Париже, которую с согласия Виктора Платоновича принесла нам его бывший редактор Анна Берзер. Но тогда лед недоверия еще только подтаивал с берегов и до апрельского ледохода восемьдесят пятого года было далеко. Мы задумали обмануть природу политики и обогнать время и вместе с письмом В. Некрасова, присланным в «Юность», поставили повесть в номер. Но только через год после изнурительной борьбы с цензурой, с партийными чиновниками повесть «Городские прогулки» появилась наконец в журнале. К сожалению, Виктор Платонович не дождался этого радостного дня. Он умер в Париже на 77 году обреченной жизни.