[92]
Из многих роз в цвету мы выбираем ту,
что душу истомила.
Скучны пиры для нас без милых женских глаз,
веселье нам не мило.
Так дни мои прошли от Юлии вдали —
весь мир она затмила.
Вновь слышу я упрек, что пуст мой кошелек,
что, словно пес дворовый,
К надменной госпоже я не прильну уже,
к веселой, тонкобровой, —
Выходит, я смешон, что милости лишен
красавицы суровой?
Я проклят, я погиб — бровей твоих изгиб
тугого лука круче.
Железом в грудь вошла очей твоих стрела —
любви уколы жгучи.
Вновь гнется лук в дугу, куда я убегу
от страсти неминучей?
О Юлия, в тебе, благодаря судьбе
божественно счастливой,
И благородство есть, и красота, и честь,
и разум прихотливый,
Но как тебе не жаль ввергать меня в печаль
враждой несправедливой!
О Юлия, одна ты миловать вольна
и посылать на муки.
Пытай меня, казни! — Отсчитанные дни
в твои я отдал руки.
Амур, оставь игру, я все равно умру
с владычицей в разлуке.
В покой ворвался я, где Юлия моя
пред зеркалом сидела.
«Ужели хоть одна красой тебе равна?» —
так приступил я смело.
«Мне равных в мире нет! — сразил меня ответ, —
и до других нет дела».
Прожив недолгий век, отходит человек:
душа, покинув тело,
Взлетает к небесам. Ты что же — видел сам,
куда она взлетела?
Но ясно видел я, как прочь любовь моя
брела осиротело.
О Юлия, не раз ты спрашивала нас:
ужели в мере равной
Достойны смельчаки толпой просить руки
царицы своенравной? —
Конечно нет! Из них всего один жених
супруг твой полноправный!
О роза, пожалей! Нет муки тяжелей,
чем тосковать о плене!
Одну тебя люблю, так не садись, молю,
к другому на колени!
Уж лучше стань груба и жалкого раба
убей без сожалений!
СТИХИ К ЦЕЛИИ
ПЕРВОЕ
............................
От раскаленных стрел едва я не сгорел —
пора просить пощады!
Насмешник Купидон, не слушается он
ни Марса, ни Паллады![95]
Как он жесток со мной! Ужели нет иной
для стрел его мишени?
Я знаю, что грешил, но разве совершил
я столько прегрешений?
Какой же это грех: вздыхать о той, что всех
на свете совершенней?
«Свяжи меня ремнем, но не сжигай огнем, —
молю я Купидона, —
Безжалостный судья, смотри, душа моя
сгорает, как Дидона!
Безвыходно любя, она сожжет себя —
тоска ее бездонна!»
ВТОРОЕПолюбив Целию, (поэт) в сих стихах умоляет ее обратить на него свой веселый взгляд, ответить на его любовь и принять под свое покровительство
О свет моих очей, ты сладостью речей
и станом несравненным
О прожитой весне напоминаешь мне,
о чувстве неизменном.
«Любовь не гонят прочь!» — твержу я день и ночь,
томясь любовным пленом.
Сокровище мое, на жалкое житье
я осужден судьбою.
Весна цветет вокруг, а я боюсь, что вдруг
не свидимся с тобою.
С решеньем не спеши, не отвергай души,
питаемой мольбою!
На утренней заре в росистом серебре
поблескивают травы.
Поют дрозды, звеня, но гонит страх меня
из ласковой дубравы.
Он душу истомил: вдруг я тебе не мил?
И горше нет отравы.
ТРЕТЬЕ,в котором поэт благодарит Купидона за его милость: за то, что он разбудил в Целии любовь и отдал ее ему
О щедрый бог любви, пожар в моей крови
погас бы без ответа,
Но вопреки себе ты внял моей мольбе,
врачуя сердце это!
Прошу тебя и впредь за сердцем присмотреть
влюбленного поэта!
Щемящую тоску из раны извлеку —
нет стрел ее жесточе.
Не в первый раз они мне омрачают дни
и отравляют ночи.
Прощайте, стыд и боль. О Целия, дозволь
твои увидеть очи!
Сойдут с полей снега, и вновь пестры луга,
сады цветут повсюду.
Пусть светит солнце, пусть бежит из сердца грусть —
весной я позабуду,
Как маялся в тоске от милой вдалеке,
и всех счастливей буду!
Блаженную звезду я в небесах найду,
лучом ее согретый.
Незрима для других, о чувствах дорогих
хранит она секреты.
Унынию чужда, алмазная звезда
всегда подскажет, где ты!
Взгляни по сторонам — земля открыта нам,
как дом гостеприимный.
На краткий срок она для счастья нам дана,
для доброты взаимной.
Так будем жить мечтой о красоте святой,
любви слагая гимны!
ЧЕТВЕРТОЕ,в котором поэт описывает купание Целии и сверх того говорит о ее стройности, добронравии и красоте
Смотрю я сам не свой: завесой дымовой
бассейн окутан дальний.
К служителю иду и разъясненья жду:
откуда дым в купальне?
«Купалась, — был ответ, — там Целия, и нет
занятия похвальней!
Но так она страстна, так разгорячена,
что воды стали паром,
И как павлиний хвост, как семицветный мост,
пылают плечи жаром!»
«Ах, Целия моя! — в восторге крикнул я, —
люблю тебя недаром!
Как солнце над водой за облачной грядой
струит потоки света,
Так сквозь прозрачный газ, невидимый для глаз,
под стать речам поэта,
Тяжелых кос отлив течет, нетороплив, —
блажен, кто видел это!
И драгоценный крест, какого у невест
и во дворце не встретишь,
Сверкает на груди! — О Целия, сойди,
ты ярче солнца светишь!
Погаснет, как роса, других девиц краса,
а ты и не заметишь!»
ПЯТОЕ,в котором поэт говорит о муках своей любви к Целии, сравнивая эту любовь то с мельницей, то с колоколом
Влюбился я едва и словно в жернова
попал по чьей-то воле:
Мой гнев, мою тоску в бесцветную муку
они перемололи.
Текучий груз несу: бежит по колесу
поток любовной боли.
Душа моя что медь — ей только бы греметь
и разливаться звоном.
Во все колокола трезвонить начала
любовь в стихе бессонном.
Но к грому не привык мой песенный язык
и отвечает стоном.
Стоцветно в хрустале на праздничном столе
играет отблеск рая.
Так сердце у меня от страстного огня
пылает, не сгорая.
Подобно хрусталю я пенюсь и киплю,
наполненный до края.
Судьба играет мной, что куклой на шнуре,
Без слов покорствую слепой ее игре,
Дрожу, как конопля в снедающем костре.
Твой облик неземной во сне и наяву
Преследует меня, подобно колдовству,
Не женщиной тебя — богиней назову!
ШЕСТОЕ,в котором поэт горюет в разлуке с возлюбленной, тревожась за нее и сравнивая ее со своей душой
Страдалец во Христе в молитвах и посте
проводит жизнь земную,
А я стеной стою за Целию мою,
о ней одной ревную:
Не дай вам Бог узреть, как дьявол ловит в сеть
красавицу иную!
Печален мой удел — я сердцем оскудел
с возлюбленной в разлуке.
Куда пойду теперь? Кто мне откроет дверь?
Чьи обогреют руки?
Будь проклят скорбный час, разъединивший нас,
виновник этой муки!
Что странного, когда, веселости чужда,
душа о смерти просит?
Но смерти нет пока — лишь смертная тоска
отвергнутого косит.
Лишь смерть, как верный друг, спасение от мук
влюбленному приносит.
СЕДЬМОЕ,в котором поэт описывает горюющую Целию
Рыданья соловья в лесу услышал я
задолго до заката,
Людской он проклял род: птенцов его, сирот,
пастух унес куда-то.
Так Целия в тот день, бесплотна, точно тень,
оплакивала брата.
Но от рассветных рос красней бутоны роз,
бесцветные вначале.
От чувственной тоски прекрасней лепестки,
поблекшие в печали.
Так Целии черты печатью красоты
прощанье увенчали.
От скорби роковой поникла головой,
на гроб роняя слезы.
Так смотрится в поток надломленный цветок,
когда стихают грозы.
Так бусинки росы в смиренные часы
дрожат на листьях розы.
ВОСЬМОЕ,в котором поэт терзается беспричинными подозрениями
Покоя не найду, измаявшись в чаду
нелепых подозрений.
Не замолить греха ни пылкостью стиха,
ни жаром уверений:
За темный этот бред достойной казни нет —
я всех людей презренней!
Неизлечимый яд сомнения таят —
им счастье не по нраву.
Простить не хватит сил безумцу, что вкусил
ревнивую отраву.
Он недостоин той, кто высшей красотой
наделена по праву.
Без мысли в голове он следует молве —
спасти его не пробуй!
В безумье одинок, он ревности клинок
оттачивает злобой.
К советам дружбы глух, лелеет каждый слух
ревнивец узколобый.
Разумный человек не отойдет вовек
от очевидных истин.
С неправдою в борьбе он верен лишь себе,
суров и бескорыстен.
Тому, кто разглядел причину слов и дел,
ревнивец ненавистен.
О ревность, сколько зла ты людям принесла,
как ты хитра, проныра!
Твой посылая дар, Геракла в адский жар
толкнула Дианира.[97]
Пока любовь мертва и царствует молва
сердцам не будет мира.
Оставь меня, молю, я искренне люблю,
Довольно строить козни!
Мечты твои пусты — не поиграешь ты
моею страстью поздней!
О ревность, пропади! В моей, в ее груди
ты не посеешь розни!
О том я слезы лью, что Целию мою
сомненьями обидел.
Прости, молю Христом! Как я себя потом
за это ненавидел!
Ведь ты не хочешь, нет, чтоб до скончанья лет
я белый свет невзвидел!
ДЕВЯТОЕ,в котором (поэт) сравнивает Целию во всех ее ипостасях с Юлией и корит Купидона, что и в изгнании (хотя он покинул родину из-за нее) ему нет покоя[98]
Мучитель Купидон, ужель задумал он
со мной шутить, играя?
Ведь Юлии лицо, и стан, и речи звон,
мне в Целии являет,
Так часто я в одной ловлю черты другой,
что сердце замирает.
Они, как две сестры, прелестны и милы,
столь сходны меж собою,
Как розы лепестки, как рукава реки,
как ландыши весною,
И я, объят мечтой, любуюсь красотой,
томлюсь и беспокоюсь.
Я страшно разъярен: коварный Купидон,
достойный лишь проклятий,
Ты сердце растерзал, ты с родины прогнал,
и вот уже некстати
Препятствия чинишь, опять мечтать велишь
о ласковых объятьях?
Яд в сердце и в крови, с томленьями любви
навек я распрощался.
Жестокий, устыдись, минутный твой каприз
мне болью отозвался,
Не оживляй кошмар, не разжигай пожар,
довольно я терзался!
Давно увял цветок, давно иссяк поток
любви моей несчастной.
Напрасно я страдал, метался и взывал
к обманщице прекрасной,
Исчезло все, как дым, я стал совсем другим —
суровым и бесстрастным!
Вдали от стрел твоих, в походах боевых,
звон стали — мне услада,
Кровавый Марс один теперь мне властелин,
да мудрая Паллада![99]
А ты? Наград я ждал, но ты мне, злобный, дал
лишь стыд и муки ада.
И, чуть я замолчал, мне Купидон сказал:
так Марс тебе приятен?
Но я еще силен, из-под моих знамен
ты убежал, предатель,
Что ж, месть моя не спит, стрела уже летит,
готовься же к расплате!
Гордится Марс собой, прославленный герой,
он позабыл в сраженье,
Как прихотью моей в один из давних дней
предстал нагим пред всеми![100]
А ты? Меня не чтишь, но ты не устоишь,
пришло влюбляться время!
А может, в этот раз пусть с Купидоном Марс
на время примирятся?
Сбежал бы навсегда, но не найду, куда
от грозных стрел деваться.
Так лучше будет вновь, приветствуя любовь,
судьбе на милость сдаться!
ДЕСЯТОЕ,
Опять сбылись твои, о Купидон, слова:
Во мне огонь любви Жужанна разожгла.
Она мила и весела, как ласточка весною.
Ее глаза, что бирюза, сияют чистотою,
А стан изящно строен.
Ее влюбленный взгляд в распахнутом окне
Ценней любых наград на этом свете мне.
Когда она ко мне добра, то я от счастья таю
Когда ж резка и холодна, ревнует, упрекает,
Жестоко я страдаю.
Во сне передо мной и наяву она
Любовью, красотой и музыкой полна,
Венеры сын, мой властелин, во всем мне помогает,
Прекрасна жизнь, когда мелодии свои играет
Полячка озорная.
Как в карточной игре, в моей судьбине вновь
Шестерку прежних бед бьет козырем любовь.
Все впереди, любовь твердит, томленья были прежде,
Ты не один, с тобой в пути удача и надежда,
И сердце девы нежной.
Твое же ей одной вовек принадлежит,
Вам было суждено сердца соединить,
Она с тобой, пускай покой сомненья не нарушат,
Пусть взгляд родной и смех живой теплом согреют душу,
И голову закружат.
Давно тебя избрав, смогла она понять
Приветливый твой нрав и доблестную стать
Чтоб рядом быть, любовь дарить и помогать советом
Очаг хранить и кров делить, жизнь озаряя светом
В единстве беззаветном.
Легко звенит струна, мелодия плывет
Наивна и нежна, мечтать она зовет,
Простой мотив, весны порыв, глас нежности и страсти,
Про все забыв, боль исцелив, в его чудесной власти
Я наслаждаюсь счастьем.
Игривый стих, сочиненный о куртизанке Ханнушке Будовскёнке[102]
Белочка умильная, кошечка красивая,
Аннушка, любимая! Взглядом одари меня!
Зачем ты вздыхаешь, со мной не играешь?
Брось сердиться, выйди в круг,
Веселятся все вокруг!
СОБСТВЕННОРУЧНО ЗАПИСАННЫЙ ЦИКЛ[103]
Пускай ее любви за все грехи свои
Я не снискал доныне,
Я стану ей слугой, когда б она рукой,
Как дорогой святыней,
Дотронулась ко мне, и благодать вовек
Страдальца не покинет!
В мозгу и тут и там, подобно муравьям,
снуют проворно строчки,
А в сердце град с дождем, и страсти звучный гром
раскатисто грохочет,
Печаль в набат стучит, и музыка летит
на нежных крыльях ночи.
Как срезанный цветок, в неволе одинок,
печально поникает,
Так Целия, грустна, тревогой сражена,
головку опускает,
И бриллианты слез, подобно каплям рос,
в глазах ее сверкают.
Уже заря встает на нежный небосвод,
златым плащом сверкая,
Ликует птичья трель, проворный весел зверь,
цветы благоухают,
Росой блистает куст, но мне лишь боль и грусть
тревожно грудь сжимают.
Я Юлию любил, я Целии был мил,
к ней страстью я терзался,
В отчаянье — с одной, в веселии — с другой,
с любовью расставался.
Теперь окончен бег, я к Фульвии навек
в прекрасный плен попался.