Мы, маневрируя и обходя рогатки,
Несем уверенно наш пролетарский стяг.
Отчаянье родит безумие героев,
Готовых жертвовать и делом и собой.
Но мы не прельщены отвагою слепой
И отступаем мы, чтоб, нашу мощь утроив,
С тем большим мужеством вступить в последний бой!
Сегодня, празднуя со всем рабочим миром
Наш праздник красный, трудовой,
Мы, может, встретимся не раз с церковным клиром
И будем видеть, как советскою Москвой
То там, то здесь пройдет молящаяся группка.
Да, это темноте народной, вековой
Есть тоже грустная уступка.
Но кто, какие господа
Дерзнут уверить нас с насмешкою холодной,
Что светом знания мы темноты народной
Не одолеем никогда?!
Да, может, вы не раз, герои-ветераны,
Отступите то здесь, то там перед врагом,
Уступите в одном, чтоб выиграть в другом,
Но близок час, когда, воспламенив все страны,
К твердыне вражьей вы приставите тараны,
Громя убийц, круша последний их оплот,
Свершая наш обет и боевые клятвы.
Все жарче солнца луч. И близко время жатвы.
Мы сделали посев. И мы получим плод.
БРАТСКОЕ ДЕЛО
С весны, все лето, ежедневно
По знойным небесам он плыл, сверкая гневно, —
Злой, огнедышащий дракон.
Ничто не помогло: ни свечи у икон,
Ни длиннорясые, колдующие маги,
Ни ходы крестные, ни богомольный вой:
Ожесточилася земля без доброй влаги,
Перекаленные пески сползли в овраги,
Поросшие сухой, колючею травой,
И нивы, вспаханные дважды,
Погибли жертвою неутоленной жажды.
Пришла великая народная беда.
Есть, братья, где-то города:
Раскинув щупальцы, как спруты-исполины,
Злом дышат Лондоны, Парижи и Берлины.
Туда укрылися былые господа,
Мечтающие вновь взобраться нам на спины
И затаившие одно лишь чувство — месть.
О, сколько радостных надежд несет им весть,
Что солнцем выжжены приволжские равнины,
Что обезумевший от голода народ,
Избушки бросивши пустые и овины,
Идет неведомо куда, бредет вразброд,
Что голод, барский друг, "холопскому сословью"
Впился когтями в грудь, срывая мясо с кровью,
И что на этот раз придушит мужика
Его жестокая костлявая рука.
А там… ах, только бы скорее!.. Ах, скорее!..
И рад уже эсер заранее ливрее,
В которой будет он, холуй своих господ,
Стоять навытяжку, храня парадный ход:
— Эй, осади, народ!.. Не то чичас по шее!..
Эй, осади, народ!..
Поволжье выжжено. Но есть места иные,
Где не погиб крестьянский труд,
Где, верю, для волжан собратья их родные
Долг братский выполнят и хлеб им соберут.
Пусть нелегко оно — налоговое бремя,
Но пахарь пахарю откажет ли в нужде?
Мужик ли с мужиком убьют преступно время
В братоубийственной, корыстной, злой вражде?
Пусть скаредный кулак для хлеба яму роет,
Тем яму роя для себя, —
Тот, кто голодному в день черный дверь откроет,
Об участи его, как о своей, скорбя,
Кто, с целью побороть враждебную стихию,
Даст жертвам голода подмогу в трудный год,
Тот и себя спасет и весь родной народ.
Спасет народ — спасет Россию!
ЛИБЕРАЛ
Я уверен, что всякий предпочтет Ленину
даже царя Павла. Я ни одной минуты не
колебался бы. Со всеми шпицрутенами, со всеми
Аракчеевыми, со всем безумием самодержавного
самодурства — предпочитаю Павла.
То-то, братцы, и оно.
Яблоновский, браво!
Возвращай уж заодно
Крепостное право!
Се — Аника из Аник,
Белый рыцарь без забрала.
_Поскребите либерала,
Перед вами — крепостник!_
СВЕРХ-ЛИБЕРАЛ
Недавно я писал о русских либералах,
Помешанных на белых генералах.
Царь Павел был на что самодержавный зверь,
А либералы ждут: "Такого б нам теперь!"
Я удостоился на выпад свой ответа, —
От бешенства не взвидя света,
Какой-то либерал мне пишет напрямки
(Без подписи и, значит, без обмана):
"Что Павел? Павел — пустяки.
Не Павла жаждем, — Тамерлана!"
Так вот он, либерал, каков, когда он гол:
Не крепостник уже, а кочевой монгол!
АЛТЫННИКИ
В Москве, в Рогожско-Симоновском районе,
торгашами пожертвовано в пользу голодающих
волжан всего 45 коп. серебром и один кочан
капусты.
"За именинницу!"
"Ур-ра!"
"Ур-ра!"
"Ур-ра!"
"Парфентьевна, всего!"
"Мерси вас!"
"Дай вам боже!"
"Сысой Сысоич, э, ты что же?
Пей водочку до дна!"
"Уж больно, брат, остра".
"Отвык, хе-хе?"
"Отвык".
"Привыкнешь, милай, снова.
Торговля как?"
"Нельзя сказать худого слова".
"А ну-ко-ся, под осетра!"
"Я под икорочку".
"М-да, знатная икра!"
"Нет, вы севрюжинки попробуйте, какая!"
"Сыр, не угодно ль, со слезой?..
Сысой Сысоич… э… Сысой!
Не допиваешь, брат, не дело".
"Чего не допил? Перепой!"
"С такой-то малости? Едва ли,
Уж мне ль не помнить, как с тобой
В былое время мы пивали!"
"Вот — на! —
Поскреб Сысоич темя. —
Так то ж в былое время!"
"Эй, старина,
Да ты в уме ли? —
Все гости сразу зашумели. —
Чем плохи нынче времена?
Так расторгуемся…"
"Сысоич, брось лукавить.
Пред кем ломаешься? Ты говори, как есть:
Прибытку, чай, наскреб вчера мильенов шесть?"
"Мильенов шесть, хе-хе, да шесть еще
прибавить! —
Осклабился Сысой. — И то сказать, вчера
От покупателей с утра
В Москве ломились магазины.
Ведь что ни дом, то именины".
"За р-ривалюцаю… ур-ра!!" —
Вдруг у какого-то купчины
С отрыжкой выпер тост из самого нутра.
"За р-р-ривалю-ца-ю!!" Купцы хватили дружно,
А громче всех хватил Сысой:
"Теперь особенно считаться нам не нужно
Со всякой сволочью босой!"