Коль проймет кого слеза
И всего зальет румянцем,
Будь донцом он, будь кубанцем,
Он мне брат родной, в нем есть,
Не пропали — стыд и честь!
Все мне братья поголовно,
Кто прослушает любовно
С братской ласкою в очах
Речь мою о богачах!
Богачи везде шныряют,
Даром часу не теряют,
На Кубани, на Дону,
Тянут песенку одну:
"Ох ты, барское ты горе!
Передохнем все мы вскоре!
Что творится на Руси,
Просто ноги уноси!
Лишены мы всех доходов:
Ах, ни фабрик, ни заводов,
Ни помещичьей земли —
Ничего мы не спасли!
Все отобрано народом,
Голытьбою, черным сбродом.
Ах, когда б вернуть нам власть,
То-то б зажили мы всласть;
Голь кнутами б захлестали;
Все б убытки наверстали;
Жизнь пошла б на прежний лад,
Как сто лет тому назад!
Мы оббили все пороги,
Для себя ища подмоги,
Палачей спеша нанять,
Чтобы голь скорей унять.
Англичане и французы
Боевые шлют нам грузы,
Присылают нам войска,
Только мало их пока.
Ой вы, бравые кубанцы,
Забирайте ружья-ранцы!
Подсобите нам, донцы,
Боевые молодцы!
Окажите вы нам дружбу,
Сослужите вы нам службу,
Помогите сбить рога
У проклятого врага.
Вызволяйте нашу братью,
Справьтесь только с красной ратью,
Мы заплатим вам потом
И землею и скотом, —
Денег — сколько вам угодно,
Только б стало нам свободно
Снова править всей страной,
Покорив "народ родной"!
Не жалейте ж крови вашей:
Прогоните красных взашей!
День упустим — не вернем:
Враг наш крепнет с каждым днем.
Не дадим ему пощады!"
"Мы помочь вам очень рады! —
Отвечает старшина. —
Ваша голь и нам страшна,
А своя страшнее вдвое.
Но правленье войсковое
Все ж пока у нас в руках.
Наша сила в "стариках".
А молодчиков подтянем —
На Москву грозой нагрянем
И к началу января
Вновь посадим в ней… царя!"
Вот она какая штука.
Дуракам вперед наука.
Коль не жить своим умом,
Быть нам снова под ярмом
У дворян, у офицерства,
Выносить их злые зверства.
Жилы рвать для них весь век,
Превращаяся в калек!
Братья, помните об этом!
Общим ладом и советом
Если мы не станем жить,
Будем до смерти тужить.
Будем плакаться, да поздно!
Ночь тиха, и небо звездно.
У бивачного огня,
Братцы, слушайте меня.
Это я — тут с вами рядом, —
Вас окинув братским взглядом,
С вами братски речь веду,
Как нам снова жить в ладу.
Знаю весь я ваш порядок:
С вами вместе пас лошадок,
Вместе бегал по задам,
По помещичьим садам,
Вместе с вами в хороводе
Пел я песни о народе,
О судьбе его лихой.
Я ль советчик вам плохой?
Я ли ваш первейший ворог?
Мне ли жребий ваш не дорог?
Я ль за вас — с врагом в бою —
Головой не постою?
Братья! Вас берут обманом:
Бьетесь вы не с вражьим станом, —
Вас враги ведут на бой
С разнесчастной голытьбой,
С бедняками-мужиками,
С теми, кто страдал веками,
Кто, прикованный к ярму,
Знал и голод и тюрьму,
Кто, молясь земному богу,
Протоптал в Сибирь дорогу.
Кто под палкой и кнутом
Лишь рабочим был скотом,
Кто с пеленок до могилы
Надрывал в работе жилы,
Чтоб кормить всех упырей:
Богачей, попов, царей,
Кто счастливых дней не ведал.
Кто был рад, когда обедал,
Забивая рот куском
Хлеба черного с кваском,
Кто в проклятой рабской доле
Тосковал по вольной воле,
Кровно бился за нее
И отбил-таки ее!
Долго бился и добился,
Но… видать, поторопился:
Снял с насеста всех господ,
Знать, не во-время народ;
На него, как на злодея,
Вашей волею владея,
Насылают вашу рать
Землю-волю отбирать.
Братья! Кто ж вас посылает?
Кто народу зла желает?
Не дворянская ли "знать"?
Вам ли этого не знать?
Вас не черт крестил в амбаре!
Не родня вам злые баре, —
С вами черного труда
Не разделят господа.
Нынче гонит вас в траншею,
Завтра сядет вам на шею
Черносотенная мразь —
Генерал, помещик, князь,
И за Каиново дело,
Обманувши вас умело,
Осчастливит вас потом
Барской "ручкой" и… кнутом!
Братцы, я не иноземец,
Не француз я и не немец,
Прирожденный я русак,
Попадал не раз впросак.
Тоже долго был холопом, —
Темным парнем, остолопом,
Лоб расшиб о сотни пней,
До того как стал умней.
Научила злая доля!
Не уйду я, братцы, с поля.
Буду биться до конца.
Не жалейте же свинца:
Прошибайте лоб мне пулей,
Пусть ликует барский улей,
Рой откормленных шмелей.
Пусть им станет веселей!
Обо мне бедняк заплачет,
Это что-нибудь да значит!
Сладко спать в земле сырой
Тем, кто пал за вольный строй
Не изжить одной мне боли,
Что враги народной воли
Дали "вечный" мне "покой"
Вашей, братскою, рукой!
Тяжелы мне думы эти.
Братья, знайте: ваши дети —
Вот в чем горький ваш удел! —
Не простят вам ваших дел,
Не простят измены черной:
Что вы шли ордой покорной
За ватагою господ
Кабалить родной народ,
Что вы в ход пускали плети,
Для того чтоб ваши дети,
Барских выродков рабы,
Подставляли им горбы!
Вот какой от вас "победы"
Жадно ждут все мироеды,
Но "победы" их орда
Не дождется никогда!
Речь свою я кончу этим:
Братьев мы по-братски встретим,
А изменников лихих
Пулей — больше никаких!
СКАЗКА О БАТРАКЕ БАЛДЕИ О СТРАШНОМ СУДЕ…
Идет Балда, покрякивает,
А поп, завидя Балду, вскакивает.
За попадью прячется,
Со страху корячится.
Балда его тут отыскал.
Отдал оброк, платы требовать стал.
Бедный поп
Подставил лоб,
С первого щелка -
Прыгнул поп до потолка;
Со второго щелка -
Лишился поп языка;
А с третьего щелка -
Вышибло ум у старика,
А Балда приговаривал с укоризной:
"Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной!.."
Крякнул поп:
Расшиб Балда ему лоб.
Дорого батя заплатил за дешевизну:
Через неделю справляли по бате тризну.
Пришлось за попа Балде
Держать ответ на суде.
На допросах Балду мытарили,
Свежими розгами парили,
На дыбу Балду таскали,
Вины на Балде искали.
После такого следствия
Сказались у Балды последствия:
Балда совсем обалдел,
На суде чурбаном сидел,
На вопросы о смерти бати
Заладил одно — кстати и некстати:
"Вечный ему упокой,
Хороший был поп такой,
Служил я ему славно,
Усердно и очень исправно.
Рассчитались мы с ним без спору,
Согласно уговору".
Инда сами судьи обалдели,
Рот раскрывши, на Балду глядели,
Под конец они расхохоталися,
Хохотали — за бока хваталися:
"Что нам поделать с таким дуралеем?
Так уж и быть, мы его пожалеем,
Дадим ему сто батогов
И продадим в батраки с торгов!"
Попал Балда в лапы к грабителю,
Мужицкой жизни погубителю, —
Выполняя каторжный урок,
Тройной вносил барину оброк —
Работой, деньгами и натурою,
За все провинности отвечал своей шкурою,
На барской конюшне под розгами парился.
В три года Балда состарился,
Потерял здоровье и силу
И лег до срока в могилу.
Утешался Балда, помирая,
Что небесного удостоится рая
За все свои тяжкие муки.
Скрестивши костлявые руки,
Лежал в могиле Балда,
Ждал страшного суда,
Того ли судного часу,
Когда мертвые встанут по трубному гласу.
Проходили за годами года.
От могилы Балды не осталось следа.
Через сотню лет или боле
Кладбище пошло под пахотное поле.
И случилось пройти по этому полю
Бойцам за народную волю:
Прошел Красной Армии отряд боевой
И вот у Балды над головой,
Будя усопшего раба,
Загудела красноармейская труба.
Услыхавши трубные звуки,
Зевнул покойник, расправив руки,
И из темной могилы, не разобравши дела,
Выскочил Балда — душа без тела,
Легок, прозрачен и светел.
Никто Балду не заметил.
По ровному полю Балда
Пошел, сам не зная куда.
Идет, по сторонам поглядывает,
Загадку разгадывает:
По какой бы узнать примете,
На каком он свете?
"Господи, — думает, — где ж я иду?
Неужто я в прежнем аду?"
Дорога Балде как будто знакома:
Мимо помещичьего дома.
Эва!
Вот он и дом самый слева.
Крепко тут Балда приужахнулся,
В сторону Балда шарахнулся,
Глядел, глазам своим не веря:
"Куда ж мне деваться теперя?"
Вспомнил он время былое,
Отродье помещичье злое,
Как над народом господа издевалися,
Как мужики потом-кровью обливалися
И маялись горько с пеленок до гроба.
Охватила Балду превеликая злоба,
Замутилась душа в Балде:
"Нет, значит, правды на страшном суде!
Что ж это за чертовы штуки?
Неужто я снова в помещичьи руки
На веки веков попаду?
Доколе ж терпеть мне такую беду?
Когда же пойдут все помещики прахом?"
Смотрит Балда на дом со страхом: