Вновь баре жить хотели жирно.
Мы им сказали: «Черта с два!»
В борьбе прославилась всемирно
Красноармейская братва.
Потом пошли другие годы,
Пора иных забот, хлопот:
Живил и нивы и заводы
Крестьянский и рабочий пот.
Нам было знойно и морозно,
Но — шла работа, как война.
И вот пред вражьей силой грозно
Стоит с деревнею колхозной
Индустриальная страна!
Деревня, жившая так бедно,
Рванулась к свету и красе.
Стальные кони мчат победно
На коллективной полосе.
Легли квадратами гектары —
Пять тысяч га! Семь тысяч га!
Вот — коллективные амбары,
Вот — коллективные стога.
Вот — ну, подумать! — спортплощадка.
Вот комсомольский уголок:
Где были образ и лампадка —
Плакат под самый потолок.
Дурман поповского глагола
Томится в собственном гною,
Совет, лечебница и школа
Победу празднуют свою.
О, сколько их на фронте этом
Не всеми энаемых побед!
Но ни одним еще поэтом
Фронт этот ярко не воспет.
Есть грех и мой в немалой доле,
Но… нету вечных силачей.
Мне одному хрипеть доколе?
Вина на тех певцах поболе,
Кто и моложе и бойчей.
Ребята! Юные поэты!
Певцы — ударники полей!
У вас возможностям нет сметы,
У вас и краски и сюжеты!
Ударней действуйте, смелей!
Чтоб боевая ваша нота
Все перекрыла образцы.
Где гениальная работа,
Там — гениальные певцы!
1931
ПОРОГИ
В день пуска Днепростроя. А. М. Горькому
Сегодня — день от всех отличный,
Сегодня — праздник символичный:
Сегодня утренней порой
В наш боевой рабочий строй
Победно входит «энергичный»
Наш торжествующий герой —
Электросильный Днепрострой.
Как мы мечтали, как гадали,
Как нажимали все педали,
Как торопили дни, часы,
Чтобы скорей мильонно-тонной
Мускулатурою бетонной
Он обрастал — кремнисто-донный
Гигант невиданной красы!
Как много пигалиц пищало,
Как много воронов вещало
О «фантастической игре»,
«Затее дикой» на Днепре.
И вот — затея стала фактом,
Игра — великим, смелым актом,
И мир, весь мир, в любой стране,
Мир пролетарский — с теплой лаской,
Мир буржуазный — с злой опаской,
С тоской, понятной нам вполне,
Внимает радиоволне
И ловит, радостные хоры,
Рабочий смех и разговоры,
И — голос будущих Судьбин —
Гул торжествующих турбин!
А там, за звуками, картина:
Сталебетонная плотина,
Замкнувши ток днепровских вод,
Дает им новый, точный ход,
Чтоб Украине, «неньке[5] милой»,
Они запели в наши дни
Не то, что пели искони.
Организованною силой
Отныне сделались они!
Вперед днепровские пороги
Не преградят уж им дороги.
Не будет их водоворот
Ломать челны, губить народ.
Все вековечные заторы,
Ликуя, волны погребли.
В глубоководные просторы
Войдут морские корабли
И станут гордо у плотины,
Где чудо-электротурбины
Дают — неслыханный захват —
Мильярды сило-киловатт,
Невидимых, но ощутимых
Богатырей неутомимых,
Отважных электросолдат,
Всегда готовых вмиг, по знаку,
За поворотом рычага,
Лавиной ринуться в атаку
На старо-косного врага,
Который уж не будет боле
Держать в убожестве, в неволе
И чудо-Днепр, и чудо-поле,
И эти чудо-берега!
Взрывая скалы, землю роя,
Водой Днепра пороги кроя,
Мы на плотине Днепростроя
Свершали подвиг трудовой.
Темп забирая боевой,
Мы до конца его не сдали,
И — средь машин, бетона, стали —
В работе творчески-живой
Мы, закаляясь, обрастали
Мускулатурой волевой.
На горе вражеским пророкам,
Их предсказаньям вопреки,
Мы повышали гонку срокам,
Снуя по руслу и протокам
В бетон закованной реки.
Мы сдали творческий экзамен!
Всей зло-пророческой гурьбе
Теперь кричать «аминь» и «амен»
Не нам придется, а себе.
Там, где с порогами в борьбе
Вода, бурля, взметалась пылью,
Где историческою былью
Дышала каждая скала,
Свершились дивные дела:
Над ровной водной пеленою,
Над новозданной глубиною,
Гряду порогов поборов
И к реву их неумолимы,
Победу празднуя, зажгли мы —
Взамен угаснувших костров —
Гирлянду солнц-прожекторов.
Чтоб больше древние пороги
Не заступали нам дороги.
К грядущей, сказочной судьбе,
С водой и скалами в борьбе
Мы не работали — горели!
Пороги есть в одном Днепре
Им в жизни не было числа.
Не позабыть всей тьмы и зла,
Всей тяготы непереносной
Минувшей жизни старо-косной:
Она «порожиста» была.
Не только взрослые — и дети —
В пучине жизни заодно,
Разбившись о пороги эти,
Метались горестно, бедно,
В тоске — изранено смертельно —
Метались брошенно, бездельно
И опускалися «на дно».
О, сколько жизней, сил, талантов,
Народных творческих гигантов,
Топя тоску свою в вине,
Тоску по жизни светлой, новой,
С разумной творческой основой,
Страдало, корчилось «на дне»!
Их всех, чьи гибли дух и тело
«На дне» погибельно-гнилом,
Их сердце Горького узрело,
И пожалело, и согрело
Сердечно-ласковым теплом,
И перед всем раскрыло светом:
Кто погибал «на дне» на этом,
Кого забросила сюда,
Кого измяла, сокрушила,
Услады жизненной лишила,
Лишила радостей труда
Порогов жизненных гряда.
Работы горьковской итоги
Росли пред нами вглубь и вширь.
Он рвал проклятые пороги,
Передовой наш богатырь, —
В боях с ним вражеская стая
Не мало понесла потерь, —
Он шел, ряды врагов сметая,
Как он сметает их теперь.
Ему, грозе дворцов, чертогов
При старом строе, при царе,
Ему, «взрывателю порогов»,
Тех, что мы рвали в Октябре,
Ему, певцу иной культуры,
Культуры нашей, трудовой,
Ее стальной мускулатуры,
Ее закалки волевой,
Ему, чье знамя буревое
Пред нами реет столько лет,
Моим «Стихом о Днепрострое»,
О нашем энергогерое,
Я энергичный шлю привет!
1932
ПЧЕЛА
В саду зеленом и густом
Пчела под розовым кустом
Заботливо и радостно жужжала.
А под кустом змея лежала.
«Ах, пчелка, почему, скажи, судьба твоя
Счастливее гораздо, чем моя?» —
Сказала так пчеле змея. —
«В одной чести с тобой мне быть бы надлежало.
Людей мое пугает жало,
Но почему ж тогда тебе такая честь
И ты среди людей летаешь так привольно?
И у тебя ведь жало есть,
Которым жалишь ты, и жалишь очень больно!»
— «Скажу. Ты главного, я вижу, не учла, —
Змее ответила пчела, —
Что мы по-разному с тобою знамениты,
Что разное с тобой у нас житье-бытье,
Что ты пускаешь в ход оружие свое
Для нападения, я ж — только для защиты».
1933
НАША РОДИНА
Дворяне, банкиры, попы и купечество,
В поход обряжая Тимох и Ерем,
Вопили: «За веру, царя и отечество
Умрем!»
«Умрем!»
«Умрем!»
И умерли гады нежданно-негаданно,
Став жертвой прозревших Ерем и Тимох.
Их трупы, отпетые нами безладанно,
Покрыли могильная плесень и мох.
«За веру!» —
Мы свергли дурман человечества.
«Царя!» —
И с царем мы расчеты свели,
«Отечество!» —
Вместе былого отечества
Дворян и банкиров, попов и купечества —
Рабоче-крестьянское мы обрели.
Бетоном и сталью сменивши колодины,
Мы строим великое царство Труда.
И этой — родной нам по-новому — родины
У нас не отбить никому никогда!
1934
ОБОРОНЯТЬСЯ, ЗНАЧИТ — БИТЬ!РАЗБОЙНИКИ С ОТКРЫТЫМ ЗАБРАЛОМ
«Фелькишер беобахтер» снова — встатье от 15 февраля — выступает спрограммой германо-польских захватов наВостоке.
Мой стол — вот весь мой наркомат.
Я — не присяжный дипломат,
Я — не ответственный политик,
Я — не философ-аналитик.
И с той и с этой стороны
Мои познания равны.
Чему равны — иное дело,
Но мной желанье овладело:
Склонясь к бумажному листу,
Поговорить начистоту
О том, о чем молчат обычно
Иль пишут этак «заковычно»,
Дипломатично,
Политично,
Владея тонким ремеслом
Не называть осла ослом
И дурачиной дурачину,
А величать его по чину
И выражать в конце письма
Надежды мирные весьма.
Я фельетон пишу — не ноту.
Поэт, как там ни толковать,
Я мог бы всё ж претендовать
На «поэтическую» льготу: