Цветочный положив, припорошила
Она свое сокровище землей
И посадила базилик на ней,
И орошала влагою очей.
417 Она забыла солнце и луну,
Она забыла синеву над садом,
Она забыла теплую весну,
Забыла осень с темным виноградом,
Не ведала, когда идут ко сну,
Зарю не удостаивала взглядом,
Сидела у окна, обняв цветок,
Который до корней от слез намок.
425 От этих слез бесплотных все плотнее
И зеленее был он; как он пах —
Всех базиликов тоньше и нежнее!
Его питал от глаз сокрытый прах
Прекрасной головы; о, как над нею
И из нее, людскую боль и страх
Вобрав, преобразив в побег душистый,
Цвел базилик, цвел кустик густолистый.
433 О ты, Печаль, помедли здесь пока!
О Музыка, пусть будет грусть безбрежна!
О Эхо, Эхо, вздох издалека,
С летейских берегов, домчи прилежно!
О души скорби! Головы слегка
Приподнимите, улыбнувшись нежно, —
И пусть по мрамору могильных плит
Сквозь мрак дерев ваш бледный свет скользит.
441 Страданье пусть стенания удвоит, —
Ты, Мельпомена, нам помочь должна:
Пусть лира лад трагический усвоит,
Пусть тайная заговорит струна,
Пусть глухо и печально ветру вторит:
Уж девушка на смерть обречена,
Как пальма, надсеченная жестоко
Ради глотка живительного сока.
449 Не приближай, Зима, ее конца,
Пусть увяданье пальмы дольше длится!
Но братья — два Бааловых жреца —
Приметили, как ливень слез струится
С ее смертельно бледного лица;
Ей от родни шпионящей не скрыться;
Не молкнут пересуды: — «Право, грех
Красу такую прятать ото всех».
457 И не было предела удивленью,
Что так она лелеет свой цветок, —
А он разросся, как по мановенью
Волшебному; и братьям невдомек,
Как этакий пустяк в одно мгновенье
Ее от юных помыслов отвлек —
Не только от забав, но и от скуки
Все длящейся томительной разлуки.
465 Решили братья к тайне ключ найти —
Пусть только Изабелла отлучится.
Но деву голод не томил почти,
А в церковь лишь зайдя, она, как птица,
Домой летела, чтобы взаперти
На базилик волной волос пролиться
И вкруг него любовно хлопотать,
Как вкруг птенца в гнезде хлопочет мать.
473 И все же братья, улучив мгновенье,
Цветок украли и среди корней
Увидели — вот им вознагражденье! —
Лицо Лоренцо. Пусть с теченьем дней
Его избороздила зелень тленья —
Они его узнали, и скорей
Прочь из родной Флоренции в изгнанье —
На них угрюмо рдело злодеянье!
481 Печаль, смирись и взоры опусти;
О Музыка, дохни на нас забвеньем;
В другое время, Эхо, прилети
Нас леденить летейским дуновеньем!
И ты, дух скорби, своего «Прости!»
Не пой, хотя ей, сломленной мученьем,
Зачем бесцельно бремя дней влачить?
Цветок похищен — не для чего жить.
489 Поверх вещей, лишенных смысла, мимо
Она глядела, плача о цветке.
Глухой смешок звучал невыносимо
В ее осиротевшем голоске,
Когда она, увидев пилигрима,
Взывала: «Ты, живущий вдалеке!
Не знаешь ли, кто так жесток душою,
Что базилик мой разлучил со мною?»
497 И вот зачахла, умерла она
С навек застывшей на устах мольбою.
Флоренция была поражена
Ее любовью и ее судьбою,
Что в грустной песне запечатлена.
Пускай века проходят чередою,
Но все поют: «Кто так жесток душой,
Что базилик мой разлучил со мной?»
КАНУН СВЯТОЙ АГНЕСЫ[82]
Канун святой Агнесы... Холод злой!
Иззябший заяц прячется, хромая;
Взъерошил перья филин под ветлой,
И овцы сбились в кучу, засыпая.
Монашьи четки медлят, застывая,
Не повинуясь ноющим рукам.
Дыханье мерзнет, в полумраке тая,
Как будто из кадила фимиам
Пред Девою Святой восходит к небесам.
10 Но преисполненный долготерпеньем,
Колена преклонив, монах босой,
Постами изнуренный, со смиреньем,
Молясь, поник над каменной плитой.
Потом встает: с мигающей свечой,
Скорбя душою, он проходит мимо
Надгробий рыцарей, с немой мольбой
К груди прижавших руки недвижимо —
О, в ледяной броне им стужа нестерпима!
19 Чуть за порог ступил — ив тот же миг
Донесся отзвук радостного пира,
И золотой мелодии язык
До слез растрогал сгорбленного сиро,
Обетом отрешенного от мира.
Урочный пробил час: ему пора
Заступничества ангельского клира
Близ очага, погасшего вчера,
За грешников молить до самого утра.
28 Но смолкнул зов прелюдии утешной:
Издалека, сквозь хлопанье дверей,
Распахнутых толпою слуг поспешно,
Пронзили слух рулады трубачей.
Готовые приветствовать гостей,
Сияют залы праздничным нарядом,
И ангелы — подпоры галерей —
Сложив крыла крест-накрест, кротким взглядом
Стремятся к небесам, застыв недвижным рядом.
37 Вдруг шум и блеск — плюмажи, веера,
Стремительного празднества круженье:
Так в юный ум минувшая пора
Вселяет роем дивные виденья
Былых торжеств. Но дева в отдаленье,
Мечтаньями тревожными полна,
День зимний этот провела в волненье —
Святой Агнесе сердцем предана,
Ждет покровительства небесного она.
46 Твердили ей в кругу матрон почтенном:
Девицам в эту полночь, мол, дано
Узнать восторг в виденье сокровенном,
Влюбленных речи слышать суждено,
Но надобно запомнить им одно:
Без ужина отправиться в постели —
И чтоб по сторонам или в окно
Они смотреть украдкою не смели,
А у небес благих просили, что хотели.
55 Причудливыми грезами полна,
Томительно вздыхает Маделина.
Не внемлет стону музыки она,
Взор опустив божественно-невинный.
Проносится с шуршаньем томным длинный
За шлейфом шлейф, но кавалерам тем,
Что перед ней раскланивались чинно,
Не раз, не два пришлось уйти ни с чем:
Ей тошен бал, она чужда всему и всем.
64 Под гром литавр ступая отрешенно,
Потом танцует два часа подряд.
Скользит по сутолоке оживленной
Ее пустой и безучастный взгляд.
Вокруг смеются, обольщают, мстят,
Влюбляются, тотчас забыв об этом.
Она среди веселья и отрад
Равно чужда насмешкам и приветам,
Ждет, что блаженный час наступит пред рассветом.
73 Теперь она исчезнет — решено!
Но тут как раз гавот раздался снова...
В тени портала между тем давно
Укрылся юный Порфиро, готовый
За Маделину жизнь отдать без слова.
Верхом он по болотам прискакал —
И вот теперь заступника святого
Молил помочь войти незримо в зал:
Он обнял бы ее — в слезах к ногам припал!
82 И Порфиро шагнул с отвагой дерзкой
Под ненавистный кров, где гибель ждет
Где жертвой станет шайки богомерзкой,
Где штурмом меч безжалостный возьмет
Пылающую грудь — любви оплот,
Где псы готовы кровожадной пастью,
Науськанные на враждебный род,
То сердце растерзать, что рдеет страстью.
Но есть и там душа, готовая к участью.
91 О небо, вот она! Почтенных лет,
Блюстительница строгого порядка,
Приблизилась, ворча на белый свет.
Держа в руке клюку, походкой шаткой.
Вот Порфиро позвал ее украдкой:
Заслышав в тишине его шаги,
Бормочет и трясет седою прядкой:
«Беги отсюда, Порфиро, беги!
Не медли же, скорей — здесь все твои враги!
100 Там Гильдебранд, не знающий пощады,
В бреду, в горячке, с пеной на губах,
Уродливей греха и злее ада,
Такие слал тебе проклятья — страх!
Беги! Лорд Морис, старый вертопрах,
Опять грозился...» — «Помолчи, болтунья!
Присядь-ка лучше — и не впопыхах
Скажи...» — «Нет-нет, душа моя — вещунья:
Не увидать тебе другого полнолунья.
109 Скорей сюда!» За нею он идет
Извилистыми гулкими ходами,
Плюмажем задевая низкий свод,
Весь затканный паучьими сетями,
И слышит шепот: «Милость божья с нами!»
Убог и тесен старческий приют.
«Во имя тех сестер святых, что в храме
У алтаря двух агнцев остригут,
Скажи, Анджела, мне — что, Маделина тут?»