Это, я думаю,
Пригодится.
В стихах моих есть и гриб, и капуста,
Есть бабы, частушки и плуг в борозде.
А мне говорят: — Ну, а где же искусство? —
А мне говорят: — А поэзия где?
Поэзия где? А поди угадай-ка,
Но я ее выжму, в кадушке найду.
Возьму-ка я в руки сейчас балалайку
И, плачьте не плачьте, от вас не уйду!
Я милке принес из-под Вологды кошку,
Мол, нет чернобурки. Иду налегке.
А милка моя осерчала немножко
И хвать этой кошкой меня по щеке.
Зазноба моя полновата немножко,
Разносит ее, что ни день, за троих.
Одни говорят — от блинов и картошки,
Другие, что это от книжек моих.
А мне наплевать, что соседи болтают,
Грызет же меня только дума одна:
Не все еще в мире про Бокова знают,
Для славы мне что-то еще не хватает,
И вот непонятно, какого рожна?!
Возможно, чтоб спеть мне и ярко и пылко,
Пусть кто-нибудь свистнет меня по затылку,
Тогда, вероятно, от тумаков
Я мигом прославлюсь на много веков.
А если не выйдет, а если беда,
А если окажется все ерунда,
Тогда вы мне тресните по ягодицам!
Вот это уж точно, что мне пригодится.
1977
Михаил Матусовский
И в отворенное окно
К нам тишина приходит снова.
А все же жаль, что я давно
Гудка не слышал заводского.
Машинный грохот — это рай.
Я высшей радости не знаю.
Ревел под окнами трамвай,
Теперь хоть ляг и умирай:
Убрали. Нет того трамвая!
С какой я нежностью внимал
Трубе, что в ванне завывала!
Но слесарь где-то постучал
И словно в душу наплевал —
Шабаш! Не воет. Замолчала!
И раз затих вдали гудок,
Так пусть хоть что-то грянет громом:
Ударь, отбойный молоток!
Взреви, бульдозер, перед домом!
Нет, так, товарищи, нельзя,
В тиши я на стену полезу.
Прошу вас, милые друзья:
Едва усну покрепче я,
Ударьте палкой по железу!
И чтоб воспрянул я душой,
Пусть мой район тепло и грозно
Всю ночь истошно надо мной
Вопит то дисковой пилой,
А то сиреной паровозной.
Ревите громче, я прошу!
И тут, в счастливом этом взлете,
Я вам такое напишу,
Такою песней оглушу,
Что год в рассудок не войдете!
1977
Юрий Кузнецов
Ты змеиные ноздри раздула…
Ты летала, от гнева бела,
То хватала дневные одежды,
То ночные одежды рвала.
Только клочья я вырвал из рук
И накинул на голое тело.
Не стихая всю ночь до утра,
Языки, словно змеи, ласкались
В глубине двуединого рта.
Ты одежды по спальне швыряла,
Я рыдал, я молил: — Помолчи! —
Ты в ответ то, как сыч, хохотала,
То, как ведьма, вопила в ночи.
Я смотрю, раскаляясь до дрожи,
Как ты жжешь за собою мосты.
О, как хочется, господи боже,
Обругать тебя хлестче, чем ты!
Вспоминаю, как мы распалялись,
Виноваты, грешны и правы,
Как два носа друг в друга вжимались
В двуединстве сплошной головы.
В середине порочного круга
Две прически, как змеи, сплелись,
Две подушки вцепились друг в друга,
Две рубашки в лохмотья рвались.
А о том, как мы зло целовались,
Не расскажут ни проза, ни стих:
Языки наши в узел связались,
Лишь к утру мы распутали их.
О, как страстно, как жутко дышалось,
Но лишь стих опаляющий шквал,
Двуединство с рычаньем распалось
И в два голоса грянул скандал!
Шел скандал двухэтажно и длинно,
Двуедино, двулико и всласть,
Но ругалась твоя половина,
А моя — обнаженно тряслась.
Взгляд змеи и ни грамма надежды.
— Ну, прощай! — Ты покровы рвала,
И, швырнув мне ночные одежды,
Ты дневных, уходя, не взяла.
И ушла ты, прихлопнув дверями
Все мольбы. Но я местью дышу.
И о том, что творилось меж нами,
В дикой страсти, глухими ночами,
Я еще и не то расскажу!..
1981
Александр Иванов (пародия на пародиста)
Я злей зубов, хотя и Иванов,
Грызу, жую и извожу поэтов.
Но смеха мало. Часто нет и нету,
Хоть лезь из кожи, хоть меняйся цветом,
Хоть вылезай из собственных штанов!
Ну не хотят смеяться, как на грех!
И я порою чуть не вылезаю.
Другого просто выхода не знаю,
Пускай хоть это вызывает смех.
Мне говорят: — Учись сперва писать,
Тогда и крой. — Ей-богу, вот артисты!
Да научись я вправду сочинять,
Зачем бы я подался в пародисты?!
Я не поэт? А мне чихать, что нет!
Вот вам, к примеру, дорог Евтушенко?
А для меня он все равно что стенка,
Возьму измажу дегтем — и привет!
Короче, чем известнее поэт,
Тем я в него отчаянней впиваюсь.
Рождественского жру, как людоед,
От Вознесенского уже один скелет,
За Окуджаву завтра принимаюсь.
Еще Асадов мне не по нутру.
Я оплевал бы всех его издателей,
Стихи его и всех его читателей,
Эх, даже сам себя как злопыхателя,
Да вот боюсь, слюны не наберу.
Я — пародист, ну разве кисло это?
Валяй когда угодно дурака,
Глумись, дразни любого из поэтов,
А вот в ответ — ни слова, ни пинка!
Вовек такой кормушки не оставлю.
Хоть убивай — не выпущу из рук.
А если вас смеяться не заставлю,
Плевать, я все равно себя прославлю:
Возьму и вправду вылезу из брюк!
1981
Во власти страсти
«Ты холодна. Хоть мучься, хоть зови…»
Ты холодна. Хоть мучься, хоть зови,
До сердца твоего не достучишься,
И лишь когда ты в зеркало глядишься,
Твои глаза теплеют от любви.
1975
«Старушка полюбила молодого…»
Старушка полюбила молодого
И говорит:
— Ну что же здесь такого?!
Когда ж старик в ее влюбился дочь
Она вскричала:
— Убирайся прочь!
Бесстыдник!
1976
Озорная шутка
— Скажи мне, дорогая, откровенно:
Ты с Намбуталом спишь иль с Седуксеном?
— Нет, милая моя, гораздо хуже,
Я по привычке с мужем все и с мужем!
1976
«Ты — замужем. И это грех пытаться…»
Ты — замужем. И это грех пытаться —
Сгорая, вдруг поджечь тебя огнем.
Но так ты хороша, что удержаться
Уже стократным было бы грехом!
1980
«Как избежать измен и горьких сцен?..»
Как избежать измен и горьких сцен?
Что делать, чтоб любовь не распылялась?
Берите милых в столь горячий плен
И так ласкайте их, чтоб для измен
Ни времени, ни сил уж не осталось.
1986
«Что делать, чтоб жить хорошо с женой?..»
Что делать, чтоб жить хорошо с женой?
Ухаживать надо за ней, друг мой.
Однако, чтоб вдруг не попасть впросак,
Запомни: ухаживать надо так,
Как ты бы ухаживал за чужой.
1988
«Женщины в спорте из года в год…»
Женщины в спорте из года в год
По разным причинам идут в поход:
Альпинистки — во имя мужества,
А туристки — во имя замужества.
1989
«У любви пощады нет…»
У любви пощады нет:
Скажешь лишнее словцо —
На руке уже кольцо.
И привет!
1990
«До какого времени…»
До какого времени
Бродит в жилах кровь?
До какого возраста
Мучает любовь?
До какого возраста —
Говорите вы?
Да пока не вешают
Люди головы!
1990
«Как странно иные порой грешат…»
Как странно иные порой грешат.
Грешат и прощенья просить спешат!
Сто раз поклянутся, кажется,
Но вот от греха не откажутся.
1990
Златоуст
О, как же я счастлив с тобой, родная!