Но руки, без опыта, наспех
Скидать все спешили вперед.
Усердных стараний надежность
Тех рук, что поопытней были,
В секунду сломила небрежность
Вторых, что к концу торопились.
Никто не виновен в развале,
Затея была обреченной.
Чуть позже могла быть едва ли
От ветра она сбереженной.
Cactaceae
Я не умею любить… Какая простая фраза!
Душой не умею болеть? Любовь — ведь это зараза!
Далеким я стану спасеньем, для близких — я просто сорняк,
В колкости одинокой делаю все не так.
Я пью за двоих с собою, в компании много не надо,
В жажде я экономен, в излишках я беспреграден…
Но тот, кто верой своею запасся, как путник в пустыне,
Кактуса одинокого цветом пленен поныне!
Юмористическое
Гнев
Над плесневой гладью болота
Струится свинцовый туман,
Мне в петлю с тобою охота
Иль в синий большой океан…
Родиться бы заново мошкой,
Над кочкой болотной жужжать
Иль биться до смерти в окошко,
На дне океана лежать.
Быть может, в расщелине адской
Найду я покой от тебя,
Будильник соседа дурацкий,
Что будит в 6.30 меня!
Невсебешная
Я сплю и сплю — беременная что ли?
Уж полночь близится, а мне не по себе.
С собой давно уже, конечно, в ссоре.
А память лечат прямо в голове.
Каньон любви давно не видел снега,
Да и зачем ему такая суета,
Я просыпаюсь от наваристого бреда,
И бигуди не те, и я совсем не та.
За что мне морщить лоб от лета к лету,
Ведь кашель — не чахотка, говорят,
На полдник ем капустную котлету,
На завтрак пригласила двух бобрят.
И не пойму, и не прощу кого-то,
И выйду прямо голой на балкон,
Смеюсь с собой от фразы анекдота
И голубям крошу с него батон.
Не одинока я, я просто фея в мае.
Мне нравится кружить вам голову.
Не отступайте, дорогой, бегите к раю,
А я вас здесь, в дурдоме, подожду.
Шизофазия
В раскидистом густом овраге
Лепила лошадь соловья.
И находясь в таком распаде,
Мы пели песни кумовья.
Слепые шапки песнопенья,
Комок груди, рябины вой,
С трещащей мудростью вопящей
Кормил назойливой стрелой.
Старушка древняя лягушка,
Отчетливо возясь в золе,
Кому-то нежно пела в ушко
О невоскресшем соловье.
Морил лопух семью горохом,
Ответным пеньем соловья,
А младший брат пердел и охал
Над крайней степенью «нельзя».
Чредой имущество творящей
Конец ее постиг концов.
И конь лепниной говорящей
Заснул на грядке огурцов.
Свора
Задумали как-то собаки породы мастистой
В квартале у дома учить дворовых.
Мол, чтобы достигнуть им титулов чистых,
Учиться у них — «кровей голубых».
Учили, как бегать, сидеть, заслужить поощренье,
Учили, как трапезу с хрустом, не чавкая, есть.
Шампунем как мыться, в больнице лечиться…
Учили-учили, хвала им и честь!
Дворняги их слушали, внемля советам,
Разинувши пасти, слюной истекая,
Как быть, что носить на себе этим летом,
Укладка гламурная будет какая…
Так вся эта свора, в манеры углубясь,
Скулила культурно, сидя вдоль обочины.
Не видела свора, как ехал автобус,
Он вовремя ехал, он ехал с рабочими.
И тут к удивлению серых, никчемных,
Бросились в лужи, колеса кусая,
С матом визгливым те, что из почтенных,
Транспорт маршрутный вперед провожая.
Смысл этой басни, увы, очень прост —
Попали манеры собаке под хвост.
Пусть ты гордишься породой и чином —
За маской не спрятать лица дурачины!
Страна дураков
Старомосковские приветы,
Дождливый Питер и сырой,
Урала грубые секреты,
Сибирский снег, метелей вой.
Дорог извилистые пряди
Перемежают пряди рек,
Смотрю, сквозь лобовое глядя,
Страны огромной человек.
Пестрит крестами на макушках,
Блистая светом куполов.
Молебны звучные в церквушках
Средь деревень и хуторов.
Летит по небу сердца искра,
Спешит объять любимый край,
Родную землю песней близкой,
Лап-тап, ти-буду-дай…
Четыре
Четыре белых столба.
Четыре ножки у стула.
Четыре — это судьба? А может, грани от дула?
Четыре сезона погоды,
Четыре — на свете — сторон!
Четыре — основа природы? А может, основа времен?
Четыре — фундамент, опора!
Четыре в квадрате угла.
Четыре из школьного спора, умножим, когда дважды два!
Четыре же, если разложить,
Четыре получим строки!
Четыре не истина, может? А это вообще не стихи!
Эзотерически-религиозное
Музыка жизни
Ворчащих скрипок диссонансы тревожат душ крикливый шелк.
Меня уносит хор секвенций под флейты плачущей аккорд…
И саксофона крик надрывный пленит, как детский плачь в яслях,
Я сердце рву на нервов стоны в ревущих пламенных очах…
Без смерти нет, увы, и жизни, и кто в гармонии с собой —
Лишь пленный музыки вселенной, свой ищет консонансный строй…
Отдав себя с последней каплей, лишь истинный творец поймет:
Кто расплескать себя боится, тот не воскреснет, тот умрет…
Остров
Я маюсь от грехов, сжигающих мне душу!
Покаяться хочу, да вот уста молчат.
Я выброшен на берег леденящей суши.
Безмолвно только небо, но глаза кричат!
Не испугает лёд осколками разлуки.
Куда я рвусь сегодня? Жить или умереть?
С небес хочу внимать блаженные я звуки,
Чтоб у ворот Господних святую песню петь!
Разверзнется пусть небо слезами всепрощенья,
Святой водою лики всех грешных окропит.
Придет, наступит время всемирного прозренья,
И жить по праву чести никто не запретит.
Отреченный
Я сатаны внебрачный сын,
Рожденный ангельскою девой.
В пустыне жизни я акын,
Кочующий от страха к гневу.
И столп судьбы своей под купол
Воздвиг не я во храме веры.
Любовь с надеждой неподкупны,
Не откупорить мне их двери.
Холодным сердцем отвергаю
Тепло от рук, зовущих ввысь.
Нет, не ханжа я! Просто знаю,
Люблю лишь тех, что отреклись.
Пост
Ломает тело похоть жажды, на постном одре дух хрипит,
Внутри всего сильнее, дважды умноженный, Содом вопит…
Впивая зубы в мякоть фрукта, растленная душа умрет,
От плоти и услады в руку божественной мольбы придет.
И покаянный путник грешный, молясь, очистившись, прозрел…
Дорогою пройдя неспешной, стол яственный вдали узрел.
Снимая плащ-накидку смерти, судьба присела вдруг за стол,
В пасхальной буйной круговерти косу бросая прям на пол…
И в благостном хмельном веселье нет мест для горя и тоски,
«Христос Вознесся», — вместе пели и ангелы, и мужики…
Но праздный день, увы, в исходе, судьба, к работе приступая,
Пустила слух тогда в народе, что смерть глухая и слепая…
С тех пор бояться смерти глупо, но кто умнее понял сам,
Что бог лишь в праведности духа, он есть дорога к небесам.
Нет смысла Пост держать Великий, коль мелок, пакостен твой дух,
Для смерти ты всегда безликий, для бога — что для ветра пух.
Менять себя не бойся, веря, что впереди есть свет всегда,
Ведь сложен путь любого зверя, а человека — иногда…
Лишь трудности своей внимая, впусти в себя любовь и бога,
Тебе откроется простая и чистая везде дорога!
Привет из рая
Привет, пишу тебе из рая!
Я снова жив, и ветер в локонах играет.
Ты не грусти, что нет нас рядом.
Я счастлив, счастью нет преграды!
Здесь всё не так, как пишут люди.
Я просто есть, я жив, по сути…
Я словно свет, вода и ветер.
Я будто знаю всё на свете!
Здесь нет ни боли, ни тоски.
Не нужно рваться на куски.
Нет времени и расстояний,
Я и внутри, и я на грани.
Я точно знаю то, что станет.
Что сердце биться не устанет.
И то, что смерти нет, я знаю,
И то, что жизнью называют.
Зачем, тогда ты спросишь, пишешь?
Раз знаешь все, когда не дышишь.
Отвечу, правды не тая:
Ты просто спишь, а ТЫ есть Я!
Пророк
Невинный ум, печальные глаза,
На бархат кожи — винная лоза…
Из сока слез сплетен узор венца,
Ждет наказания примерный сын отца.
От бессердечия нет милости, увы.
Как нет прощенья жаждущей толпы.
Они прозреют, но пока слепцы,
А от плетей на теле и лице рубцы.
Засохла кровь и на челе узор,
Любовь его, — ему же и в укор.
Предательство простив, услышит в спину смех,
Он как ребенок — первородный грех.
Он — не как все, и вечен его миг,
Кровавой солью умывая лик,
Кропит свой путь, неся свой крест на холм,
Там будет храм, но это все потом…
А впереди часы из адских мук
Под солнцем, гвозди в кисти рук,
И крик в надежде получить ответ,
А от небес слов не было и нет!!!
Рождество
Из света розового неба, в дыму молочных облаков
Создал тебя в кристаллах снега, сложил из тысячи кусков.
Из вырванных из сердца нервов, из капель крови и ресниц,
Связал тебя из вздохов первых, из шума моря, крика птиц.
Всё то, чем дорог мир огромный, вложил в тебя лишь потому…
Чтоб ты, мой сын, пусть непокорный, пролился с неба на траву!
Упал на каждую частицу, обнял весь мир, всем жизнь даря,
Сливаясь в гроздья, по крупицам, меня с собой соединя…
Дал в мир под небом вновь вернуться, освободив от тяжких чар.