Перевод Г. Цагарели
Порою в грохоте и лязге
На улице, противной мне,
Песнь соловья повеет лаской
В неповторимо-нежном сне.
И в клубах вечной душной пыли,
В постылой суете дорог
Мелькнет крылом белее лилий
Воздушный легкий мотылек.
Ты для меня надеждой стала,
Пославшей луч издалека,
О сладость песни небывалой,
О трепетанье мотылька!
25. «Ночь возникающий день повстречала…» Перевод Б. Резникова
Ночь возникающий день повстречала
И на востоке его целовала.
День молодой заалел от стыда,
Тьму он с тех пор избегает всегда.
Точно вот так на щеке твоей белой
Родинка от поцелуя горела.
Еле заметна была и мала,
Вспыхнув, погаснуть сейчас же могла;
Но поцелуем вторым ее тронь —
И обожжет уже губы огонь
И разгорится… Так пламя Авроры
Вдруг озаряет высокие горы.
Тщетно вершины их будут потом
Память лелеять о счастье былом…
Ночь возникающий день повстречала
И на востоке его целовала.
26. Могильщик. Перевод В. Шаламова
Твое нам известно сужденье,
Суровый могильщик-старик,
Что в памяти даже и тени
Умерших никто не хранит.
Взгляни на могущество мая,
Как травы цветут на лугу,
Как ветви деревья вздымают,
Все в белых цветах, как в снегу,
И солнце своими лучами,
Своей теплотой без границ
Луга вышивает цветами
Не хуже любых мастериц.
Взгляни же: у свежей могилы
Рыдает всё утро вдова.
И всё ей на свете не мило,
Пусты утешенья слова.
И стон, раздирающий душу,
И горький доносится крик.
Ты жалобы эти послушай,
Суровый могильщик-старик:
«Пусть лучше растаю туманом,
Исчезну, как призрак в ночи,
Но сердца глубокие раны
Ничем не смогу залечить.
Пусть жизнь проживу одиноко,
Твой образ любя и храня,—
Укрывшийся в сердце глубоко,
Он будет сиять для меня!»
Так верно ль могильщика мненье,
Что мертвый живыми забыт,
Что в памяти даже и тени
Умерших никто не хранит?
Взгляни: приближается кто-то,
Повеяло новой бедой —
В кладбищенские ворота
Вошел человек молодой.
Любимую нынче хоронит,
От гроба не отойдет,
Над свежей могилою стонет,
Подругу из гроба зовет:
«Пусть лучше растаю туманом,
Исчезну, как призрак в ночи,
Но сердца глубокие раны
Ничем не смогу залечить.
Пусть жизнь проживу одиноко,
Твой образ любя и храня,—
Укрывшийся в сердце глубоко,
Он будет сиять для меня!»
Так верно ль могильщика мненье,
Что мертвый живыми забыт,
Что в памяти даже и тени
Умерших никто не хранит?
Та женщина снова к могиле
Явилась с охапкою роз
И бросилась наземь в бессилье —
Она ослабела от слез.
И вот неувядшие розы
Лежат у подножья креста…
Ее выразительна поза,
И скорбна ее красота.
Глазницы ее от страданья,
Как сажею, зачернены,
Любимые воспоминанья
Тоскою воскрешены.
Бедняжка так тяжко страдает,
И раньше рассыпанных роз
Она, как цветок, увядает,
Рыдает и плачет без слез.
Так верно ль могильщика мненье,
Что мертвый живыми забыт,
Что в памяти даже и тени
Умерших никто не хранит?
Взгляни на того молодого,
Что милую схоронил,
Он бродит по кладбищу снова,
Последних лишается сил.
И с воском лицо его схоже, —
Подобно свече восковой,
Он тает и плакать не может,
От горя почти не живой.
«Пусть будет она незабвенна,
Любовь дорогая моя,
Пусть в памяти сказкой нетленной
Навек сберегу ее я».
Так верно ль могильщика мненье,
Что мертвый живыми забыт,
Что в памяти даже и тени
Умерших никто не хранит?
Но вот на убитого горем
Та женщина бросила взор,
И долгим немым разговором
Какой-то скреплен договор.
И люди становятся рядом
И смотрят друг другу в глаза,—
Взаимным сочувственным взглядом
Так много дано им сказать.
Нет, нет, я не верю, не верю.
На свете так быть не должно.
Я совестью клятву измерю,
Я с мертвыми здесь заодно,
Не смейся, могильщик, над этим,
Тебя мне ведь попросту жаль.
Я пожил довольно на свете,
Я верю в людскую печаль.
Зачем же ты громко хохочешь
В ответ на такие слова?
Зачем убедиться не хочешь,
Что память о мертвых жива?
Вот женщине этой печальной
Мужчина поспешно поднес
В торжественном важном молчанье
Букет из кладбищенских роз.
И шепчет: «Люблю и тоскую,
Одна нами правит тоска.
Подругу я вижу такую,
Какой не сыщу и века.
Ведь мертвых не вызвать из гроба
Заклятьем твоим и моим,
Забудем же прошлое оба
И новую жизнь создадим!
Так бросим же скорби и плача
Тяжелый мучительный груз,
И новой чудесной удачей
Пусть будет наш брачный союз».
О, только не это, не это!
Могильщик, смеяться не смей!
Пусть женщина ищет ответа,
Достойного чести своей!
Ищи же, о женщина, слово,
Что хлещет, как бич или плеть,
Всей честью, всей памятью вдовьей
Мужчине достойно ответь!
Ведь тело любимого только
Вчера ты земле предала!
Ведь ты не забыла нисколько,
Какой ты печальной была!
Увидишь, могильщик, что сразу
Найдет она гневный ответ,—
Такую придумает фразу,
Какой не слыхал еще свет.
Но женщина шепчет стыдливо:
«Люблю и с тобой заодно…
Мы оба теперь несчастливы,
И горе нас мучит одно.
Исчезло тяжелое время,
И жизнь обновилась моя,
Забудем страдания бремя,
Я буду навеки твоя!»
Да, камень надгробный — забвенье
Умерших мужей или жен,
Бесспорно могильщика мненье,
И прав в своей горечи он.
И вот уже лето проходит,
Засохли, истлели венки.
Ни тот ни другая не ходят
С могил обрывать сорняки.
Пусть думы людей не тревожат
Кладбищенской тишины,
Пусть суетность мира не может
Нарушить бессмертия сны.
Не нужны житейские грезы,
И даже в конце-то концов
Не нужны ни розы, ни слезы
Спокойному сну мертвецов.
Никто вас от сна не пробудит
И не позовет никуда.
И мертвых живые забудут, —
Так было и будет всегда.
Вот колокол бьет похоронный,
И новые вносят гроба,—
И тех поседевших влюбленных
Настигла земная судьба.
Могильщики гвозди вбивают,
Усмешка крива и горька,—
На свете вот так и бывает,
Вот так и бывало века.
Умерших забытые кости,
Да будет вам мир и покой!
Мне грустно на этом погосте
О жизни подумать людской.
27. Спой мне! Перевод Н. Гребнева
Я, полюбив, пронес любовь сквозь годы,
Мне и сейчас переполняет грудь
Дыханье той любви и той свободы…
О них, прошу я, спой мне что-нибудь!
Рассвет погас. Я разглядеть не в силах
Грядущее сквозь сумрачную муть.
И молодость мою запорошило…
О ней, о ней ты спой мне что-нибудь!
Я видел дни и взлета, и паденья,
Победоносных орд кровавый путь,
Я видел всё: огонь, опустошенье…
О, хоть об этом спой мне что-нибудь!
Всё было неизведанно и ново.
Я жив! Но горя мне пришлось хлебнуть.
Я не отрекся от борьбы суровой.
О той борьбе ты спой мне что-нибудь!
28. Бушуй! Перевод Э. Александровой
Бушуй, беснуйся, жизни океан,
Безумствуй, плюй в глаза мне грязной пеной, —
Седой скале не страшен ураган;
Я устою! Мне море по колено!
Не раз в лицо хлестал мне злобный шквал,
Грозя низринуть в бездну роковую,
Не раз своею грудью отражал
Я клевету и ненависть людскую;
Не раз мой парус, прорванный насквозь,
Не слушая руля, не внемля стонам,