Перевод Б. Ахмадулиной
Я птицей был, мне разрешалось,
Как в небо, ринуться в силок.
Я ринулся — и всё смешалось:
Натэла, Цинандали, жадность
К тебе, о виноградный сок.
Зачем я вырвался, Натэла?
Зачем освободил крыла?
Когда я вышел, ночь светлела,
Была уже светлым-светла.
Уже рассветный ветер дунул,
И птиц возникли голоса,
И я о Тинатин подумал
И к небу обратил глаза.
А в небе было звезд так мало,
Там нежно было и светло,
Там всё качалось, уплывало
И повториться не могло…
191. Кахетинская луна. Перевод К. Арсеневой
Казалось — очень звездно…
Светился свод пологий.
Луна всплывала поздно
Из сумрачной берлоги.
Тропа в горах кружила,
Чинара волновалась,
И всё, что с нами было,
Невольно забывалось.
И новой стала тема,
Свежей стиха дыханье,
И новая поэма
Зажгла воспоминанья.
Как волны, чувства эти
Меняются, мелькая:
Одна луна во Мцхете,
В Кахетии — другая.
192. «Взгляни — Кахетия! Укрытые ветвями…» Перевод К. Арсеневой
Взгляни — Кахетия! Укрытые ветвями,
Созрели персики. Подкрался август знойный.
И рощи тихие полны тетеревами,
И утки на пруду сегодня беспокойны.
В начале сентября ворвется в чащу стрепет,
И дрофы выпорхнут, и куропаток стая.
Придет пора надежд, и лес наполнит трепет,
На просеки падет тумана синь густая.
Услышим выстрелы и крики на поляне:
«Пиль, пиль, Анзор!» Стрелой умчится вдаль борзая,
И станет солнечной долина Алазани,
Ночная мгла ее покинет, уползая.
193. Прихлынул месяц май… Перевод Е. Квитницкой
Прихлынул месяц май, разлил свои моря.
Дух снова ободрен, восторг неописуем.
Минувшего дары, грядущего посулы,
Я всё приму, равно за всё благодаря…
Сжимая свой штурвал бестрепетной рукой,
Всегда я штурман был опасных навигаций.
На сушу ли сойдя, мне шторма испугаться?
Душа моя блюдет восторженный покой.
194. Ночной туман ушел… Перевод Б. Резникова
Ночной туман ушел,
И алое светило
В снега одетый дол
Сияньем озарило.
Зеленых гор маяк
Над нивами рассвета!
Я выиграл! О как
Пьянит победа эта…
Что встретившим зарю
Ушедших бурь дороже?
За радость битвы, боже,
Тебя благодарю!
195. Памяти революционера. Перевод Б. Резникова
Ек. Окуджава
Все слова и все цветы
Отравило колдовство,
Но была спокойной ты:
Пустяки, мол… ничего…
Жизнь ушла в туман, во тьму,
В ней царил хаос слепой.
Но твердила ты ему:
«Успокойся… что с тобой?»
И средь лжи, бездушья, зла,
Средь мучительных тревог
Улыбаться ты могла,
Как никто другой не мог!
Чистый свет своей души
Благородной и простой
Раздавала ты в тиши
Тем, кто обделен судьбой.
…Как любила ты размах
Жизни в мире и в бою!
С Марсельезой на устах
Прожила ты жизнь свою.
Были в ней — и сколько раз! —
Зной и стужа, свет и мгла,
Но и в свой последний час
Ты самой собой была…
196. Ветер новшеств. Перевод Е. Квитницкой
Подводит ветви к самому окну —
Ну как не впустишь молодую крону!
Он может в тучи вытолкнуть луну
И только солнца не посмеет тронуть.
Он — ветер новшеств, и его права
Простерлись там, где вымерли туманы.
И вся округа весело жива,
И все поля цветущи и духмяны.
197. Эфемера. («Неустанно, неуклонно мчатся кони от погони…») Перевод Е. Квитницкой
Неустанно, неуклонно мчатся кони от погони.
Я седлал и я треножил синих коней всех времен.
Разве кто во время оно мог догнать Галактиона?
Кто теперь его догонит, если всех быстрее он?..
Синегривый конь горячий, топот мерный, всадник первый.
Кто, когда, какою клячей обогнать меня грозил?
Кто скакал со мною вровень? Я — поэт до нитки нерва.
Разве я хоть каплей крови, хоть кровинкой — не грузин?!
Запорошен и завьюжен, путь мой в небе обнаружен.
Конь ретивый, синегривый дышит ветром перемен.
Он не взмылен, не натружен, не теснит его подпружье.
Город должен быть разрушен, если город — Карфаген!..
Заявляю, что отныне не стоять его твердыне.
Я воздвигну на руине волшебство своей мечты!
Чтоб увидеть, станут люди переваливать пустыни,
Проторяя на верблюде караванные пути.
Состязаний провозвестник, я смотрю из поднебесий.
Победитель мне известен, отвечаю головой:
Посреди стиха — цезура, и молчанье после песен,
И стремглавый конь лазурный на дорожке беговой.
Заболочено, и гнило, и постыло наше горе.
Даже адские горнила все грехи испепелят.
Но, пристрожен и пришпорен от моих фантасмагорий,
Средь небесных плоскогорий конь гарцует не пыля.
Иноходец за границы безграничного стремится.
Грива синяя струится, сила нервная кипит.
Люди, люди блудят, блудят и к нему вздымают лица.
Но напрасно падать ниц им на следы его копыт.
Преисполненная скверны, ночь преступней, чем галерник.
И луна за ней влачится, как чугунное ядро.
Пусть спасенье не случится в этом времени безмерном.
Эфемерно, эфемерно воровское серебро…
Я же сам, по крайней мере, тем богат, в чем разуверен,
И отдам своей химере всё, что видел наяву.
Раздается конский топот с сотворенья до потопа,
И, утопленник утопий, я всплываю и плыву.
Под высоким черным сводом я присвоен преисподней.
Там, где небо раскололось, приближаясь к рубежу,
Прозвучит мой вещий голос, крикнет голос: «Я свободен!»
И ступни свои о полюс я, усталый, остужу.
Как заложник жизни бренной и наследник суверенный,
Я сойду одновременно и с престола и с ума.
В беспредельной этой муке всё нетленное мгновенно,
Но не ты, к седельной луке притороченная тьма.
Окажусь я в храмах дальних, на границах орбитальных,
Там, где листья облетают на летальные цветы.
Вход одним потусторонним в обитаемые тайны
И в укромные хоромы потаенной красоты.
Это пытка, пытка, пытка — бредят синие копыта.
Посреди громов и зарев, истязуемый тоской,
Я безумными глазами наблюдаю состязанье
Лучезарного азарта эфемеры нелюдской.
В стуке дробном, дробном, дробном мир угроблен преогромный,
Ничего не слышно, кроме — кроме грома на века.
Мчатся кони, кони, кони на Вселенском ипподроме,
Мчатся синие фантомы по разомкнутым кругам…
198. Морская эфемера. Перевод Е. Квитницкой
SOS!
SOS!
SOS!
Хаос и его присные,
Пустынники и бедуины вод,
Корабль наш молит о пристани!
«Надежда» — имя его.
Справа по борту — чайка.
Слева — нет чайки.
Спасенья уже не чаем.
Отчаянье.
Но —
Мы хотим причала.
Мы не хотим на дно.
Наши позывные —
Призы́вные:
SOS!
SOS!
SOS!
Насосались пустого ветра.
Где надежда, там вера.
Веселей, братва!
В ад так в ад!
Эй, там, на «Надежде»,
Те же,
В тельняшках!
Наляжем!
Сбиты фок и грот.
Вперед!
Море взмылено во все мили,
Море грабит свои могилы.
Право руля! Веселей!
Вперед, на кладбище кораблей,
Со скоростью сто узлов!
Гляди, недурной улов:
Почти совсем новый
Дредноут…
Доискались капитана Де-Лонга…
Ловко!..
Слушай, акульи дети,
Он ведь был где-то,
Берег,
На горизонте суженный.
Назывался — сушей.
Ма-те-рик.
Черт его подери!
Был, а сейчас где же?
Осталась одна «Надежда».
Смыло с нее пушки,
Оборвало канаты.
Что ж мы ее, старушку,
Не отпоем как надо?!
Не проводим в последний путь?
Слава, слава, слава!
Тонуть так тонуть!
В ад или в рай —
Запевай!
Сколько мы волн объездили,
Ногу держали в стремени.
Сколько скитались вместе мы