Поет мадонна, проплывает стадо,
Как в облаке, в оранжевой пыли.
238. Снега вразлет, наискосок лежали. Перевод Э. Александровой
Снега вразлет, наискосок лежали…
Как в книгах Диккенса, на склоне дня —
Поленьев треск, раздумье у огня…
Вдруг настежь окна, ветер пламя вздул
И кто-то прямо в сердце мне шепнул:
«Бумаги — в пепел! В прах мечты развей!
И двинь вперед корабль грядущих дней!»
…Снега вразлет, наискосок лежали…
239. Вороненок. Перевод К. Арсеневой
Ветер, пролетев лесной сторонкой,
Из гнезда похитил вороненка.
Полон лес шуршанья, скрипа, гама;
В нем шатры дубов — как своды храма.
Травы на лужайке чуть примяты —
Ложе из трилистника и мяты.
Плачет ветром схваченный спросонок,
Унесенный в чащу вороненок.
Грохнул гром и, рассыпаясь трелью,
Покатился эхом по ущелью.
Поднялся в овраге хохот, шепот,
Частого дождя немолчный ропот.
240. Платанам Шиндиси. Перевод Б. Ахмадулиной
С чем платаны Шиндиси сравню?
С чем сравню той поры несравненность?
Ее утро, ведущее к дню,
Ее детских молитв откровенность?
С чем тебя я сравню, моя мать?
Что ж не брошусь я к скважинам, щелкам,
К окнам, чтобы на миг увидать,
Как идешь, как белеешь ты шелком?
О, платаны в Шиндиси моем!
Я не понял закона простого —
Да, напомнит одно о другом,
Но одно не заменит другого.
Так о детстве всерьез и шутя
Я заплакал, отверженный странник.
Уж не я, а иное дитя
Его новый и милый избранник.
Нет замены вокруг ничему:
Ни пичужке, порхающей в выси,
Ни цветку, ни лицу моему,
Ни платанам в далеком Шиндиси.
241. Дубы. Перевод В. Потаповой
Яблони чахнут, поникли и нежные лозы —
Видно, промчались над ними жестокие грозы.
Но погляди — чем древней великаны-дубы,
Тем они крепче, тем больше в них свежести, мощи.
Несокрушимой твердыней стоят они в роще,
Силы накапливая для грядущей борьбы.
242. Из прозы будней. Перевод М. Синельникова
Чем дольше сон, тем непробудней
Мечтатель грезит и парит.
И ты, мой брат, из прозы будней
Заброшен в мир эфемерид.
Тебя влекут полунамеки,
Обходят сердце стороной
Высокопарные уроки
Нагой премудрости земной.
Напев о родине навеки
Пленяет шелестом листвы,
Но мертвенны библиотеки,
Книгохранилища мертвы.
Не фразы — лишь обрывки речи,
Обмолвки чувства пьются всласть,
И дни — ночей слепей и резче,
От красноречья гибнет страсть.
Глядит, как мальчик на мужчину,
Суровый век… Его влечет
Цель ясная… Ведет в пучину
Не ослепленье, а расчет.
243. О бытие, ликуй и длись! Перевод В. Леоновича
И вышла ты из мглы веков
Воздушными стопами —
Со всею негой лепестков
И тонкими шипами —
Сердца, как розы, обнялись.
Колеблемое пламя,
О бытие,
Ликуй и длись!
Сиротства нет.
Со мной, с тобой —
Уже в одной куртине —
Шопен — твой ангел голубой,
Мой демон — Паганини.
В огне моем — прекрасна ты —
И холодна…
Твои черты
В огне моем — отныне!
244. В поезде. Перевод Г. Маргвелашвили
Пестрят пригорки, как жирафы.
Экспресс — со скоростью молвы.
Уже в тоннель войти пора бы —
Не испугаетесь ли вы?
245. Когда луна светит днем. Перевод В. Леоновича
Клубятся облака — и мысль
Проходит по челу гиганта —
Всей острой тяжестью пришлись
Мы прямо на плечи Атланта.
Как собственный на небе след,
Луна там светится дневная,
Как бы незримо пеленая
К ней тя-ну-щи-й-ся предмет.
И день белесо-голубой —
Сквозит, как северная сага.
Потягивает из оврага,
И будет ветер. Листобой.
Свет двойственный и колдовской
Вас очарует и остудит,
И будет вечный день-деньской,
А ночи никогда не будет.
246. «Ковры, свисающие с башен…» Перевод Г. Цагарели
Ковры, свисающие с башен,
Шелка, завесившие зал,
Где, шкурой тигровой украшен,
Когда-то Тариэл блистал.
Я видел сны, но здесь, по сути,
Роскошней лал и изумруд.
Над стенами дворца Гегути
Века давнишние идут.
Встает Тамара у колонны
Как тень, в плену нездешних дум.
В шатер ресниц, чуть увлажненный,
Уже врывается самум.
Араб, гордящийся тюрбаном,
С щитом стальным у двери стал.
Песнь, занесенная Ираном,—
Как дуновенье опахал.
И сладкозвучен чародейный
Гафиз, прославленный стихом.
Фонтан не молкнет у бассейна.
Мы снова Руставели ждем!
247. Спит Тбилиси. Перевод В. Леоновича
И беспробудно. Забившись под мост,
Дремлет и бредит Кура, как собака.
Ветер — по черни, по инею звезд —
Душу уносит… а бросит, однако.
Чувствую, право: я жив, не убит.
Будто бы жить меня сызнова учит
Старый сверчок, что в камнях свиристит,
Нитку свою бесконечную сучит…
И ни о чем не мечтаю. Ничью
Душу собою не обременяю.
Идолов, верованья — дурачью
Ныне в закон и во благо вменяю.
Замки воздушные прахом легли —
Пала роса. И ни слова о Боге.
Мне — всё — равно. А снега расцвели…
Черт побери: розовеют отроги…
248. «Пронесся гневный ураган…» Перевод Г. Цагарели
Пронесся гневный ураган,
Но тень одна чарует странно,
Хоть не звенит струя фонтана
О тайнах недоступных стран.
И всё властительней дурман
Мечты, томящей неустанно.
Как паланкин, луной венчанный
Тбилиси кутает туман.
Уйдут года, но старых ран
Нам врачевать не будут боле,
И сердцу не избыть той боли!
Где чары недоступных стран?
И страсти стон, что мы ловили,
Не бросит в ночь Сараджишвили.
249. «Легкое облако! Ты сквозь небесную тишь…» Перевод Б. Резникова
Легкое облако! Ты сквозь небесную тишь,
Словно горячий скакун по утесам, летишь.
Ветры ущелий несут тебя в дали, и хор
Утренних рек — величавая музыка гор…
Сколько в тебе самобытности, света, огня!
Новый рассвет означаешь ты и для меня.
Пусть же все грозы, метели и всплески мечты
Столь же легки и бестрепетны будут, как ты!
250. Поэма тигра. Перевод Ю. Ряшенцева
В этой жаркой дремоте поступь тигра слышна.
Прокричи обреченно все слова, имена:
Всё, чем жив человек, всё в «Вепхисткаосани»
С небом, с грешной землею смешалось сполна.
Где теснятся растенья оживленной толпой,
Тигр проходит своею непреложной тропой.
Милосердный и грозный, он действует властно
И царит и господствует рядом с тобой.
Мастера разрушенья собирают свой съезд,