«Ундина!
Полно проказничать; стыдно; в хижине гости».
При этом
Слове стало там тихо, лишь изредка слышен был
легкий
Шепот, как будто бы кто потихоньку смеялся.
«Почтенный
Гость, не взыщи, – сказал рыбак,
возвратившись на место. —
Может быть, шалостей много еще ты увидишь,
но злого
Умысла нет у нее. То наша дочка Ундина,
Только не дочка родная, а найденыш;
сущий младенец,
Все проказит, а будет ей лет уж осьмнадцать;
но сердце
Самое доброе в ней». Покачав головою, старушка
Молвила: «Так говорить ты волен; когда ты усталый
С ловли приходишь домой, то тебе на досуге забавны
Эти проказы; но, с утра до вечера дома глаз на глаз
С нею пробыв, от нее не добиться путного слова —
Дело иное; тут и святой потеряет терпенье». —
«Полно, старуха, – рыбак отвечал, – ты бьешься
с Ундиной,
Я с причудливым морем: разве не часто мой невод
Портит оно и плотины мои размывает, а все мне
Любо с ним; то же и ты, хоть порою и охнешь, однако
Все Ундиночку любишь. Не так ли?» – «Что правда,
то правда;
Вовсе ее разлюбить уж нельзя», – кивнув головою,
Кротко сказала старушка. Вдруг растворилася
настежь
Дверь; и в нее, белокурая, легкая станом, с веселым
Смехом впорхнула Ундина, как что-то воздушное.
«Где же
Гости, отец? Зачем ты меня обманул?» Но, увидя
Рыцаря, вдруг замолчала она, и глаза голубые,
Вспыхнув звездами под сумраком черных ресниц,
устремились
Быстро на гостя, а он, изумленный чудным явленьем,
Был как вкопанный, жадно смотрел на нее и боялся
Взор отвести: он думал, что видит сон, вглядеться
В образ прекрасный спешил, пока он не скрылся.
Ундина
Долго смотрела, пурпурные губки раскрыв,
как младенец;
Вдруг, встрепенувшись резвою птичкой,
она подбежала
К рыцарю, стала пред ним на колена и,
цепью блестящей,
К коей привешен был меч, играя, сказала:
«Прекрасный,
Милый гость, какою судьбой очутился ты в нашей
Хижине? Долго ты по свету должен был
странствовать, прежде
Нежели к нам дорогу найти? Скажи, через лес наш
Как ты проехал?» Но он отвечать не успел; на Ундину
Крикнула с сердцем старушка: «Оставь в покое,
Ундина,
Гостя; встань и возьмись за работу». Ундина, ни слова
Ей не сказавши в ответ, схватила скамейку и, севши
Подле Гульбранда с своим рукодельем,
тихонько шепнула:
«Вот где я буду работать». Старик притворясь,
что не видит
Новой проказы ее, хотел продолжать; но Ундина
Речь перебила его: «У тебя я спросила, мой милый
Гость, откуда приехал ты к нам? Дождусь ли
ответа?» —
«Из лесу прямо приехал я, прелесть моя». —
«Расскажи же,
Как ты в лесу очутился и что в нем чудного видел?»
Трепет почувствовал рыцарь, вспомнив о лесе;
невольно
Он обратил глаза на окошко, в которое кто-то
Белый, ему показалось, глядел; но было в окошке
Пусто, за стеклами ночь густая чернела.
Собравшись
С духом, рассказ он готов был начать, но старик
торопливо
Молвил ему: «Недоброе время теперь нам об лесе
Речь заводить; расскажешь нам завтра».
Услышавши это,
С места вскочила Ундина, и глазки ее засверкали.
«Нынче, не завтра он должен рассказывать!
нынче, теперь же!» —
Вскрикнула с сердцем она и,
бровки угрюмо нахмурив,
Топнула маленькой ножкою об пол; и в эту минуту
Так забавно мила и прелестна была, что в Гульбранде
Вспыхнуло сердце, и он еще боле пленился смешною,
Детской ее запальчивостью, нежели резвостью
прежней.
Но рыбак, рассердясь не на шутку, причудницу начал
Крепко журить за ее упрямство и дерзкую вольность
С гостем. Старушка пристала к нему.
Тут Ундина сказала:
«Если браниться хотите со мной, а того не хотите
Сделать, о чем я прошу, так прощайте ж;
одни оставайтесь
В вашей скучной, дымной лачужке». С сими словами
Прыгнула в двери она и в минуту во мраке пропала.
Глава IIО том, как Ундина в первый раз явилась в хижине рыбака
Рыцарь вскочил, за ним и рыбак, и бросились оба
В дверь, чтоб ее удержать, но напрасно:
Ундина так быстро
Скрылась, что даже было нельзя догадаться, в какую
Сторону вздумалось ей побежать.
Испуганным взором
Рыцарь спросил рыбака: «Что делать?» —
«Уж это не в первый
Раз, – рыбак проворчал, – такими побегами часто
Нас забавляет она; теперь опять мне придется
Целую ночь напролет без сна проворочаться с боку
На бок на жесткой постеле моей: ведь мало ль
что может
Встретиться ночью!» – «Зачем же медлить?
Пойдем поскорее
Сами за нею». – «Труд бесполезный; ты видишь,
какая
Тьма на дворе: куда мы пойдем? И кто угадает,
Где она спряталась?» – «Будем, по крайней мере, —
прибавил
Рыцарь, – хоть кликать ее». И кричать он начал:
«Ундина!
Где ты, Ундина?» Старик покачал головою:
«Как хочешь,
Рыцарь, кричи, она не откликнется нам, а уж верно
Где-нибудь близко сидит; еще ты не знаешь, какая
Это упрямица». Так говоря, старик с беспокойством
В темную ночь глядел и не мог утерпеть, чтоб туда же
Вслед за Гульбрандом не крикнуть:
«Ундиночка! милая! где ты?»
Правду, однако, он предсказал: никакой там Ундины
Не было. Долго кричав понапрасну, они наконец
возвратились
Оба в хижину; там уж было темно, и старушка,
Менее мужа о том, что с Ундиной случится,
заботясь,
Спать улеглась, и в камине огонь, догоревши,
потухнул;
Только немногие уголья тлели, и синее пламя,
Изредка вспыхнув, трепещущий свет разливало
и гасло.
Снова разведши огонь, рыбак наполнил большую
Кружку вином и поставил ее перед гостем.
«Мы оба,
Рыцарь, едва ли заснем; так не лучше ли будет,
когда мы,
Вместо того чтоб в бессоннице жесткой рогожей
Грешное тело тереть, посидим у огня и за доброй
Кружкой вина о том и другом побеседуем? Как ты
Думаешь, добрый мой гость?» Гульбранд согласился
охотно.
Сесть принудив его на почетном оставленном стуле,
Честный старик поместился с ним рядом,
и вот дружелюбно
Стали они разговаривать; только при каждом
малейшем
Шорохе – стукнет ли что в окошко, и даже нередко
Просто без всякого стука и шороха – вдруг умолкали
Оба и, палец поднявши, глаза неподвижно уставив
В двери, слушали; каждый шептал: «идет!» —
и не тут-то
Было; не шел никто; и, вздохнувши, они начинали
Снова свой разговор. «Расскажи мне, —
сказал напоследок
Рыцарь, – как вам случилось найти Ундину?» —
«А вот как
Это случилось, – рыбак отвечал. —
Тому уж двенадцать
Будет лет, как я с товаром моим через этот
Лес был должен отправиться в город; жену я оставил
Дома, как то бывало всегда, а в то время и нужно
Было ей дома остаться. Зачем, ты спросишь?
Господь нам
В поздние наши лета даровал прекрасную дочку;
Как же было покинуть ее? Товар мой продавши,
Я возвращался домой, и, солгать не хочу,
не случилось
Мне ничего, как и прежде, в лесу
недоброго встретить;
Бог мне сопутствовал всякий раз, когда через этот
Страшный лес мне идти удавалось, а с Ним
и опасный
Путь не опасен». При этом слове старик с умиленным
Видом шапочку снял с головы и, руки сложивши,
В набожных мыслях минуты на две умолкнул;
потом он
Шапочку снова надел и так продолжал: «Я с веселым
Сердцем домой возвращался, а дома
ждало несчастье:
Вся в слезах навстречу ко мне жена прибежала.
„Царь небесный! что случилось? – я воскликнул. —
Где наша
Дочка?“ – „Она у того, чье имя ты в эту минуту,
Бедный мой муж, призываешь“, – жена отвечала.
И молча,
Горько заплакав, пошел я за нею в хижину; тела
Милой малютки моей я глазами искал там, но тела
Не было. Вот как это случилось: с нашим младенцем
Подле воды на траве жена спокойно сидела;
С ним в беззаботном веселье играла она;
вдруг малютка
Сильно к воде протянулась, как будто чудесное что-то
В светлых приметя струях; и видит жена,
что наш милый
Ангел смеется, ручонками что-то хватая; но в этот
Миг как будто какой невидимой силой швырнуло
В волны дитя, и в их глубине бедняжка пропала.
Долго я тела искал, но напрасно, нигде и приметы
Не было. Вот мы, на старости две сироты,
в безотрадном
Горе сидели в тот вечер вдвоем у огня и молчали:
Если б и можно было от слез говорить, то не стало б
Духу; и так мы оба молчали, глаза устремивши
В тусклый огонь; как вдруг в дверях послышался
легкий
Шорох; они растворились – и что же видим мы?
Чудной
Прелести девочка, лет шести, в богатом уборе,
Нам улыбаясь, как ангел, стоит на пороге. Сначала
Мы в изумленье не знали, живой ли то был человечек
Или обманчивый призрак какой; но скоро приметил
Я, что вода с золотых кудрей и с платья малютки
Капала; я подумал, что, верно, младенец недавно
Был в воде и что скорая помощь нужна.
И, вздохнувши,
Так сказал я жене: „Никто не подумал спасти нам
Милое наше дитя; по крайней мере, мы сами
Сделаем то для других, чего не могли нам другие
Сделать, и что на земле блаженством
было бы нашим“.
Мы раздели малютку, ее положили в постель
и напиться
Дали горячего ей; а она все молчала и только,
Светло-небесными глазками глядя на нас,
улыбалась.
Скоро заснула она и свежа, как цветочек весенний,