Берег; я брошуся в этот поток – он мой дядя;
издавна
В нашем лесу он свободную, чудную жизнь,
как пустынник,
Розно с родней и друзьями проводит. Он силен
и многим
Старым рекам и могучим потокам союзник.
Принес он
Некогда к жителям хижины здешней меня
беззаботным,
Ясным, веселым младенцем; и он же ныне отсюда
В дом отца моего меня отнесет измененным, живую
Душу приявшим созданьем, любящей,
скорбящей женою».
Дале она говорить не могла; пораженный,
плененный,
Рыцарь ее обхватил, и на руки поднял, и вынес
На берег; там перед небом самим повторил он
обет свой:
С ней неразлучно жить на земле и делить все земное.
В сладком согласии, за руки взявшись,
медлительным шагом
В хижину оба пошли. И Ундина, глубоко постигнув
Благо святое души, перестала жалеть о прозрачном
Море и влажных жилищах отцовского чудного
царства.
Глава IXО том, как рыцарь и его молодая жена оставили хижину
Рыцарь, проснувшись с зарей на другой день,
весьма удивился,
Видя, что подле него Ундины нет, и снова он начал
Думать, что все, происшедшее с ним
в последнее время,
Было мечта. Но в эту минуту Ундина явилась;
Севши к нему на постель, сказала она: «Я ходила
В лес проведать, исполнил ли дядя свое обещанье?
Все исполнено; воды свои он собрал и снова
Лесом бежит одинок, невидим и задумчиво шепчет;
Всех водяных и воздушных друзей распустил он,
и стало
Тихо в лесу, и все в порядке по-прежнему; можем,
Милый, отправиться в путь, как скоро захочешь».
С каким-то
Странным чувством, похожим на робость,
слушал Ундину
Рыцарь: ее родные были ему не по сердцу.
Но Ундина своею тихою прелестью снова
Сладкий покой возвратила ему; и,
любуясь с ней вместе
Зеленью берега, так благовонно, свежо и прозрачно
Светлою влагой объятого, рыцарь сказал:
«Для чего же
Так нам спешить отсюда, Ундина? Уж верно,
не встретим
Мы нигде толь мирного счастья, каким насладились
В этом краю; пробудем же здесь; никто нас
не гонит». —
«Что ты, мой друг, прикажешь, то и будет, – сказала
с покорным
Видом Ундина, – но слушай: моим старикам
разлучаться со мною
Тяжко и так, а они еще не знают Ундины,
Новой, нежной, любящей, смиренной Ундины;
и все им
Мнится еще, что смиренье мое не надежней покоя
Вод; и меня легко позабудут они, как весенний
Цвет, как быструю птичку, как светлое облако;
дай же,
Милый, в тот миг, как навек на земле нам должно
расстаться,
Скрыть мне от них тобой сотворенную, верную душу.
Если же долее здесь мы побудем, то буду ль уметь я
Так притвориться, чтоб им моя не открылася тайна?»
Рыцарь был убежден, и вмиг собралися в дорогу;
Снова коня оседлали; священник вызвался с ними
В город идти через лес и с рыцарем вместе Ундине
Сесть помог на седло. Обнялися; расстались; Ундина
Плакала тихо, но горько; добрый рыбак и старушка
Выли голосом, глядя за нею вслед и как будто
Вдруг догадавшись, какое сокровище в эту минуту
В ней потеряли. В грустном молчанье вперед
подвигались
Путники. Гущи лесной уж достигли они, и прекрасно
Было видеть в зеленой тени, на разубранном пышно
Гордом коне, молодую робкую всадницу, справа
Старого патера в белой одежде, а слева, в богатом
Пестром уборе, прекрасного рыцаря. Бережно чащей
Леса они пробирались. Рыцарь одну лишь Ундину
Видел; Ундина ж влажные очи свои в упоенье
Новой души на него одного устремляла, и скоро
Тихий, немой разговор начался между ними
из нежных
Взглядов и вздохов. Но вдруг он был прерван
каким-то
Шепотом странным: шел рядом с священником
кто-то четвертый,
К ним недавно приставший. Он-то шептал.
Как священник,
Был он в белом платье, лицо закрывалось каким-то
Странным, широким покровом, которого складки,
как волны,
Падали с плеч и стан обвивали; и он беспрестанно
Их поправлял, закидывал на руку полы, вертелся,
Прыгал; но это ему ни идти, ни болтать не мешало.
Вот что шептал он в ту минуту, когда молодые
Вслушались в речи его: «Уж давно, давно,
преподобный,
В этом лесу я живу, как у вас говорится, монахом;
Правда, я не пощусь, не спасаюсь, а просто мне любо
Жить на воле в глуши и в этом белом, волнистом
Платье под тенью густою разгуливать. Часто и солнце
Чудно сверкает по складкам моим; а когда я кустами
Крадусь, бывает такой веселый шорох, что сердце
Прыгает…» – «Вы человек замечательный, —
молвил священник, —
Я бы желал покороче узнать вас». – «А ты кто,
когда уж
Дело у нас пошло на расспросы?» —
сказал незнакомец.
«Патер Лаврентий, священник
Мариинской пустыни». – «Дельно;
Я же, просто сказать, свободный лесной обыватель;
Имя мне Струй; ремесла не имею; волен как птица;
Нет у меня господина; гуляю, и все тут. Однако
Нужно мне кое-что молвить вот этой красавице».
С этим
Словом он прянул к Ундине, вдруг вырос, и подле
Уха ее очутилась его голова. Но Ундина
В страхе его оттолкнула, воскликнув: «Поди поскорее
Прочь; я более с вами не знаюсь». – «О! о! да какая ж
Замужем стала она спесивая! с нами, роднею,
Знаться не хочет! Да кто же, скажи мне, пожалуй,
не я ли,
Дядя твой, Струй, малютку тебя на спине
из подводной
Области на берег здешний принес? Позабыла?» —
«Оставь нас,
Именем Бога тебя умоляю, – сказала Ундина. —
Ты мне страшен; ты сделаешь то, что и муж мой
дичиться
Станет меня, как скоро увидит с такою роднею». —
«Здесь я недаром; хочу проводить вас, иначе едва ли
Вам через лес удастся пройти безопасно. А этот
Патер уж знает меня; говорит он, что будто
Был я в лодке, когда он в воду упал; и, конечно,
Был я в лодке; я в эту лодку прянул волною,
Вырвал его из нее и на берег вынес, чтоб свадьбу
Можно было сыграть вам». Ундина и рыцарь
при этом
Слове взглянули на патера: шел он, как будто
в глубокий
Сон погруженный, не слыша того,
что вблизи говорилось.
«Вот и лесу конец, – сказала дяде Ундина, —
Помощь твоя теперь не нужна, оставь нас;
простимся
С миром; исчезни». Струй рассердился;
он сделал такую
Страшную харю и так глазами сверкнул, что Ундина
Громко вскрикнула; рыцарь выхватил меч и хотел им
В голову Струя ударить, но меч по волнам водопада
С свистом хлестнул, и в воде как будто шипящий
Хохот раздался; рыцаря обдало пеной холодной.
Патер, вдруг очнувшись, сказал: «Я предвидел,
что это
С нами случится, лесной водопад был так близко;
и все мне
Мнилось до сих пор, что он живой человек
и как будто
С нами шепчет». И, подлинно, рыцарю на ухо внятно
Вот что шептал водопад: «Ты смелый рыцарь,
ты бодрый
Рыцарь; я силен, могуч; я быстр и гремуч; не сердиты
Волны мои; но люби ты, как очи свои, молодую,
Рыцарь, жену, как живую люблю я волну…» —
и волшебный
Шепот, как ропот волны, разлетевшейся в брызги,
умолкнул.
Кончился лес, и вышли в поле они: там имперский
Город лежал перед ними в лучах заходящего солнца.
Глава XО том, как они жили в имперском городе
В этом имперском городе все почитали погибшим
Нашего рыцаря, все сожалели о нем, а Бертальда
Боле других; она себя признавала причиной
Смерти его, и совесть терзала ей сердце, и милый
Рыцарев образ глубоко в него впечатлен был
печалью.
Вдруг он явился живой и женатый, а с ним
и свидетель
Брака его, отец Лаврентий; весь город нежданным
Чудом таким приведен был в волненье;
прелесть Ундины
Всех поразила, и слух прошел, что в лесу
из-под власти
Злого волшебника рыцарь избавил ее, что породы
Знатной она. Но на все вопросы людей любопытных
Рыцарь ответствовал глухо; патер же был
на рассказы
Скуп, да и скоро в свой монастырь возвратился он;
словом,
Мало-помалу толки утихли; одной лишь Бертальде
Было грустно: скорбя о погибшем, она поневоле
Сердцем привыкла к нему и его своим называла.
Скоро, однако, она одолела себя; от природы
Было в ней доброе сердце, но чувство глубокое долго
В нем не могло сохраняться, и здесь
легкомыслие было
Верным лекарством. Ундину ласкала она, а Ундине,
Простосердечной, доброй Ундине, боле и боле
Нравилась милая, полная прелести сверстница. Часто
Ей говорила она: «Мы, верно, с тобою, Бертальда,
Как-нибудь были прежде знакомы, иль чудное что-то
Есть между нами; нельзя же, чтоб кто без причины,
без сильной,
Тайной причины, мог так кому полюбиться,
как ты мне
Вдруг полюбилася с первого взгляда».
И в сердце Бертальды
Что-то подобное было, хотя его и смущала
Зависть порою. Как бы то ни было, скоро друг
с другом
Стали они неразлучны, как сестры родные.
Но рыцарь
Был готов уж в замок Рингштеттен, к истокам Дуная
Ехать, и день разлуки, может быть вечной разлуки,
Был недалек; Ундина грустила; и вот ей на мысли
Вдруг пришло, что Бертальду с собою
в замок Рингштеттен
Могут они увезти, что на то герцогиня и герцог,
Верно, по просьбе ее согласятся. Однажды об этом
Рыцарь, Ундина, Бертальда втроем рассуждали.
Был теплый
Летний вечер, и темною площадью города вместе