Светила мудрецов, согласный правя хор,
Свой невод завели над головами гор,
И горестным стихом, как чаша пировая,
Мне «море Черное шумит, не умолкая».
Хозяин проводить выходит на порог,
И дышит нам в лицо полынь ночных дорог.
Вновь лестница, чердак… Здесь,
встречен лунным светом,
На миг мальчишески я мню себя поэтом,
Спешу опять раскрыть заветную тетрадь,
Ликую, и пою, и не могу дышать…
А ночь идет в окне, а ветер, синь и черен,
Несет по бархату разлет огнистых зерен,
И пляшут бабочки, и клонится свеча,
И рухнувший прибой я слышу у плеча.
101. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Мерным грохотом и звоном
И качаньем невпопад
За последним перегоном
Ты встаешь в окне вагонном,
Просыпаясь, Ленинград.
Друг, я ждал тебя немало…
В нетерпенье — видишь сам —
Перед аркою вокзала
Сразу сердце застучало
По сцепленьям и мостам.
Брат мой гулкий, брат туманный,
Полный мужества всегда,
Город воли неустанной,
По гудкам встающий рано
Для великих дел труда.
Как Нева, что тратит пену
На устоях мостовых,
Как заря — зари на смену, —
Я отныне знаю цену
Слов неспешных и скупых.
Друг твоим садам и водам,
Я живу, тебя храня.
Шаг за шагом, год за годом,
Сквозь раздумья к строгим одам
Вел ты бережно меня.
Возвращаясь издалёка,
Я опять увидеть рад,
Что в судьбе твоей высокой
Вслед ампиру и барокко
Вырос юный Ленинград,
Что вливает в гром завода
И Нева свой бурный стих,
Что людей твоих порода
И суровая погода —
Счастье лучших дней моих!
102. ВИНО
Есть в Имеретии вино —
Не всем понравится оно.
Зайди в какой-нибудь духан,
Проси полней налить стакан —
Тебе хозяин принесет
Вино, чеснок и синий лед.
И вот — от первого глотка —
Сама опустится рука,
Вдохнешь ты давнюю полынь
И ветра солнечную синь.
Увидишь ласточек, и дом,
И сизый тополь над окном,
Себя увидишь в речке дней —
Но лучше, радостней, вольней —
Как будто в вещую тетрадь
Еще не начал ты писать.
И снегом первого листа
Душа раскрыта и пуста.
Глоток второй — и невпопад
В саду деревья зашумят,
Сгоревших дней ползучий дым
Вдруг встанет дубом молодым,
Раскинет ветви и, гудя,
Обрушит олово дождя.
Тут ты очнешься — и потом
Ударишь в доски кулаком,
И, распахнувши в ночь окно,
Допьешь проклятое вино!
103. NATURE MORTE
Фаянсовых небес неуловимый скат,
Кольцо лиловых гор и золото пустыни…
На синей скатерти шафранный ломтик дыни
Прозрачен и душист, как вянущий закат.
В окне — горячий день, волны глухой каданс,
Литая бронза груш, где осень не иссякла,
Залив, натянутый, как крепкий лук Геракла,
На кресле — плед, очки, тетрадь, «Mercure de Françe».
Налево — полка книг: народы и века,
На гладком ватмане разбрызганная призма,
И, словно лебеди эпохи символизма,
В наклонном зеркале лепные облака…
Я пью из чаши гор полуденный отстой,
Я тихо взор веду вдоль тающих окраин,
А рядом сих пустынь апостол и хозяин
Склонился к посоху седою головой.
Повязкой эллинской охвачен львиный лоб,
Но в буйной седине — вся сила Запорожья,
Все ветры Скифии, вся молодость Стрибожья —
Не Пан, не Гезиод — мятежный протопоп.
Из русской совести, отстоянной как хмель,
Из знойного песка в полынном кругозоре,
Из скифских пажитей и эллинского моря
Он изваял страну и назвал: Коктебель.
104. МУЗЫКА В ПАВЛОВСКЕ(Девятисотые годы)
Оранжерейная ли роза
В окне кареты и лакей,
Или одышка паровоза
Над влажным гравием аллей,
Густое, свежее пыланье
Дубов и окон на закат,
Или игла воспоминанья,
Пруды и стылый листопад?
Не знаю… Шипром и сиренью
По сердцу холод пробежал,
И я вхожу воскресшей тенью
В старинный Павловский вокзал.
Вновь гимназист, смущен и кроток,
Иду смущенно по рядам
Средь генеральш, актрис, кокоток
И институтских классных дам.
У входа фраки и мундиры,
Билеты рвут кондуктора,
Палаш волочат кирасиры,
Вербеной веют веера.
Духов доносится дыханье,
Летит позвякиванье шпор,
И музыка по расписанью
Ведет негромкий разговор.
Как передышка от парадов,
Как заглушенный вальсом страх,
Тупое скрещиванье взглядов
И рядом с Бахом — Оффенбах.
Лицеем занят левый сектор,
Правей гусары, «свет», а там
Средь бальных платьев мой директор,
Меланхоличен, сух и прям.
Он на поклон роняет веки
И, на шнурке качнув лорнет,
Следит за облаком на треке
Под романтический септет.
Аплодисменты. Разговора
Неспешный гул. Сдвиганье мест.
И вновь три такта дирижера,
Насторожившийся оркестр.
Все ждут. Запела окарина,
Гудят смычки. Удар упал,
И в медном грохоте лавина
Со сводов рушится на зал.
В дожде, в сверкающей лазури,
В мельканье дьявольском локтей,
В прорывах грома, в свисте бури
Весь блеск, весь ужас этих дней!
О, флейты Шуберта! С откоса
Сквозь трубы и виолончель
Летите в мельничьи колеса,
Где лунно плещется форель,
Взрывайте, веселы и живы,
Мир зла, обмана и измен,
Стучите, как речитативы
Под кастаньетами Кармен!
В надрывном голосе фагота
И в струнном бешенстве смычков
Предчувствие водоворота,
Размыва, оползня веков.
И нет плотины, нет спасенья
От музыки. Останови,
Когда ты можешь, наводненье
И грохот гибели в крови!
Уже летают паутинки,
И осень века вплетена
В мигрень Шопена, голос Глинки,
В татарщину Бородина.
Уже летит по ветру роза
И ниже клонятся весы,
А дымный отклик паровоза
Вступает в Баховы басы.
105. КОГДА РОЖДАЛСЯ ДНЕПРОГЭС
Там, где рвался сизый ситец
О гранит и известняк,
Где сквозь пену Ненасытец
Высил каменный костяк,
Где отроги Прикарпатья
На клыки, как дикий вепрь,
В тесно сжатые объятья,
Принимали мутный Днепр,—
Степь раздвинула утесы,
Неба высушила синь,
И разрезала откосы
Рельс текучая полынь.
Седоусый и чубатый,
Прорываясь сквозь века,
Батько Дніпр, казак заклятый,
Шпорой пробует бока.
Вздыбив серую кобылу,
Нагибаясь к стременам,
В лук крутой сгибает силу,
Пляшет саблей по камням.
Но, и фыркая и роя
Закипающий сугроб,
Конь в бетоны Днепростроя
Упирает черный лоб.
А тугое половодье
Пухнет злобою, пока
Ищет сослепу поводья
Ослабевшая рука.
Не гордись былым корытом,
Запорожец, дід Дніпро,
Не дивись, что динамитом
Рвем мы дряхлое нутро!
Чуя узкую могилу,
Понесешь ты, рад не рад,
Всех веков седую силу
На Днепровский комбинат.
В разозленном пенном смехе
В провода вольешь сполна
Ветер сабельной потехи,
Вольный топот табуна,
Чтоб, как чуб твой — сизый иней,
Как стрелы сверкнувший луч,
Стал советский алюминий
Легок, звонок и летуч.
Чтоб, как свист в набеге ратном,
Храп коней и скрип седла,
На полу в рельсопрокатном
Полоса, шипя, ползла;
Чтобы вздыбленные воды
На отливе крутизны
Поднимали пароходы
От Херсона до Десны.
Чтоб в лугах по Заднепровью,
Вспарывая целину,
Ты поил своею кровью
Всю червонную страну.