По офицерской подорожной.
Но дышит жар заветных строк
Всё той же волей неуклонной,
И каждый стих его — клинок,
Огнем свободы закаленный.
И не во вражеский завал,
Не в горцев нищие селенья,—
Он стих как пулю бы вогнал
В тех, кто на страже угнетенья!
И не простит он ничего
Холопам власти, черни светской,
За то, что вольный стих его
Отравлен воздухом мертвецкой.
Нет! Будет мстить он, в палачей
Страны своей перчатку кинув,
А там пусть целит — и скорей! —
В него какой-нибудь Мартынов.
358. НАД КНИГОЙ
Снова в печке огонь шевелится,
Кот клубочком свернулся в тепле,
И от лампы зеленой ложится
Ровный круг на вечернем столе.
Вот и кончены наши заботы:
Спит задачник, закрыта тетрадь.
Руки тянутся к книге. Но что ты
Будешь, мальчик, сегодня читать?
Хочешь, в дальние синие страны,
В пенье вьюги, в тропический зной
Поведут нас с тобой капитаны,
На штурвал налегая резной?
Зорок взгляд их, надежны их руки,
И мечтают они лишь о том,
Чтоб пройти им во славу науки
Неизведанным прежде путем.
Сжаты льдом, без огня и компаса,
В полумраке арктических стран
Мы спасем чудака Гаттераса,
Перейдя ледяной океан.
По пещерам, подземным озерам,
Совершим в темноте и пыли,
Сталактитов пленяясь узором,
Путешествие к центру земли.
И без помощи карт и секстанта
С полустертой запиской в руке
Капитана, несчастного Гранта,
На безвестном найдем островке.
Ты увидишь леса Ориноко,
Города обезьян и слонят,
Шар воздушный, плывя невысоко,
Ляжет тенью на озеро Чад.
А в коралловых рифах, где рыщет
«Наутилус», скиталец морей,
Мы отыщем глухое кладбище
Затонувших в бою кораблей…
Что прекрасней таких приключений,
Веселее открытий, побед,
Мудрых странствий, счастливых крушений,
Перелетов меж звезд и планет!
И, прочитанный том закрывая,
Благодарно сходя с корабля,
Ты подумай, мой мальчик, какая,
Тайны полная, ждет нас земля!
Вел дорогой тебя неуклонной
Сквозь опасности, бури и мрак
Вдохновленный мечтою ученый,
Зоркий штурман, поэт и чудак.
359. «Весенние скованы лужи…»
Весенние скованы лужи
Хрустящею кромкою льда.
Под ней, неподвластная стуже,
Спросонок бормочет вода.
Ей надо наружу пробиться,
Скакать и бежать во всю прыть
И елок нахмуренных лица
В своей синеве отразить…
А я и не думал, что где-то,
В глубинах души, в полусне,
С извечным предчувствием света
Журчит моя мысль о весне.
Не могут нависшие годы
Под сводом ее удержать,
Не может на зовы природы
Она не ответить опять.
Пусть будет, как прежде бывало,
Чтоб в этой подземной ночи,
Где холодом темень сковало,
На свет прорывались ключи!
360. «Не ради богатства…»
Не ради богатства
Сгорала свеча,
Признавшая братство
Стиха и меча.
Для мира и боя
Точить острие —
Вот дело прямое,
Вот счастье ее.
Прими неизбежность
Законов земли,
И силу и нежность
В огне закали.
Пусть каждое слово —
То пламя, то лед —
Лишь с лука тугого
Уходит в полет!
361. «Встречайте свежесть ледохода…»
Встречайте свежесть ледохода,
Какую щедро каждый год
Нам дарит невская погода
У голубых морских ворот!
Пускай апрельская прохлада
Ласкает сумрачный гранит
И в оголенных ветках сада
Лазурь отмытая сквозит.
Еще и лед стыдливо тает,
Еще и почки ждут во сне,
Но что-то всё же прорастает
В твоей безмолвной глубине.
Пора потерь и обещаний
И равновесья смутных сил,
Когда ты чувствуешь заране,
Что стал не тем, чем прежде был.
Неповторимые мгновенья!
Расстаться с ними не спеши,—
Туман и тихих льдин скольженье
В родстве с погодою души.
362. «Порою, заставляя долго ждать…»
Порою, заставляя долго ждать,
Там, где-то в глубине воображенья,
Еще не зная, как себя назвать,
Сквозь немоту пыталось явью стать
Уже неумолкающее пенье.
А я следил, дыханье затаив,
Как медленно с души стекала вялость,
Как поднимался, рос немой прилив,
И в смутно прояснявшийся мотив
Волнение мое преображалось.
Но землю разрывающий росток
Искал пробиться к свету дня земного,
Во тьме он оставаться уж не мог
И торопил свой неизбежный срок,
Чтоб воплотиться в сказанное слово.
363. «Опять над лесом просветлело…»
Опять над лесом просветлело…
Как из распахнутых ворот
Прорвалось, хлынуло, запело
Сиянье облачных высот.
Как будто там, где нет тумана,
Где торжествует синева,
Жизнь затопила невозбранно
Туч кучевые острова.
Доверься вестнице покоя,
Так нужного тебе и мне,
И подчинившей всё земное
Простой своей голубизне!
364. «Принимай меня, светлая келья…»
Принимай меня, светлая келья,
Где и стены, и звуки чисты,
Где справляют со мной новоселье
Птичье пенье, заря и цветы!
Как отшельник, хочу я покоя,
Чтобы жизнь была светом полна,
По душе мне безлюдье такое
И вошедшая в грудь тишина.
Но едва перевел я дыханье,
Затворился в пустой тишине,
Вижу — даже на миг расставанье
С шумом жизни мучительно мне.
Нет, покоя уже мне не надо.
Для чего этот замкнутый круг?
Я хочу беспредельного взгляда,
Жажды сердца и крепости рук.
365. «На засыпающий мой сад…»
На засыпающий мой сад,
Уже бормочущий невнятно,
Пролился наконец закат,
Разбрызгав огненные пятна.
Тянуло свежестью с низин,
И, истомившийся от зноя,
Еще сильней запах жасмин,
Ловя дыхание ночное.
День тает в чистой тишине
Без сожалений и тревоги…
Вот так же бы растаять мне
На роковом для всех пороге!
366. «Шиповник комедий Шекспира…»
Шиповник комедий Шекспира
Приснился мне в майском цвету:
С рапирой скрестилась рапира
На спущенном с замка мосту.
Здесь лес, притворившийся сказкой,
Заставит блуждать неспроста,
Здесь ум, укрываясь под маской,
Звенит бубенцами шута.
Жизнь кажется вся маскарадом,
Где, в медленном танце кружа,
Загадка с влюбленностью рядом
Лукавит в обличье пажа.
Здесь можно в лицо рассмеяться,
Роняя записку из рук,
Шутя, не на шутку влюбляться,
Вступив в зачарованный круг.
Здесь девушек водит отвага
И женственность может сама
Пронзить в диалоге, как шпага,
Кирасу мужского ума.
Не нужен здесь довод рассудка
Тому, чья догадка остра.
Не знаешь, где кончится шутка,
Где правды начнется игра.
И, залитый солнечным светом,
Здесь зритель, хотя бы на миг,
Становится тоже поэтом
В запутанной пряже интриг.
367. «Любовь, любовь — загадочное слово…»
Любовь, любовь — загадочное слово,
Кто мог бы до конца тебя понять?
Всегда во всем старо ты или ново,
Томленье духа ты иль благодать?
Невозвратимая себя утрата
Или обогащенье без конца?
Горячий день, какому нет заката,
Иль ночь, опустошившая сердца?
А может быть, ты лишь напоминанье
О том, что всех нас неизбежно ждет:
С природою, с беспамятством слиянье
И вечный мировой круговорот?