…Еще позволь желание одно
Мне произнесть:
Молюся я судьбине.
Чтоб для тебя я стал хотя б отныне
Чем для меня ты стал уже давно!
110—112. УПРАЖНЕНИЯ ДЛЯ ПРАВОЙ И ЛЕВОЙ РУКИ
Allegro moderato
Весь год — не валко и не шатко,
И всё, как прежде, в январе.
Но каждый день горела шапка,
Горела шапка на воре.
А вор белье тащил с забора,
Снимал с прохожего пальто,
И так вопил:
— Держите вора!
Что даже верил кое-кто!
Maestozo
Ты прокашляйся, февраль, прометелься,
Грянь морозом на ходу, с поворотца!
Промотали мы свое прометейство,
Проворонили свое первородство!
Что ж, утешимся больничной палатой,
Тем, что можно ни на что не решаться…
Как объелись чечевичной баландой —
Так не в силах до сих пор отдышаться!
Vivace
Кто безгласных разводит рыбок,
Кто — скупец — бережет копейку,
А я поеду на птичий рынок
И куплю себе канарейку.
Все полста отвалю, не гривну,
Привезу ее, кроху, на дом,
Обучу канарейку гимну,
Благо слов ей учить не надо!
Соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно свистит:
— Союз нерушимый республик свободных…
113. ПЕСНЯ ОБОТТЕМ ДОМЕ
Ты не часто мне снишься, мой Отчий Дом,
Золотой мой, недолгий век.
Но все то, что случится со мной потом, —
Все отсюда берет разбег!
Здесь однажды очнулся я, сын земной,
И в глазах моих свет возник.
Здесь мой первый гром говорил со мной
И я понял его язык.
Как же странно мне было, мой Отчий Дом,
Когда Некто с пустым лицом
Мне сказал, усмехнувшись, что в доме том
Я не сыном был, а жильцом.
Угловым жильцом, что копит деньгу —
Расплатиться за хлеб и кров.
Он копит деньгу, и всегда в долгу,
И не вырвется из долгов!
— А в сыновней верности в мире сем
Клялись многие — и не раз! —
Так сказал мне Некто с пустым лицом
И прищурил свинцовый глаз.
И добавил:
— А впрочем, слукавь, солги —
Может, вымолишь тишь да гладь!..
Но уж если я должен платить долги,
То зачем же при этом лгать?!
И пускай я гроши наскребу с трудом,
И пускай велика цена —
Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом,
Я с тобой расплачусь сполна!
Но когда под грохот чужих подков
Грянет свет роковой зари —
Я уйду, свободный от всех долгов,
И назад меня не зови.
Не зови вызволять тебя из огня,
Не зови разделить беду.
Не зови меня!
Не зови меня…
Не зови —
Я и так приду!
114. РУССКИЕ ПЛАЧИ
На лесные урочища,
На степные берлоги
Шли Олеговы полчища
По дремучей дороге.
И на марш этот глядючи,
В окаянном бессилье,
В голос плакали вятичи,
Что не стало России!
Ах, Россия, Рассея —
Ни конца, ни спасенья!
…И живые, и мертвые,
Все молчат, как немые,
Мы, Иваны Четвертые —
Место лобное в мыле!
Лишь босой да уродливый,
Рот беззубый разиня,
Плакал в церкви юродивый,
Что пропала Россия!
Ах, Рассея, Россия —
Все пророки босые!
Горькой горестью мечены
Наши тихие плачи —
От Петровской неметчины
До нагайки казачьей!
Птица вещая — троечка,
Тряска вечная, чертова!
Не смущаясь ни столечка,
Объявилась ты, троечка,
Чрезвычайкой в Лефортово!
Ах, Россия, Рассея —
Чем набат не веселье!?
Что ни год — лихолетье,
Что ни враль, то Мессия!
Плачет тысячелетие
По России — Россия!
Выкликает проклятия…
А попробуй, спроси —
Да была ль она, братие,
Эта Русь на Руси?
Эта — с щедрыми нивами,
Эта в пене сирени,
Где родятся счастливыми
И отходят в смиренье.
Где как лебеди — девицы,
Где под ласковым небом
Каждый с каждым поделится
Божьим словом и хлебом.
…Листья капают с деревца
В безмятежные воды,
И звенят, как метелица,
Над землей хороводы,
А за прялкой беседы,
На крыльце полосатом,
Старики-домоседы,
Знай, дымят самосадом.
Осень в золото набрана,
Как икона в оклад…
Значит все это наврано,
Лишь бы в рифму да в лад?!
Чтоб, как птицы на дереве,
Затихали в грозу,
Чтоб не знали, но верили
И роняли слезу,
Чтоб начальничкам кланялись,
За дареную пядь,
Чтоб грешили, и каялись,
И грешили опять?..
То ли сын, то ли пасынок,
То ли вор, то ли князь —
Разомлев от побасенок,
Тычешь каждого в грязь!
Переполнена скверною
От покрышки до дна…
Но ведь где-то, наверное,
Существует — Она?!
Та — с привольными нивами,
Та — в кипенье сирени,
Где родятся счастливыми
И отходят в смиренье…
Птица вещая, троечка,
Буйный свист под крылом!
Птица, искорка, точечка
В бездорожье глухом.
Я молю тебя:
— Выдюжи!
Будь и в тленье живой,
Чтоб хоть в сердце, как в Китеже,
Слышать благовест твой!..
115. КУМАЧОВЫЙ ВАЛЬС
Ну, давай, убежим в мелколесье
Подмосковной условной глуши,
Где в колодце воды — хоть залейся
И порою, весь день, ни души!
Там отлипнет язык от гортани,
И не страшно, а просто смешно,
Что калитка, по-птичьи картавя,
Дребезжать заставляет окно.
Там не страшно, что хрустнула ветка
Поутру под чужим каблуком.
Что с того?!
Это ж просто соседка
Принесла вам кувшин с молоком.
Но, увы — но и здесь — над платформой,
Над антеннами сгорбленных дач,
Над березовой рощей покорной
Торжествует все тот же кумач!
Он таращит метровые буквы,
Он вопит и качает права…
Только буквы, расчертовы куклы,
Не хотят сочетаться в слова.
— Миру — мир!
— Мыру — мыр!
— Муре — мура!
— Мира — миг, мира — миф, в мире — мер…
И вникает в бессмыслицу хмуро
Участковый милиционер.
Удостоенный важной задачей,
Он — и ночью, и утром, и днем —
Наблюдает за некою дачей,
За калиткой, крыльцом и окном.
Может, там куролесят с достатка,
Может, контра и полный блядеж?!..
Кумачевый блюститель порядка,
Для кого ж ты порядок блюдешь?!
И себя выдавая за знамя,
Но древко наклонив, как копье,
Маскировочной сетью над нами
Кумачевое реет тряпье!
Так неужто и с берега Леты
Мы увидим, как в звездный простор
Поплывут кумачовые ленты:
— Мира — миф!
— Мира — миг!
— Миру — мор!
116. ПРИТЧА
По замоскворецкой Галилее
Шел он, как по выжженной земле —
Мимо светлых окон «Бакалеи»,
Мимо темных окон «Ателье»,
Мимо, мимо — «Булочных», «Молочных»
Потерявших веру в чудеса.
И гудели в трубах водосточных
Всех ночных печалей голоса.
Всех тревог, сомнений, всех печалей —
Старческие вздохи, детский плач.
И осенний ветер за плечами
Поднимал, как крылья, легкий плащ.
Мелкий дождик падал с небосвода,
Светом фар внезапных озарен…
Но уже он видел, как с Восхода,
Через Юго-Западный район,
Мимо — «Показательной Аптеки»,
Мимо — «Гастронома» на углу —
Потекут к нему людские реки,
Понесут признанье и хвалу!
И не ветошь века, не обноски,
Он им даст Начало всех Начал!
И стоял слепой на перекрестке,
Осторожно палочкой стучал.
И не зная, что пророку мнилось,
Что кипело у него в груди,
Он сказал негромко:
— Сделай милость,
Удружи, браток, переведи!..
Пролетали фары — снова, снова,
А в груди Пророка все ясней
Билось то несказанное слово
В несказанной прелести своей!
Много ль их на свете, этих истин,
Что способны потрясти сердца?!
И прошел Пророк по мертвым листьям,
Не услышав голоса слепца.
И сбылось — отныне и вовеки! —
Свет зари прорезал ночи мглу,
Потекли к нему людские реки,
Понесли признанье и хвалу.
Над вселенской суетней мышиной
Засияли истины лучи!..
А слепого, сбитого машиной,
Не сумели выходить врачи.
117. ПСАЛОМ
Я вышел на поиски Бога.
В предгорье уже рассвело.
А нужно мне было немного —
Две пригоршни глины всего.
И с гор я спустился в долину,
Развел над рекою костер,
И красную вязкую глину
В ладонях размял и растер.
Что знал я в ту пору о Боге
На тихой заре бытия?
Я вылепил руки и ноги,
И голову вылепил я.
И, полон предчувствием смутным,
Мечтал я, при свете огня,
Что будет Он добрым и мудрым,
Что Он пожалеет меня!
Когда ж он померк, этот длинный
День страхов, надежд и скорбей —
Мой бог, сотворенный из глины,
Сказал мне:
— Иди и убей!..
И канули годы. И снова —
Все так же, но только грубей,
Мой бог, сотворенный из слова,
Твердил мне:
— Иди и убей!
И шел я дорогою праха,
Мне в платье впивался репей,
И бог, сотворенный из страха,
Шептал мне:
— Иди и убей!
Но вновь я печально и строго
С утра выхожу за порог —
На поиски доброго Бога
И — ах, да поможет мне Бог!
118. ЗАНЯЛИСЬ ПОЖАРЫ
…Пахнет гарью. Четыре недели
Торф сухой по болотам горит.
Даже птицы сегодня не пели
И осина уже не дрожит.
Отравленный ветер гудит и дурит,
Которые сутки подряд.
Н мы утешаем своих Маргарит,
Что рукописи не горят!
А мы утешаем своих Маргарит,
Что — просто — земля под ногами горит,
Горят и дымятся болота —
И это не наша забота!
Такое уж время — весна не красна,
И право же, просто смешно,
Как «опер» в саду забивает «козла»
И смотрит на наше окно,
Где даже и утром темно.
А «опер» усердно играет в «козла»,
Он вовсе не держит за пазухой зла,
Ему нам вредить неохота,
А просто — такая работа.
А наше окно на втором этаже,
А наша судьба на виду…
И все это было когда-то уже,
В таком же кромешном году!
Вот так же, за чаем, сидела семья,
Вот так же дымилась и тлела земля,
И гость, опьяненный пожаром,
Пророчил, что это недаром!
Пророчу и я, что земля неспроста
Кряхтит, словно взорванный лед,
И в небе серебряной тенью креста
Недвижно висит самолет.
А наше окно на втором этаже,
А наша судьба на крутом рубеже,
И даже для этой эпохи —
Дела наши здорово плохи!
А что до пожаров — гаси не гаси,
Кляни окаянное лето —
Уж если пошло полыхать на Руси,
То даром не кончится это!
Усни, Маргарита, за прялкой своей,
А я — отдохнуть бы и рад,
Но стелется дым, и дурит суховей,
И рукописи горят.
И опер, смешав на столе домино,
Глядит на часы и на наше окно.
Он, брови нахмурив густые,
Партнеров зовет в понятые.
И черные кости лежат на столе,
И кошка крадется по черной земле
На вежливых сумрачных лапах.
И мне уже дверь не успеть запереть,
Чтоб книги попрятать и воду согреть,
И смыть керосиновый запах!
119. ЗАКЛИНАНИЕ ДОБРА И ЗЛА
Здесь в окне, по утрам, просыпается свет,
Здесь мне все, как слепому, на ощупь знакомо…
Уезжаю из дома!
Уезжаю из дома!
Уезжаю из дома, которого нет.
Это дом и не дом. Это дым без огня.
Это пыльный мираж или Фата-Моргана.
Здесь Добро в сапогах рукояткой нагана
В дверь стучало мою, надзирая меня.
К со мной кочевало беспечное Зло.
Отражало вторженья любые попытки,
И кофейник с кастрюлькой на газовой плитке
Не дурили и знали свое ремесло…
Все смешалось — Добро, Равнодушие, Зло.
Пел сверчок деревенский в московской квартире
Целый год благодати в безрадостном мире —
Кто из смертных не скажет, что мне повезло?!
И пою, что хочу, и кричу, что хочу,
И хожу в благодати, как нищий в обновке.
Пусть движенья мои в этом платье неловки —
Я себе его сам выбирал по плечу!
Но Добро, как известно, на то и Добро,
Чтоб уметь притвориться — и добрым, и смелым,
И назначить, при случае, — черное — белым,
И веселую ртуть превращать в серебро.
Все причастно Добру.
Все подвластно Добру.
Только с этим Добрынею взятки не гладки.
И готов я бежать от него без оглядки
И забиться, зарыться в любую нору!..
Первым сдался кофейник:
Его разнесло,
Заливая конфорки и воздух поганя…
И Добро прокричало, гремя сапогами,
Что во всем виновато беспечное Зло!
Представитель Добра к нам пришел поутру,
В милицейской (почудилось мне!) плащ-палатке…
От такого, попробуй — сбеги без оглядки,
От такого, поди-ка, заройся в нору!
И сказал Представитель, почтительно-строг,
Что дела выездные решают в ОВИРе,
Но что Зло не прописано в нашей квартире,
И что сутки на сборы — достаточный срок!
Что ж, прощай, мое Зло!
Мое доброе Зло!
Ярым воском закапаны строчки в псалтыри.
Целый год благодати в безрадостном мире —
Кто из смертных не скажет, что мне повезло!
Что ж, прощай и — прости!
Набухает зерно.
Корабельщики ладят смоленые доски.
И страницы псалтыри — в слезах, а не в воске,
И прощальное в кружках гуляет вино!
Я растил эту ниву две тысячи лет —
Не пора ль поспешить к своему урожаю?!
Не грусти!
Я всего лишь навек уезжаю
От Добра и из дома —
Которого нет!