В ПРИЖИЗНЕННЫЕ СБОРНИКИ
ПЕСНИ ИЗ СПЕКТАКЛЕЙ И КИНОФИЛЬМОВ
150. КОМСОМОЛЬСЬКАЯ ПЕСНЯ
Протрубили трубачи тревогу!
Всем по форме к бою снаряжен,
Собирался в дальнюю дорогу
Комсомольский сводный батальон.
Припев:
До свиданья, мама, не горюй,
На прощанье сына поцелуй;
До свиданья, мама, не горюй, не грусти,
Пожелай нам доброго пути!
Прощай, края родные,
Звезда победы, нам свети!
До свиданья, мама, не горюй, не грусти,
Пожелай нам доброго пути!
Все, что с детства любим и храним,
Никогда врагу не отдадим.
Лучше сложим голову в бою,
Защищая Родину свою.
Припев.
1947
151. СЕРДЦЕ, МОЛЧИ…
Сердце, молчи:
В снежной ночи
В поиск опасный
Уходит разведка,
С песней в поход
Легче идти,
Только разведка
В пути не поет,
Ты уж прости.
Где-то сквозь снег —
Песни и смех…
Здесь лишь гудит
Новогодняя вьюга…
В дальнем краю,
Тех, кто в бою
Вспомни и тихо
Пропой про себя
Песню свою.
Из кинофильма «Бегущая по волнам»
152. БАЛЛАДА О ФРЕЗИ ГРАНТ
Шел корабль из далекой Австралии,
Из Австралии, из Австралии.
Он в Коломбо шел и так далее,
И так далее, и так далее.
И корабль этот вел из Австралии
Капитан Александр Грант.
И была у него дочь-красавица,
Дочь-красавица, дочь-красавица.
Даже песня тут заикается,
Даже песня тут заикается, —
Эта самая Фрези Грант…
Как бы там ни было, корабль плыл, плыл и был в пути полтора месяца, когда вахта на рассвете заметила огромную волну, метров сто высотой, идущую с юговостока. Все испугались и приняли меры достойно утонуть. Однако ничего не случилось: корабль поднялся, опустился, и все увидели остров необычайной красоты. Ррези Грант стала просить отца пристать к острову, но капитан Грант естественно и с полным основанием ответил, что острова эти всего-навсего пригрезились.
Острова эти нам пригрезились,
Нам пригрезились, нам пригрезились,
Нам пригрезились эти отмели,
Эти пальмы на берегу,
А к мечте, дорогая Фрези,
Я пристать никак не могу.
Что ж, вы правы, сказала Фрези,
Что ж, прощайте, сказала Фрези,
Что ж, прощай, мой отец любимый,
Не сердись понапрасну ты!
Пусть корабль к мечте не причаливает —
Я смогу добежать до мечты.
И с этими словами Фрези прыгнула за борт. «Это не трудно, как я и думала», — сказала она, побежала к острову и скрылась, как говорится, в тумане.
И бежит по волнам, чуть касаясь воды,
И на зыбкой воде остаются следы,
И бежит сквозь ненастье и мрак до конца,
Всё бежит и надежду приносит в сердца.
Фрези Грант, Фрези Грант, Фрези Грант!
153. Всё наладится, образуется…
Всё наладится, образуется,
Так что незачем зря тревожиться.
Все безумные образумятся,
Все итоги непременно подытожатся.
Были гром и град, были бедствия,
Будут тишь да гладь, благоденствие,
Ах, благоденствие!
Всё наладится, образуется,
Виноватые станут судьями.
Что забудется, то забудется:
Сказки — сказками, будни — буднями.
Всё наладится, образуется,
Никаких тревог не останется.
И покуда не наказуется,
Безнаказанно и мирно будем стариться.
154. ПЕРВАЯ ПЕСЕНКА ШУТА
Встречаемые «Осанною»,
Преклонные уже смолоду
Повсюду вы те же самые —
Клейменные скукой золота!..
И это не вы ступаете,
А деньги ваши ступают…
Но памятник — то, что в памяти,
А память не покупают!
Не готовят ее в аптеке,
На лотках она не выносится!
Ни в раю и ни в пекле,
Ни гуртом и ни в розницу —
Не купить вам людскую память!
Неправд прописных глашатаи,
Добро утвердив по смете,
Правители, ставьте статуи,
А памятники — не смейте!..
Вас тоже «осаннят» с папертей,
Стишки в вашу честь кропают,
Но памятник — то, что в памяти,
А память не покупают!..
Из кинофильма «Старая, старая, сказка»
155. ДОРОЖНАЯ
Вдоль по дороге, вдоль по дороге
Вот я шагаю, раз и два!
Плевать, что дырки в камзоле
И вдрызг сапоги —
Зато уцелела голова!
Ать, два левой,
Ать, два правой,
Вдоль по дороге столбовой.
А то, что ветер в карманах —
Так это пустяк,
Главное дело, что живой!
Справа и слева
Синее небо,
А посредине дальний путь,
Куда иду я — не знаю,
Дорога сама
Меня приведет куда-нибудь!
Ать-два левой,
Ать-два правой!
Так и пройду весь шар земной,
А в небе солнышко светит,
И птицы поют,
И нет командира надо мной.
Сердцу солдата
Много ли надо?
Хлебца поем, воды попью,
А если добрые люди
Вином угостят,
Я спою им песенку свою:
Ать-два левой,
Ать-два правой,
Вдоль по дороге столбовой,
Плевать, что ветер в карманах
И вдрызг сапоги:
Ведь главное дело, что живой!
156. ПЕСЕНКА ВЕДЬМЫ
Скачи, солдатик, как блоха,
Хе-хе-хе-хе, ха-ха-ха-ха!
Пропал солдат на чепухе,
Ха-ха-ха-ха, хе-хе-хе-хе!
Ругают ведьмою
Меня последнею,
Ругают старою
Меня каргой,
А я не старая, совсем не старая:
Я с детских лет
Была такой.
157. ПЕСНЯ САУГ
— Когда король без денег,
То он плохой король,
Зачем служить такому королю?
— Сотри-ка пыль, бездельник!
— Пожалуйста, изволь,
— Я так его величество люблю!
Да здравствует король,
Да здравствует король,
Да здравствует, да здравствует,
Да здравствует король!
— Король молчит три ночи,
Король молчит три дня,
Пусть кто-нибудь поможет королю.
— Куда пропал совочек?
— Совочек — у меня!
— Я так его величество люблю!
Да здравствует король,
Да здравствует король,
Да здравствует, да здравствует,
Да здравствует король!
— Давайте же с охотой
Поможем королю
Устроить пир торжественный, друзья,
— А кто забрал мой веник?
— Уже и взять нельзя!
— Я так его величество люблю!
Да здравствует король,
Да здравствует король,
Да здравствует, да здравствует,
Да здравствует король!
СТИХОТВОРЕНИЯ И ПЕСНИ РАЗНЫХ ЛЕТ
158. Лают азиатские собаки…
Лают азиатские собаки,
Гром ночной играет вдалеке…
Мне б ходить в черкеске и папахе,
А не в этом глупом пиджаке!
Мне б кинжал у талии осиной
И коня — земную благодать,
Чтоб с тобою, самою красивой,
На скаку желанье загадать!..
159. Благословенность одиночества…
Н. Рязанцевой
Благословенность одиночества!
И тайный хмель, и дождь, и сонность,
И нет ни имени, ни отчества —
Одна сплошная невесомость!
Благословенность бесприютности —
В — другими — заспанной постели,
Как в музыке, где мерой трудности
Лишь только пальцы овладели.
А то, что истинно, — в брожении,
И замирает у предела,
Где не имеет отношения
Душа к преображенью тела!..
И в этот день всеобщей низости,
Вранья и жалких междометий,
Прекрасно мне, что Вы — поблизости,
За пять шагов, за пять столетий!
Болшево
160. Вот он скачет, витязь удалой…
Вот он скачет, витязь удалой,
С чудищем стоглавым силой меряясь,
И плевать на ту, что эту перевязь
Штопала заботливой иглой.
Мы не пели славы палачам,
Удержались, выдержали, выжили,
Но тихонько, чтобы мы не слышали,
Жены наши плачут по ночам.
161. Понеслись кувырком, кувырком…
Елене Невзглядовой
Понеслись кувырком, кувырком
Опечатки последнего тома!
Сколько лет я с тобою знаком?
Сколько дней ты со мною знакома?
Сколько медленных дней и минут…
Упустили мы время, разини!
Променяют — потом помянут, —
Так не зря повелось на России!
Только чем ты помянешь меня?
Бросишь в ящика пыльную прорубь?
Вдруг опять, среди белого дня,
Семиструнный заплещется голубь,
Заворкуют неладно лады
Под нытье обесславленной квинты…
Если мы и не ждали беды,
То теперь мы воистину квиты!
Худо нам на восьмом этаже
Нашей блочно-панельной Голгофы!
Это есть. Это было уже,
Это спето — и сложено в строфы.
Это хворост для наших костров…
Снова лезут докучные гости.
И кривой кладовщик Иванов
Отпустил на распятие гвозди!
162. АБСОЛЮТНО ЕРУНДОВАЯ ПЕСНЯ (АНТИПЕСНЯ)
Собаки бывают — дуры,
И кошки бывают — дуры,
Но дурость не отражается
На стройности их фигуры.
Не в глупости и не в дикости —
Все дело в статях и в прикусе.
Кто стройные — те достойные,
А прочие — на-ка, выкуси!
И важничая, как в опере,
Шагают суки и кобели,
Позвякивают медальками,
Которыми их сподобили.
Шагают с осанкой гордою,
К любому случаю годною,
Посматривают презрительно
На тех, кто не вышел мордою.
Рожденным медаленосителями
Не быть никогда просителями,
Самой судьбой им назначено
В собачьем сидеть президиуме.
Собаки бывают — дуры,
И кошки бывают дуры,
И им, по этой причине,
Нельзя без номенклатуры.
163. Я, товарищи, скажу помаленьку…
Я, товарищи, скажу помаленьку,
Мы не где-нибудь живем — на Руси.
Кому кепка, а кому — тюбетейка,
Кто что хочет — надевай и носи.
Наше дело — это тонкое дело,
Темный лес, любезный друг, темный лес,
И обязаны мы нощно и денно
Государственный блюсти интерес.
Мы не в рюхи здесь играем, не в карты,
Здесь не баня, говорят, не вокзал.
Что для нас наиважнейшее? Кадры!
Это знаешь, дорогой, кто сказал?
Тут не с удочкой сидишь, рыболовишь,
Должен помнить как основу основ:
Рабинович — он и есть Рабинович,
А скажи мне, кто таков Иванов?
Вот он пишет в биографии — русский,
Истый-чистый, хоть становь напоказ,
А родился, извиняюсь, в Бобруйске,
И у бабушки фамилия — Кац.
Значит, должен ты учесть эту бабку
(Иванову, натурально, молчок),
Но положь ее в отдельную папку —
И поставь на ней особый значок, и т. д.
164. Шел дождь, скрипело мироздание…
Шел дождь, скрипело мироздание,
В дожде светало на Руси,
Но ровно в семь, без опоздания,
За ним приехало такси.
И он в сердцах подумал: «Вымокну!»
И усмехнулся, и достал
Блокнот, чтоб снова сделать вымарку,
И тот блокнот перелистал.
О, номера поминовения
Друзей и близких — А да Я!
О, номеров исчезновение,
Его печаль от А до Я!
От А — трусливого молчания
До Я — лукавой похвалы,
И от надежды до отчаянья,
И от Ачана до Яйлы.
Здесь все, что им навек просрочено,
Здесь номера — как имена,
И Знак Почета — как пощечина,
И Шестидневная война.
И облизнул он губы синие,
И сел он, наконец, в такси…
Давно вперед по красной линии
Промчались пасынки тоски.
Им не нужна его отметина,
Он им и так давно знаком,
В аэропорте «Шереметьево»
Он, — как в Бутырках — под замком.
От контражура заоконного
Еще темней, чем от стыда.
Его случайная знакомая
Прошла наверх и — в никуда.
И погорельцем на пожарище,
Для всех чужой, и всем ничей,
Стоял последний провожающий
В кругу бессменных стукачей.
165. ИЗ «НОРВЕЖСКОГО ДНЕВНИКА»
Это вовсе не дом — Храм!
И не просто корабль — «Фрам».
Эй, увитые эполетьем
Адмиралы и шкипера!
Ниже головы перед этим,
Всем народам и всем столетьям,
Даром мужества и добра…
Что у вас на Охте и на Лахте?
Как вам там живется-суетится?
А у нас король ушел на яхте
И сказал, что скоро возвратится.
Он работал до седьмого пота,
Он водою запивал облатки:
Это очень трудная работа —
Королевство содержать в порядке!
Накорми-ка поданных, одень-ка!
Чтоб всегда (как в школе перемена),
К рождеству у каждого — индейка,
А уж выпить — это непременно…
166. ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ
Снова даль предо мной неоглядная,
Ширь степная и неба лазурь.
Не грусти ж ты, моя ненаглядная,
И бровей своих темных не хмурь!
Вперед,
За взводом взвод!
Труба боевая зовет!
Пришел из ставки
Приказ к отправке,
И значит, нам пора в поход!
В утро дымное, в сумерки ранние,
Под смешки и под пушечный «бах»,
Уходили мы в бой и в изгнание
С этим маршем на пыльных губах.
Вперед,
За взводом взвод!
Труба боевая зовет!
Пришел из ставки
Приказ к отправке,
И значит, нам пора в поход!
Не грустите ж о нас, наши милые,
Там, далеко, в родимом краю!
Мы всё те же домашние, мирные,
Хоть шагаем в солдатском строю.
Вперед,
За взводом взвод!
Труба боевая зовет!
Пришел из ставки
Приказ к отправке,
И значит, нам пора в поход!
Будут зори сменяться закатами,
Будет солнце катиться в зенит.
Умирать нам, солдатам, — солдатами,
Воскресать нам — одетым в гранит!
Вперед,
За взводом взвод!
Труба боевая зовет.
Пришел из ставки
Приказ к отправке,
И, значит, нам пора в поход!
167. А было недавно, а было давно…
А было недавно, а было давно,
А даже могло и не быть,
Как много, на счастье, нам помнить дано,
Как много, на счастье, — забыть!
В тот год окаянный, в той черной пыли,
Умытые морем кровей,
Они уходили не с горстью земли,
А с мудрою речью своей.
И в старый-престарый прабабкин ларец
Был каждый запрятать готов
Не ветошь давно отзвеневших колец,
А строчки любимых стихов.
А их увозили «пока» корабли,
А их волокли поезда,
И даже подумать они не могли,
Что это «пока» — навсегда.
И даже представить они не могли,
Что в майскую ночь наугад
Они, прогулявшись по рю Риволи,
Потом не свернут на Арбат.
И в дым <нрзбр.> навстречу судьбе
И в <нрзбр.> переулков ночных,
Где нежно лицо обжигают тебе
Лохмотья черемух ночных.
Ну ладно, и пусть — ни кола ни двора,
И это Париж, не Москва.
Ты в окна гляди, как глядят в зеркала,
И слушай шаги, как слова.
Я кланяюсь низко сумевшим сберечь,
Ронявшим легко, невзначай,
Простые слова расставаний и встреч:
«О, здравствуй, мой друг!» «О, прощай!»
Вы их сохранили, вы их сберегли,
Вы их пронесли сквозь года,
И снова уходят в туман корабли,
И плачут во тьме поезда.
И в наших вещах не звенит серебро,
И путь наш всё так же суров,
Но в сердце у нас благодать и добро,
И строчки любимых стихов.
Поклонимся ж низко парижской родне,
Немецкой, английской, нью-йоркской родне
И скажем: «Спасибо, друзья!
Вы русскую речь закалили в огне,
В таком нестерпимом и жарком огне,
Что жарче придумать нельзя!»
И нам ее вместе хранить и беречь,
Лелеять родные слова,
А там, где жива наша русская речь,
Там вечно Россия жива!
168. Облетают листья в ноябре…
Облетают листья в ноябре.
Треснет ветка, оборвется жила.
Но твержу, как прежде, на заре:
«Лунный луч — как соль на топоре…»
Эк меня навек приворожило!
Что земля сурова и проста,
Что теплы кровавые рогожи,
И о тайне чайного листа,
И о правде свежего холста
Я, быть может, догадался тоже.
Но когда проснешься на заре,
Вспомнится, и сразу нет покоя:
«Лунный луч — как соль на топоре…»
Это ж надо, Господи, такое!
2 мая 1976
169. ПАДЕНИЕ ПАРИЖА
Ги де Мопассану
Скажите, вам бывает страшно?
— Ты ищешь страх? — открой роман,
Читай: «От Эйфелевой башни
Бежит в испуге Мопассан…»
Она — проклятие Парижу,
Она — улыбка сатаны,
Париж — фиглярствующий рыжий,
Сосуд греха, дитя вины.
И к полю Марсову в восторге
Спешат кареты парижан.
Скорей откройте двери моргов!
Париж — на лезвии ножа!
Он славит Эйфеля как Бога,
Спасайтесь от его чудес,
От смертоносного и злого Нагромождения желез!
Не знаю — долго или скоро,
Но знаю — смертный день грядет:
Когда на согрешивший город
Всем телом башня упадет.
Вам страшно?
Нет, ничуть не страшно!
— Ваш смех исчезнет навсегда,
Когда осколки этой башни
Вонзятся в ваши города.
Исчезнет Франция, как правда.
Нет, вы не спятили с ума,
Но вас никто не понимал.
— Скажите, вам бывает страшно?
— Ты ищешь страх? открой роман,
Читай: «От Эйфелевой башни
Бежит, спасаясь, Мопассан…»
Париж
1976
170. МАРТОВСКИЕ СТИХИ
Растаял шебутной растяпа-снег,
Сегодня мне приснившийся во сне,
Архип осип и простудился Осип,
И не поймешь, весна ль, зима ли, осень,
Но что не лето — это-то уж точно,
И воробьев — сплошные многоточья.
А снег исчез, и не было его,
Быть может, он и вовсе не рождался,
А я-то не на шутку испугался!
Так значит, не случилось ничего?
След самолетный через плат небес —
Какая обозримая нелепость!
И значит — так: и не было чудес,
И целый год не наступало лето,
Земля была грязна, полуодета,
И мучила меня полуодетость,
Неряшливость и заспанность земли.
Хотелось вишен и немного ласки.
А некто мне протягивал рубли:
Мол, отступись от невеселой сказки.
Да ты и не сумеешь рассказать!
И впрямь, я не сумею рассказать…
И стало скучно и обыкновенно.
И зеркало посмотрит мне в глаза
И укорит за что-то непременно.
Я в доме поснимаю зеркала,
Позакрываю двери на засовы…
А эта сказка все-таки была,
Да уж навряд ли возвратится снова;
Сегодня я проснулся в полвторого,
Увидел снег: он плакал из угла.
Париж
1976
171. МАЙСКИЕ СТИХИ
Уж это не случится никогда:
Я помню иней, синие сосульки,
Декабрь лихорадил переулки
В укутанных в сугробы городах.
У всех — температура сорок два,
Текут носы, и красные гортани
Всё чаще чуют чайной ложки вкус.
Декабрь. Не первый на моем веку.
В тот день, я помню, встал довольно рано
И сразу же почувствовал: сейчас
Произойдет, не чудо, ну так что-то…
Спешили люди, верно, на работу.
Такой декабрь я видел в первый раз:
На крышах, тротуарах, проводах,
Заборах, подоконниках и трубах
Сидели птицы синие, и зубы
Ломило тихим предвкушеньем чуда,
А это не случалось никогда.
Париж
172. БЛЮЗ ДЛЯ МИСС ДЖЕЙ
Голос, голос.
Ну что за пленительный голос.
Он как будто расшатывал обручи глобуса
И летел звездопадом над линией фронта,
Мисс Фонда?
Там, в Сайгоне, прицельным огнем протараненном,
Где всевластна пальба и напрасна мольба,
В эту ночь вы, должно быть, сидите над
раненым
И стираете кровь с опаленного лба,
Да?
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
В сторонке там за деревьями,
где кровью земля просолена,
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
Хотя бы просто из жалости.
А жалеть-то еще позволено?
Вас, как прежде, восторженно хвалят газетчики:
То статья, то цветное московское фото.
Как прекрасны глаза ваши, губы и плечики,
Мисс Фонда!
И досужая публика жадно и тупенько
Будет в снимках выискивать тайное, личное,
А с носилок девчоночья падает туфелька.
Ничего, что одна — ведь другая-то лишняя.
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
В сторонке там за деревьями,
где кровью земля просолена,
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
Хотя бы просто из жалости.
А жалеть-то еще позволено?
Дальнобойные бахают слитно и сытно,
Топят лодки на помощь спешащего флота.
Неужели же вам хоть немножко не стыдно,
Мисс Фонда?
Нынче, вроде, не в моде алмазы и золото:
В магазине любом выбирайте свободно.
Нынче носят бижу из серпа и из молота.
Хоть не очень красиво, но дьявольски модно!
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
В сторонке там за деревьями, где кровью земля просолена,
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
Хотя бы просто из жалости.
А жалеть-то еще позволено?
Что ж, не будем корить вероломную моду.
Лишь одно постараемся помнить всегда:
Красный цвет означает не только свободу,
Красный цвет иногда еще — краска стыда!
Да, да!
Мюнхен
1976
173. Говорят, пошло с Калиты…
Говорят, пошло с Калиты,
А уж дале — из рода в род.
То ли я сопру, то ли ты,
Но один, как часы, сопрет!
То ли ты сопрешь, то ли я,
То ли оба мы на щите…
С Калиты идет колея —
Все воры — и все в нищете!
И псари воры, и князья,
Не за корысть воры, за злость!
Без присмотра на миг нельзя
Ни корону бросать, ни гвоздь!..
Уж такие мы удались,
Хоть всю жизнь живем на гроши.
А который спер — тот делись,
Тут как тут стоят кореши!..
И под скучный скулеж дележа
У подъездов, дверей, оград,
Вдоль по всей Руси сторожа,
Всё сидят сторожа — сторожат!
174. О ПОЛЬЗЕ УДАРЕНИЙ
Ударение, ударение,
Будь для слова, как удобрение.
Будь рудою из слова добытой,
Чтоб свобода не стала Свободой.
175. Там, в заоблачной стране…
Там, в заоблачной стране,
Мир и тишина,
Там, часами на стене,
На небе луна.
Проплывет прозрачный звон,
Прогудят басы:
Знай, что это первый сон
Пробили часы.
Побледнеет небосклон,
Побледнеет небосклон,
Побледнеет небосклон,
Разойдется мгла…
Первый сон, последний сон…
Вот и ночь прошла!
Жизнь без горя, без удач,
Счастье на гроши,
Если вдруг раздастся плач —
Плачут малыши…
Мир чудес и мир тревог
Где-то там, внизу.
Ну а нам поможет Бог
Переждать грозу.
Вот звенит прощальный звон,
Вот звенит прощальный звон,
Вот звенит прощальный звон,
Бьют колокола…
Первый сон, последний сон…
Так и жизнь прошла!
176. ТЕБЕ
Вьюга листья на крыльцо намела…
I
Словно слезы, по стеклу этот дождь.
Словно птица, ветка бьется в окно.
Я войду к тебе, непрошеный гость,
Как когда-то — это было давно.
II
Закружатся на часах стрелки вспять,
Остановится все время навек.
«Ты не спишь еще, — спрошу я опять, —
Мой единственный родной человек?»
III
Пусть не кажется тебе это сном,
И в стекло не ветка бьется, а я.
Осторожно оглядись — за окном
Ты увидишь, как бредет тень моя.