[17].
В Чирчике Александр женился на актрисе Валентине Архангельской. В следующем году у них родилась дочь Алена.
Все оставшиеся военные годы Галич и Архангельская проработали в этом фронтовом театре. Театр ездил по всем фронтам, по армейским частям с концертами и спектаклями. Галич был в нем сразу и драматургом, и композитором, и актером. После войны в театре, уже в Москве, разыгралась ссора между Арбузовым и Плучеком. «Это была чистейшая чепуха — театр без Плучека. Арбузов все-таки не режиссер!»[18] — замечает Галич. И когда Плучек ушел, театр, естественно распался.
В 1944 году, когда театра не стало, В. Архангельская уехала работать в Иркутск. Вскоре к ней вместе с дочерью должен был приехать и Александр, его уже ждали в театре, куда он должен был поступить завлитом, но мать Галича очень просила его не уезжать из Москвы. Он послушался, а жена в Москву не вернулась, осталась в Иркутске. Туда же потом забрала и дочь…
Ночь, уснула вся квартира,
Я один не сплю, грущу,
Все гляжу на карту мира.
Все Иркутск на ней ищу.
Тот Иркутск — на карте точечка,
У меня в Иркутске дочечка…[19]
В 1945 году Галич женился вторично на Ангелине Шекрот-Прохоровой, учившейся тогда на сценарном факультете ВГИКа. До того она была замужем за ординарцем своего отца, военного. В самом начале войны муж пропал без вести, и Ангелина уже была вдовой, когда в 1942 году у нее родилась дочь Галя.
Сразу после войны Галич окончательно оставил актерскую стезю. В 1945 году он становится профессиональным драматургом. (В СССР за двадцать лет были поставлены 80 его пьес.)
В том же 1945 году Галич попытался поступить в Высшую дипломатическую школу. Но когда он спросил у секретарши об условиях приема, ему сказали, что у него документы не примут: «лиц вашей национальности мы вообще в эту школу принимать не будем. Есть указание»[20].
В Ленинграде состоялась премьера спектакля по пьесе А. Галича (тогда еще под псевдонимом Александр Гай) «Походный марш». Песня из этого спектакля — «До свиданья, мама, не горюй» — стала на многие годы всесоюзным радиошлягером. Чуть позже состоялась еще одна триумфальная премьера Галича (в содружестве с драматургом К. Исаевым) — комедия «Вас вызывает Таймыр». Под ней впервые и появилась подпись, прославленная впоследствии и оставшаяся на всю жизнь: «Александр Галич».
Начиная с 50-х годов пьесы Галича шли во многих театрах страны. («За час до рассвета», «Пароход зовут "Орленок"», «Много ли человеку надо» и др.) В 1955 году Галича приняли в Союз писателей СССР, а три года спустя и в Союз кинематографистов. Он — автор сценариев фильмов «На семи ветрах» и «Верные друзья». В последнем с экрана звучали его песни — «Плыла, качалась лодочка по Яузе-реке…» и «Что так сердце, что так сердце растревожено…»
Фильм «Верные друзья» в прокате занял 7-е место по СССР: 31 млн. зрителей!
Тогда же возникли очень серьезные нелады между бывшими студийцами и А. Арбузовым. Пьеса «Город на заре» впервые после войны была поставлена снова в театре имени Евг. Вахтангова (1954 г.) под фамилией одного «автора» — Арбузова. А потом когда в 1956 году Арбузов опубликовал эту пьесу опять под одной своей фамилией, он, по словам Галича, «обокрал павших и живых! Это бы ещё полбеды! Отвратительнее другое — он осквернил память павших, оскорбил и унизил живых!»[21] Галича крайне возмутил этот мелкий плагиат: Арбузов был ведь только редактором коллективно написанной пьесы, а двое из трех настоящих ее авторов не вернулись с войны.
Через много лет, присутствуя при исключении Александра Галича из Союза писателей, Арбузов выступил крайне недоброжелательно, уличая поэта в том, что тот лжет, в частности, в стихотворении «Облака»: «Мне казалось, поэтому, бесконечно оскорбительным, что, когда меня исключали, Арбузов кричал: "Ну, я же знаю Галича, он же не сидел, он же мародер, он присваивает себе чужие биографии!"» — вспоминал позднее Галич[22]. С тем же успехом Арбузов мог бы обвинить Галича в присвоении «биографии» «генеральской дочери» из стихотворения «Песня-баллада про генеральскую дочь», которое тоже ведь написано от первого лица, или даже в присвоении рабочих достижений мастера цеха Клима Петровича!
Когда уже в Париже Галич написал стихотворение «Марш мародеров», то и само это слово, и поворот сюжета — мародеры обвиняют в своих преступлениях победителей, — все это, видимо, явилось эмоциональным откликом на арбузовский поступок: приписав себе пьесу, написанную Галичем и его погибшими соавторами, назвал поэта, да еще при несправедливом исключении из Союза писателей, мародером!
Вместе с Е. Вентцель (писательница И. Грекова) Галич написал комедию «Будни и праздники» (1967–1968), переработав повесть И. Грековой «За проходной», написанную в 1962 году.
Театр-студия МХАТа (позднее театр «Современник») решила открыть сезон 1958 года двумя премьерами, в том числе спектаклем по пьесе Галича «Матросская тишина» (он написал ее давно, сразу после войны). В спектакле были заняты тогда еще никому не известные актеры: Евгений Евстигнеев, Олег Ефремов, Игорь Кваша, Олег Табаков.
На генеральной репетиции присутствовали, по словам Галича, две чиновницы: одна из ЦК КПСС, другая из МК. Одна из них тут же вынесла свое обвинение увиденному: «Как это все фальшиво! Ни слова правды!» В ответ на эту реплику присутствовавший в зале Галич встал и громко сказал: «Дура!» Спектакль был запрещен.
Несмотря на этот инцидент, Галич по-прежнему оставался одним из самых преуспевающих драматургов. Режиссеры продолжали ставить фильмы по сценариям Галича. Он побывал с делегацией Союза кинематографистов в Швеции и в Норвегии, где познакомился и подружился с известным норвежским художником Виктором Спарре.
Но что-то произошло после истории с «Матросской тишиной»… Именно после запрета этого, уже готового спектакля, и Галич изменился, и мир для него изменился. Советский мир, живущий по формуле «была бы только санкция, романтики сестра», становится ему невыносим.
«Не случайна была та бессонная ночь в вагоне поезда Москва — Ленинград, когда я написал свою первую песню "Леночка", — пишет Галич. — …Эта песня, была началом моего истинного, трудного и счастливого пути… И нет во мне ни смирения, ни гордыни, а есть спокойное и радостное сознание того, что впервые в своей долгой и запутанной жизни я делаю то, что положено было мне сделать на этой земле»[23].
Этот выбор в те годы был неизбежен: в палачи или в жертвы? «Сколько раз мы молчали по-разному / Но не против, конечно, а за». И еще: «Сколько бы ни резать ветчину — / Надо ж отвечать в конце концов», — и поэт сделал выбор.
За первой песней последовали еще несколько теперь знаменитых его стихотворений. Е. Евтушенко вспоминает: «Году в 1963-м Галич пригласил меня к себе домой и спел примерно двадцать песен в очень узкой компании. Песни меня поразили пронзительной гражданственной афористичностью: "Но поскольку молчание — золото, то и мы, безусловно, старатели"; "Ах, как шаг мы печатали браво, как легко мы прощали долги, позабыв, что движенье направо начинается с левой ноги"»[24].
Тогда же, по свидетельству Валерия Гинзбурга, кинооператора, брата Галича, родились «Облака». Валерий Гинзбург пишет: «Одной из причин — не только для Галича, а для всего его поколения, я уверен, — было возвращение людей после гулаговских ссылок и лагерей; возвращение нашего двоюродного брата Витеньки, который почти 20 лет просидел в лагере»2[25].
Уже само по себе то, что преуспевающий драматург вдруг отказался от официального успеха и, обозвав себя, прежнего, «благополучным советским драмоделом», перешагнул рубеж, став на сторону неофициального, сопротивленческого искусства, зная, что обратного пути не будет, — факт незаурядный. Но именно этот факт и заслонил для многих перемену куда более удивительную — перемену стилистическую и жанровую. Комедиограф, не хуже и не лучше многих других, вдруг становится большим поэтом, сказав себе: «Булат может, а я не могу?»
О корнях галичевской поэтики, отчетливо проявившихся уже в самой первой его песне, подробно писал Станислав Рассадин: «…И вот ночью, в "Красной стреле", следующей в Питер, рождается песня, первая из настоящих, сразу — шедевр: "Леночка":
А утром мчится нарочный ЦК КПСС
в мотоциклетке марочной ЦК КПСС.
Он машет Лене шляпою,
спешит наперерез —
пожалте, Л. Потапова,
в ЦК КПСС![26]
Сама косноязычная аббревиатура, подобная заиканию, с изяществом, «как бы резвяся и играя», преображена в озорной припев… "Косноязычная" — это сказалось не зря. Чудо (никак не меньше того!) Александра Галича в том, что он сделал поэзией само косноязычие нашей речи. Нашего сознания. Существования нашего… И, конечно, Зощенко. Его традиция — русская проза. Дать слово "среднему человеку"… Ведь это не то, что вложить в уста ему личное местоимение "я": "У жене моей спросите, у Даши, у сестре ее спросите, у Клавки"».
Далее Рассадин отмечает назойливость галичевских тавтологий как прием. Прием зощенковский:
«"Потому что у природы есть такой закон природы", "Но хором над Егором краснознаменный хор краснознаменным хором поет — вставай, Егор!"
Это Галич.
А вот — Зощенко:
"Которые были в этом вагоне, те почти все в Новороссийск ехали.