И передний, — крепыш, у которого шея вола,
Двинул в ухо урядника. И пошатнулся урядник.
На отряд налетают извозчики и мясники,
Кожемяки бегут, подпоясанные ремнями.
Их десяток! Их сотня! Их тысяча! А от реки
Двое юрких мальчишек подвозят тележку
с камнями.
Градом сыплются камни.
Конвойные сбились с ноги.
Арестанты сгрудились и лица закрыли руками.
А крепыш арестантам кричит:
«Арестанты беги!»
И бегут арестанты. И падает камень
за камнем.
Лопнул выстрел ружейный.
Визжит полицейский свисток:
Из участка подмога бежит, проверяя затворы.
И слизало толпу, словно ливень по камушкам
стек,
Только свищут мальчишки, махнувшие через
заборы.
Но бежали не все.
Так в кладовке неловкая мышь
В скользкий таз попадает,
поставленный в угол коварно:
В луже перед участком поваленный бьется
крепыш
И плечами ворочает свору
насевших жандармов.
К парню боком подходит урядник
с разбитой щекой
И, вглядевшись в лицо ему, крякает:
«В кои-то веки!»
«Признаешь, — говорит околоточный, —
кто он такой?»
«Как же! Старый знакомый:
Сидел за политику. Леккерт…
Добре ты меня треснул!
Рукою, а что кирпичом!
И рука ж у тебя золотая, скажу тебе, парень!
Поднимайся. И мы тебе нынче покажем —
почем
Фунт жидовского лиха на нашем
казацком базаре».
4. Рыжая девушка с черной кошкой
У дверей на шнурке деревянный висит молоток,
Разноцветные стекла окошечек —
как в Амстердаме,
Пук — лечебных растений, постель головой
на восток
И на полках — пузатые черные книги рядами.
На дубовой конторке белеет
раскрытый талмуд:
Умились, Цукерман: это —
книга господнего гнева!
Только мудрым, которые справа налево
поймут, —
Все, что будет с землей, тут написано
справа налево.
Господин Цукерман зацепляет за уши очки:
Надо сделаться набожным,
будучи зятем раввина.
Он по-древнееврейски читает четыре строки
(Был и он в ешиботе, но перезабыл
половину):
«А из племени обреченного
Не оставлю я в той стране
Ни ребенка, ни заключенного,
Ни молящегося к стене…».
Появляется Немзер. Он желт, словно принял
хинин,
Он в зеленом набрюшнике,
в туфлях, и заспан немножко.
И, как солнце за месяцем, в комнату следом
за ним
Входит рыжая девушка с черной лоснящейся
кошкой.
«Добрый день, Цукерман! — Восковая раввина
рука
В синих жилках склероза. — Увы!
Молодежь — это кони:
Дни и ночи в бегах. Позабыли меня, старика,
Так хоть вспомнили б Соню.
За вами скучает бедняжечка Соня».
«Рабби! Вашу семью позабыть?
Ни за что! Никогда!
У меня, понимаете, целая бочка событий:
Взбунтовались сапожники.
Я их в полицию сдал,
Но кожевникам Леккерт помог у конвоя
отбить их.
Босяка задержали. Его губернатор сослал
Под надзор полицейский на год
прохладиться немного.
Что вы. Соня, спросили? В Сибирь? —
в Екатеринослав!..
Ничего нет паскудней еврея, забывшего бога!
Соня! Как вы живете?
Я помню лишь вас и дела!
Я купил вам по случаю на два рубля
шоколада».
Но, засохшие крошки сметая рукой со стола,
Соня смотрит презрительно и отвечает:
«Не надо».
«Боже мой! Почему? Два рубля на такую
звезду
Мне истратить не жалко!..
Но, рабби, о чем она плачет?»
«Не люблю шоколада и замуж за вас
не пойду».
«Соня! Что это значит?»
«Да, дочь моя, что это значит?
Слушай, вздорная женщина…»
Голубь воркует в саду,
Соня бросила голубю черствые черные крошки,
Соня топнула ножкой:
«Довольно, отец. Не пойду!».
И ушла, по пути подхватив свою черную кошку.
Цукерман вытирает платочком на темени пот.
Немзер грустно молчит, у обоих сконфужены
лица.
«Рабби, я вас прошу: убедите ее…»
«Не пойдет.
В книгах сказано: «Женщина —
бешенная кобылица».
«Рабби! Этот скандал ударяет меня по делам.
Этот брак не секрет.
Вы меня разоряете, рабби!
Я снабжался заказами под уважение к вам,
Мне товары давали в кредит,
а теперь меня грабят!
Но имейте в виду:
я на вас предъявлю векселя!
Я ли не был вам сыном?
А мне наступают на лапу!»
И, буквально до точки кипенья себя распаля,
Господин Цукерман возмущенно берется
за шляпу.
Двойра толще, чем Соня, она уступает сестре,
Но хозяйка вполне и родит вам наследника
скоро.
Двойра будет супругу верна
и на сметном одре.
Это смирная девушка, кроткая девушка…
Двойра!
Часто думаешь — двойка, а вытянешь прямо
туза!
Что такое женитьба?
Ведь это гаданье на картах…»
Цукерману невеста покорно взглянула в глаза
И старательно вытерла толстые пальцы
о фартук.
Господин Цукерман деловито глядит
на сестру,
На могучие плечи и на затрапезное платье,
Дело выше всего! Он сердито роняет: «Беру.
Вот вам ваш шоколад.
Вы умеете жарить оладьи?»
5. Слово высокое, как эшафот
От соседей доносится храп,
сотрясающий тишь,
Ночь проходит над миром, загадочная,
как гадалка.
«Гирш! Откуда ты, Гирш?
Ты всегда неожиданно, Гирш!
Как ты скоро помилован».
«Тише, пожалуйста, Малка!
Все ли в доме уснули?»
«В окошках не видно огня».
«Говори лучше шепотом!»
«Мы лишь и бодрствуем двое.
Гирш! Мне вредно тревожиться.
Как ты волнуешь меня!
Расскажи, ты прощен?»
«Я с дороги бежал от конвоя».
«Ты живешь, как собака.
Я больше страдать не могу.
Скоро старость влетит в мое сердце
серебряной мухой.
Гирш! Я плачу над сказкой:
на дальнем морском берегу
Мирно в теплой избе жили-были старик
со старухой.
Положи мне ладонь на беременный грузный