Нет, мы не братья, люди — волки.
Ты хочешь жить? Тогда ложись,
Лежи и слушай, как осколки
Твою освистывают жизнь.
Как уже говорилось, историческая повесть в стихах имела два названия «1902 год» и «Хрустальный улей». При этом следует обмолвится, что «Хрустальный улей» является более определяющим названием, чем «1902 год». Это вывод напрашивается именно потому, что словосочетание «хрустальный улей» являлось абсолютно авторским. Подтверждением этой мысли является цитируемое С. Кедриной [1, стр. 43] стихотворение «раннего» Кедрина:
В этом улье хрустальном не будет
Комнатушек, похожих на клеть.
В гулких залах веселые люди
Будут редко грустить и болеть.
В словосочетание «хрустальный улей» Дмитрий Кедрин вкладывал свою мечту об идеальном городе и, возможно, что оно возникло под влиянием прочитанной им книги Томмазо Кампанеллы «Город Солнца». Отсюда и возникают гипотетические предположения — во-первых, что название «1902» придумано редактором журнала «Звезда Востока», по той причине, что историческая повесть напечатана была в этом журнале (№ 1, 1966 г.) в отрывках и первородное название поэмы при такой публикации большинству читателей ни о чем не говорило; и, во-вторых — в предоставленном для публикации произведении [2] с авторским названием «Хрустальный улей» отсутствовала глава в которой, вероятнее всего, устами Гирша Леккерта рассказывалось об удивительном городе настолько увлеченно и горячо, что впечатлительная Соня полюбила рассказчика платонически неразделимой любовью («Все, что Леккерту снилось, увидит она наяву»). И похоже, что рассказ этот в устах Гирша Леккерта имел такие нюансы, которые косвенно соотносились с кедринской эпохой, высвечивали действительность с неприглядной стороны — это и послужило причиной уничтожения одной из глав рассматриваемой поэмы. С другой стороны можно заметить, что канвой сюжета в поэме послужили параллельные моменты из биографии самого Дмитрия Кедрина. Свою жену, Людмилу Дмитриевну Кедрину, поэт называл Миля. Жену Леккерта зовут Малка. В именах Миля и Малка объединяющей константой является аллитерационная перекличка двух одинаковых звуков. О том, что это совпадение носит не случайный характер, говорит следующий момент из воспоминаний Светланы Кедриной: «Когда отец читал <…> маме, она плакала и спрашивала: «Это обо мне? — «И обо мне тоже», — отвечал отец» [1, стр. 106].
Известно, что в детстве Дмитрия Кедрина воспитывали две женщины, являвшиеся родными сестрами — Ольга и Людмила. Причем, в воспоминаниях об отце дочь поэта повествует, что с дедом (Иваном Ивановичем) и бабушкой (Неонилой Васильевной), имевших пятеро детей, остались именно эти две сестры «старшая, двадцатилетняя Людмила, некрасивая, засидевшаяся в девушках и младшая — прелестная, романтичная… Ольга». При этом сообщается, что «Иван Иванович не пожалел ста тысяч приданного», чтобы выдать старшую дочь замуж [1, стр. 4]. Эти подробности из биографии Дмитрия Кедрина выписаны здесь потому, что именно они послужили становлению и развитию сюжета в исторической повести «Хрустальный улей». Но судите сами… У раввина Немзера две дочери, младшая — прелестная Соня и старшая — некрасивая и тучная Двойра. И Немзер, когда Соня отказывается выходить замуж за предпринимателя Цукермана, предлагает тому в жены Двойру, и чтобы поколебать возможный отказ, прилагает к своему компромиссному предложению «приданого тысяч на двадцать» (Глава 10).
И поскольку биографические элементы из жизни самого Кедрина так или иначе, как нами замечено, трансформированы в поэме, следует упомянуть, дополнительно к сказанному, следующие факты, сопутствующие рождению поэта: «Сказала ли она о том, кто отец ребенка — неизвестно а мать, зная крутой нрав мужа и его вздорность, сейчас же отослала младшую дочь <…> в знакомую молдавскую семью, неподалеку от Балты, где Ольга родила сына <…> Ольге удается уговорить Бориса Михайловича Кедрина усыновить ее ребенка, и здесь же, в Юзово, точнее, на Богодуховском руднике, предшественнике нынешнего города Донецка, за большие деньги поп окрестил ребенка, записав его сыном Бориса Михайловича и Людмилы Ивановны Кедриных».
Повышенный интерес Дмития Кедрина к многовековой истории Российского государства хорошо известен. Отсюда следует, что при изучении исторического материала мимо внимания поэта, конечно же, не могла пройти тайна рождения Петра Великого, постоянный интерес государя к этой проблеме и горькая реплика, брошенная в лицо государыне: «Скажи, кто мой отец?» И, разумеется, что этот сакраментально интроспективный вопрос интересовал подрастающего поэта мучительно и беспрерывно, ибо являлся для него чуть ли не родовой травмой. И, весьма вероятно, что ему удалось раскрыть эту тайну, ибо Светлана Дмитриевна Кедрина в своих воспоминаниях сообщает: «Незадолго до трагической смерти отца мама спросила его, будто провидя будущее: «Митечка, а кто же все-таки был твоим настоящим отцом? Если с тобой что-нибудь случится, что я скажу детям?» — «Я когда-нибудь тебе расскажу то, что мне известно, хотя, по правде говоря, известно мне немного». Но даже то, что отец знал, рассказать он маме не успел» [1, стр. 6].
Исходя из собранной и проанализированной информации следует вероятность того, что тайна рождения Дмитрия Кедрина могла быть отображена в произведении «Хрустальный улей», но Людмила Ивановна Кедрина не захотела ознакомить с этой тайной общественность и по этой причине уничтожила некоторые главы исторической повести. Соображения по этому поводу высказаны и зафиксированы ею самой в письме, написанном 12 апреля 1987 г. Гавриле Никифоровичу Прокопенко — переводчику стихов ее мужа на родственный язык: «24 апр. в «Книжном обозрении» <…> появится повесть в стихах (1000 строк) Дм. Бор. «Хрустальный улей» <…>, — пишет Л. И. Кедрина и высказывает опасение, что «после публикации поэмы все будут называть Д. Бор. евреем (он русский из древнего рода). Живя на Чечелевке[42], поэт изучил еврейский язык, т. к. Чечелевка была еврейским гетто» [4, стр. 63].
И здесь, в результате проведенного исследования, само собой возникает вопрос — почему, все-таки, Людмилой Ивановной Кедриной в письме делается упор на то, что ее муж «русский из древнего рода»? — ведь это же, в любом случае, не совсем так, поелику по материнской линии генетические корни поэта имеют польско-дворянское происхождение. И, в конце концов — откуда у поэта Дмитрия Кедрина наблюдается на протяжении всей его трагической жизни архетипического рода тяга к художественному отображению исторических перипетий, выпавших на долю еврейского народа?.. Причем, в этой, исходя из написанных им текстов, прирожденной тяге отношение не просто сочувственное (с доскональным знанием еврейских традиций — и религиозных корней, и буднично-светских), но скорее всего родственное. Обозначенный момент в его творчестве носит явный характер не только в поэме «Хрустальный улей», но и в драме «Рембрандт», в которой одним из положительных персонажей является ученый талмудист Мортейра — учитель Спинозы; или, например, поэма «Пирамида», написанная в 1940 году, в которой поэт осмелился высказать мнение о строителях этой пирамиды на те времена весьма для него опасное: «И сотни тысяч пленных иудеев / Тесали плиты, / Клали кирпичи». И в завершение этой поэмы, не убоявшись сталинского официоза, поэт напишет [3, стр. 257]:
И путник,
Ищущий воды в тени,
Лицо от солнца шлемом заслоня,
Пред ней,
В песке сыпучем по колени,
Осадит вдруг поджарого коня
И скажет:
«Царь!
Забыты в сонме прочих
Твои дела
И помыслы твои,
Но вечен труд
Твоих безвестных зодчих,
Трудолюбивых,
Словно муравьи!
Мне помнится какой духовный переворот в моей душе произвела поэма «Пирамида», впервые прочитанная мною в 70 годах канувшего столетия. И, может быть, только потому, что такое впечатление было на меня произведено, предлагаемое эссе было задумано и завершено мною в Израиле в 5766 году от начала древнееврейского летоисчисления.
1. Кедрина Светлана, «Жить вопреки всему» (Тайна рождения и тайна смерти поэта Дмитрия Кедрина), М: «Янико», 1966, –228 с.
2. Дмитрий Кедрин, «Хрустальный улей» / газета «Книжное обозрение» за 24 апреля 1987 г.
3. Дмитрий Кедрин, «Дума о России» / Сост. С. Д. Кедрина; Вступ. Ст. Ю. Я. Петрунина; Ил. В. В. Кортовича. — М.: Правда, 1990. — 496 с.
4. Прокопенко Ирина (составитель), «Украинскому Кедрину быть» (избранная переписка / 1977–2005 гг.): Январь, 2006. — 84 с.