Лишь оттеняет бесприютность нашу,
Свинцовый дождь и рощи рабский гул…»
Но, видно, день был местом странных встреч,
Коль скоро небожители и люди
В него вступали с разных точек сна:
Растрёпанный, с бутылкою вина,
Седой старик в грохочущей минуте
К деревьям обращал живую речь:
Пред тучами, травой и косоглазым
Пространством, рассечённым поперёк,
Он выступал и требовал вниманья.
Границы яви хлёсткие ломая,
Какой-то странный пробежал зверёк
Меж мокрой тьмой и старика рассказом…
…Отряхивала листья тишина,
В сырых кустах поёживалось время,
По капле омывая общий грех.
Старик кричал, переживал за всех,
И сцена леса молниями всеми
Была трагически освещена.
Старик замолк. Я подошёл к нему
И проводил до сумрачного дома,
А после бегал вызывать врача.
Гроза, в окно рогатиной стуча,
Шла в прошлое, морщинясь у излома
Его бровей, в отеческую тьму. –
Видать, разобралась в его речах.
Назавтра я узнал, что умер он.
Слова умерших обретают ярость
Дремучей чащи и корявых гор:
Сгущают кровь и камнем бьют в упор,
И, как бы вы забыть их ни старались,
Нахлынут ливнем – и встряхнут, как гром…
«Вспыхнуло пламя…»
Вспыхнуло пламя –
Взгляда не отвести,
За густыми стволами
Будет небо расти.
Голос твой тихий –
Ураган над рекой,
На излучине вихря
Безмятежный покой.
Прежде мне знать бы
И прийти по воде
В белый день твоей свадьбы,
Отсиявший в нигде.
«…И важно всё, и всё на месте…»
…И важно всё, и всё на месте,
И смотрит мальчик, размечтавшись,
На светом вспыхнувшие вести
Всех новостроек – восемь на шесть –
Застывших в шахматном порядке,
Живые прячущих фигуры,
Чьи души после песни краткой
Слетают в ночь с клавиатуры.
И мальчик – музыкант, а небо
Поёт, и всё на свете важно,
И губы повторяют немо
Пчелиный гул многоэтажный.
Мы будем жить, не выделяя
Ни тех, кто прав, ни тех, кто нужен,
Во тьму вселенскую ныряя
Совсем не в поисках жемчужин,
Лишь ради песни, ради влаги,
Поющей в образе и зренье, –
И будем, как немые маги,
Поддерживать её горенье…
«Ступеньки – к реке, и ступеньки во льду…»
Ступеньки – к реке, и ступеньки во льду,
И в блеске огней – река.
И я уже больше по ним не пройду,
Но дай мне Господь в позабытом году
Кивнуть им издалека.
Пять-шесть мальчишек, мороз и хруст,
И окон свет небольших.
До вас я взглядом не доберусь,
Но ты засвети мне лучину, Русь,
В окне вечерней души.
Салазки фанерные. Снежный быт.
И сами себе – цари…
Напомни, волшебница, кто позабыт,
Кто сам позабыл – и спокойно спит,
И прошлое заговори…
Школа
…Осенний класс и холод ранний,
Шумящих яблонь жёлтый ряд
И шум торжественных собраний
В античном зале ноября…
Зал гимназический! Он светел,
Войду – и в прошлое вернусь:
В том зале я впервые встретил
Настенных, белоснежных Муз,
Мне Музы глобус протянули,
Как сгусток скрученных времён, –
Здесь, у окна, на карауле
Багряных облачных знамён!..
…Как мы сумерек ритмы ловили!
Этим дням хоть кивнуть слегка бы…
Слышишь? – Город очистив от пыли,
Подкатил ледяной декабрь.
Из чистейшей на свете метели,
Из огромного сна снегового, –
Вам за всё, что сказать вы успели,
И за всё, что не выскажет слово, –
Души, крыльями шевеля,
Благодарствуют, Учителя!..
«Вечерний лес – души моей двойник…»
Вечерний лес – души моей двойник,
Под звёздами немеешь, замирая,
Но кронам не дотронуться до них,
Не дотянуться, как душе – до рая.
Ты сам, как и душа, непроходим,
Мы оба страха перед сумраком не скроем.
Давай друг другу небо отдадим:
Пусть – недоступное – принадлежит обоим.
Отрочество
В саду, откуда утром почтальон –
Мальчишка смуглый на велосипеде –
Обычно выезжает развозить
Газеты, письма – и колючки хвои,
И, может быть, цветочную пыльцу,
Любовных ищущую приключений, –
Пел соловей ночами в том саду.
…И это пенье шевелило листья
И направляло воздуха потоки, –
Сперва едва заметно, а потом
Скреплялся, постепенно нарастая,
Воздушных масс мажор. И синий вихрь
Звучал чрез месяц в море Эритрейском.
…И потрясали трели соловья
Весь сад огромный. Воздух колыхался,
Пути меняли звёздные лучи:
Пусть миллионы лет летели вспять,
Но сами звёзды на другом конце
Тревожного сознания вселенной
Дрожали, отражая соловья.
…И мы, дневные вести обсуждая
С тем пареньком, передававшим письма
И взгляд зелёный, – мы с ним замолкали.
И длился соловьиный монолог!..
«Я проглочен вокзалом огромным…»
Я проглочен вокзалом огромным –
Он пульсирует, словно кит,
И моё ожиданье – ромбом
У вокзала в горле стоит.
Но решенье небес непреклонно:
Кит у брега встаёт на дыбы –
И швыряет меня, как Иону,
В Ниневию моей судьбы!..
Памяти Марии Юдиной
Где южный город ленится,
И обвивает плющ его,
Где наше время пенится
У тёмных губ грядущего, –
Там света современница
Играет навсегда…
Её страшит звезда,
Пожары разгораются…
Но только тень, и край лица,
И два-три слова к музыке,
И пальцы у виска…
Так, южной ночи сгустки
Раздвинув, среди узкой,
Суглинной, душной улочки –
Нас голос отыскал.
Ах, глиняная улочка!..
А время – глины глуше,
Черней девичьих кос…
Но чем колодец глубже –
Тем больше видно звёзд!..
Каждый звук возобнови,
Повтори его впервые,
Повтори и сотвори,
Словно стебли синевы,
Словно маки полевые
С первым проблеском зари!
Пусть не застывает Бах,
Будто слово на губах
В миг сомненья и печали…
Как с рассветом хоры птах
Нас из ночи выручали, –
Пусть любовь прогонит страх!
На восходе бытия
Звук отточен и налажен
Звонким воздухом, и даже
Не приметишь соловья…
Это музыка твоя –
Перед утром Третья Стража!..
…Вот я лежу и плачу,
Слетает лист горячий
С дрожащего ствола,
Слетает и кружится
И мне на лоб ложится, –
Рука твоя легла.
Я стану злаком, прахом –
На корм червям и птахам,
На спячку зимних трав.
Во тьму и гром одетый,
Я вверх взбегу по ветру,
Границы тел поправ.
Лежу вдали, покинут,
А рядом реки стынут
И гаснут города.
По слепоте тропинок
Подходит ночь, как инок,
С причастьем опоздав…
…И я из всей вселенной
Запомню, уходя,
Октавы плач священный
И горький смех дождя…
Притяжение
Здесь тепла и дыханья – на донышке,
Только глянешь, уйдёт без следа…
Так зачем же из дальней сторонушки
Так и тянет, и тянет сюда?
Из весны светлоглазой, невянущей –
В эту серую, кожа да кость,
Из округи, где други-товарищи –
В этот лёд, где непрошеный гость?..
Но и в райских кустах пламенеющих
Хоровод всепрощающих душ
Разомкнётся, отпустит, и мне ещё
Повезёт – посетить эту глушь:
Та же участь сутулится тёмная,
Тот же месяц в слепой высоте,
И лютует зима неуёмная,
Унося охладелых детей…
«…Заслони лицо средь лета…»
…Заслони лицо средь лета, –