Каждый куст зовёт поэта,
Куст поёт и говорит,
Куст горит огнём Завета –
И душа твоя горит.
Если Свет сойдёт, окликнет,
О несбывшемся проси,
Пусть глаза к огню привыкнут,
И тогда, кого в живых нет, –
Всех напевом воскреси!..
1914-й
Цветы на балконах,
Война на Балканах,
И кровь на иконах
И в чашах чеканных,
Как сдвинутся чаши –
От пули беги,
И славятся наши,
И в страхе враги.
Гвоздики в петлицах,
Война на Балканах,
И пятна на лицах,
На касках чеканных,
Как вырвутся тосты:
– За Вену!.. За Русь!.. –
Так в голос погосты:
– Клянёмся!.. Клянусь!..
Где выжжено – зелено.
Мир, молодея,
Не вспомнит ни эллина,
Ни иудея,
Как сдвинутся чаши
Двух судеб людских –
Так рушатся в марше
И варвар, и скиф!..
Подросток
Играя с сумерками в салки,
Он свесился с моста в пролёт,
Но станет сон его русалкой,
Затянет в омут – и убьёт.
Две ивы в сумрачном величье
К реке с подростком склонены,
Движенья тяжести девичьей
Слепить пытаясь из волны.
И к двери юности и грусти
Пугливо тянется рука…
Забудь, помедли – и забудься:
Ты сам – и сумрак, и река!..
Близость грозы
За дикостью хвойных вершин
Зазубрены тучи, как ельник,
А сосны дрожат параллельно,
Как струны единой души.
В небесную вольную ширь
Протянуты ветви – исканья
Тоскующих лип, сквозь дыханье
Единой стемневшей души.
Откройся – и страх сокруши
Целительным выкриком грома!..
И вот – мы бессмертны. Мы дома –
В объятьях всемирной души.
«Как мотылёк приговорённый…»
Как мотылёк приговорённый,
Который в комнату влетел
И рядом с форткой отворённой
О стёкла бьётся в тесноте,
Лишь им самим и сотворённой, –
Так и душа твоя жила,
Пока Непознанная Сила
Её за крылья не взяла –
И в свет просторный не впустила.
Смерть – в прошлом, словно гладь стекла.
Молодой рабочий
На насыпи возле железных путей,
Шагов в полусотне от давки,
Присел отдохнуть от печалей, смертей,
Закусывает на травке.
Так прост и свободен, как будто душа,
Закончив земную работу,
От хмурых трудов наконец отошла –
И смотрит откуда-то сбоку,
И видит великое множество лиц
В мелькающих рамах-вагонах,
И все в изумленье небес заждались,
Как лики на тёмных иконах.
А он простодушно открыт небесам –
И падает, как с карусели,
На лица кружащиеся… И сам
Не хочет иного веселья.
«Тот Разум, что в зародыше цветка…»
Тот Разум, что в зародыше цветка
Стремится молча в красоту раскрыться
И, бледного минуя мотылька,
В спирали тварей с нового витка
Слоистым ветром оперяет птицу. –
Тот Разум, что выводит на разбой
Улыбку барса. – Что на берег страсти
Выносит душу, как морской прибой
В моей крови, и снова стать собой
Ей не даёт, под знаком плотных странствий. –
Тот Разум, что застывшие умы
Казнит и через боль ведёт к величью. –
Что отточил мой слух среди зимы. –
С кем, удивляясь, наблюдали мы,
Как в буре зарождались свадьбы птичьи. –
Светлы Твои уроки и близки,
Прими мой стих к себе в ученики!..
«Я опять услышал эту песню…»
Я опять услышал эту песню –
И призыв почуял жизни дальней:
Так шумел высокий южный лес в ней,
Так мою будили память пальмы.
Никогда я не был в этих странах,
Только вспомнил горестно и резко:
Старый дом, и скрип полозьев санных,
И тепло бревенчатого детства.
В январе, натопленном и тесном,
На виду у хищницы-метели,
Вечерами пели эту песню,
Потому что лучшего хотели.
Но мело, сочился холод в щели,
Ждали весть, тревожились о друге,
И тянулась песня еле-еле,
Заглушаема огнём и вьюгой.
Пальмы шумом вьюге отвечали,
И внезапно друг, что песню начал,
Замолкал в предчувствии печали –
Той, которой я теперь охвачен.
На рассвете
Так женщина умеет жить
Спокойно и глубоко –
В овсяном поле ночь сложить,
Рассвет раскинуть сбоку.
Чужие на себя принять
Сомненья и страданья –
Неторопливо оттенять
Деревьев очертанья.
Тобой другая жизнь жива,
И третью жизнь затепли. –
Уже вокруг в росе трава
И ясно видно стебли…
«Не рабствует рябина, хоть и гнётся…»
Не рабствует рябина, хоть и гнётся,
Хоть сломана – рябина не раба,
Она – твоя судьба, и вспомнится, всплакнётся,
Как знак того, что время не вернётся,
И память набивает короба
В свой путь купеческий и безвозвратный,
Её лотки старинные полны
Той красной, точечной, тысячекратной,
Глаз радовавшей, росшей за верандой,
Той сломанной, погибшей без вины.
Духи
Я спал в вагоне, проезжая
Седьмую тысячу лугов,
Осин, отпрянувших от шпал. –
Они вопили, исчезая,
Их крики слышал я, хоть спал, –
Заштатных луговых богов.
В мой сон вступала мысль: а где же
Они шумят, когда в ничто
Направлен строй стволов литых?
Они живут одной мечтой!
Конец их жизни, их надежде,
Коль взгляд мой не объемлет их!..
И я надменно проезжаю –
И в пустоте, где ни души,
Поочерёдно оживляю
Леса, озёра, камыши…
Мой сон. Над озером – туман.
Вдруг я в тумане различаю
Круженье маленьких фигур:
То духи? Зрения обман?
Они взлетают на бегу…
Как я не видел их вначале?..
Но словно спала пелена
С просторов обжитых, огромных –
Я вижу тысячи существ:
Вода их танцами полна,
Они в воздушных спят хоромах,
За их мельканьем лес исчез…
Я мчусь по глади сна, как парус,
А духи дуют на меня, –
Я мал, я немощен без них…
Вот снова в стёклах лес возник.
Я у вагонного окна.
Я понял всё – и просыпаюсь…
«Подмосковные сосны. Чуть слышный…»
Подмосковные сосны. Чуть слышный
Путь времён между ними во тьму.
Ты – не гость на пути, ты – не лишний
В горько пахнущем травном дыму.
Темнота помогает почуять,
Как одна вас связала беда
С тем, кто в поезде чутко ночует,
Уносясь от тебя навсегда, –
С тем незримым тебе незнакомцем,
Что навек с тобой объединён
Нарастающим топотом конским
Новых, неотвратимых времён…
«Освежающего гнева…»
Освежающего гнева
Грозового заждались вы, –
Кайтесь яростно, деревья,
Разрывая плащ из листьев,
Стебли в поле – на колени,
Бейся оземь, бурный лес,
Избавленья, избавленья
Гулом выпроси с небес!..
Сердцу мало, сердцу тесно
Чувства гнать по тёмным жилам –
Сердце ловит страх древесный
И, тревогой травной живо,
Входит в крик, в слепую веру,
В неба храмовый раскат, –
Кайтесь яростно, деревья,
Разрывая облака!..
«…Видать, в поэме слишком много строк…»
…Видать, в поэме слишком много строк,
Вся – в книге не уместится. И надо б
Все действия – перенести на Запад,
А все нравоученья – на Восток.
Том первый – здесь, а том второй – напротив,
В них смешаны сюжеты, времена…
В кровавый бархат переплетена
Судьба царей, история народов.
««Ты – тот, кем стать посмел!..»
«Ты – тот, кем стать посмел!» –