Собирайтесь! Поедем кататься!..
Ну, колодники – в слёзы…
Тут Стенька
Быстро волны рисует на стенке,
Чертит лодку углём,
И в неё всех сажает:
– Поплыли! Живём!
…И все узники с ним исчезают…
…Так он пил да гулял без опаски,
Бил да грабил – беды не встречал,
Да не знал, что на Светлую Пасху
Прекращается действие чар:
Как на Пасху, при солнечном свете,
Вышел грабить – его замели
И в железной скрежещущей клети
Сквозь Россию – до плахи везли!..
Царь Пётр и странник
Пётр от придворных убежал:
Перечат люди, раздражают…
В затвор! К машинам, к чертежам!
Но царь, склонясь над чертежами,
Вдруг чувствует – здесь кто-то есть:
Глядит, а рядом – бедный странник…
– Да как ты смог сюда пролезть?
– Царь хочет знать о пожеланьях
Народа, – вот и впущен я…
А Пётр, как в дымке забытья,
Уже подносит гостю чарку:
– Ну, коль явился, отвечай-ка,
Чему учён, имеешь дар
Какой?..
И вдруг кричат: «Пожар!»
К окошку Пётр:
Горит вся Пресня!..
– Я дар имею интересный:
Вином пожары заливать!
Царь – в гневе:
– Будет завирать!
Так проучу, что станет жарко!
Глумиться вздумал! У меня…
Но странник раз-другой из чарки
В окно плеснул – и нет огня!
А сам – исчез!..
Да это что ж?!
Тут Пётр на стол, на свой чертёж
Садится в страхе и бессилье –
И слышит где-то близко-близко:
– Царь Пётр! А меня – Василий
Зовут! Василий Кесарийский…
– Да это ж – тыщу лет назад?
Не верю!.. Быть не может! Нет!..
Я пьян… Мне разум отказал.
Забыть, забыть весь этот бред!..
Он не являлся!.. А иначе –
Вся власть моя не больше значит,
Чем эта чарка…
Непокорны
Все эти люди – лгут, клянут…
Так пусть дрожат – и спины гнут!
Одни машины – миротворны!
…И царь, багровый весь от гнева,
Идёт, чертёж подробный в левой
Держа, а в правой – бычий кнут!
Серафим
Край горестный был вылеплен из воска,
Стопа небес безжалостно давила,
И весь в снегу был Серафим Саровский,
И сильно мёрз внимавший Мотовилов.
Но в том краю без зрения и слуха,
В его прозрачном сердце ледяном
Глаголы процвели Святого Духа,
И мехи новым полнились вином.
Вошла Весна, Зимы вокруг не тронув,
Излился Свет, не разогнавший Мрака,
Объяла тишина крушенье тронов,
Плыла над Колымой святого рака.
Кто в огненную влагу окунётся,
Над тем бессилен ледяной кристалл:
Средь полночи стоит над Русью солнце,
В нём шевелятся пламенем уста.
Но в нищете безверной и преступной
Достоин кто бесценного подарка?
Царит над веком хлад и запах трупный,
И лишь двоим в метель светло и жарко.
Им в золотистом райском аромате
Сквозь ночь и холод – в небо прорасти…
О, не рыдай же надо мною, Мати,
Но солнцу улыбнись и тьму прости!
Константин Случевский
Былые песни немы,
Своим певцам под стать,
И наступило время
Случевского читать.
К разгадке несказанной
Он близко подошёл,
И плачет строчкой странной
Над изгнанной душой.
У мира на окраине,
Где Свет, лишённый прав,
Забыл святые тайны
И гаснет, зарыдав,
Среди великой злобы,
Где тщетно тьму молить,
Свет ищет, чрез кого бы
Печаль свою излить.
Где горестно гостим мы
Под взором тяжких туч, –
Сознаньем не вместимый,
Пробился Вышний Луч.
Где птиц тревожной стаей
Мы горестно гостим, –
Там Свету стал устами
Случевский Константин.
Лев Карсавин
Ах, философ Лев Карсавин!
Как хоронят на Руси?
Хочешь крест, ещё и саван? –
Не надейся, не проси.
Как смеются стервы-лярвы,
Как ледок припёк уста,
Это значит – Приполярье,
Это – наша Воркута.
Папуас душой и видом,
Вертухай не знает зла. –
Что София с Василидом,
Мира горнего крыла?
Да ещё – как там у Блока? –
«Ветер, ветер…». Маета,
Как везде. Одно лишь плохо:
Что хоронят без креста.
Впрочем, что возиться с телом?
Там, куда взирать не смей,
Света Крест стоит пределом
Меж Отцом и тварью всей,
Оком власти, торжества ли
За вселенною следя –
Вплоть до той презренной твари,
Что стреляет, не судя.
Света Крест на перепутье
Божьих судеб и людских.
И пред ним замолкли судьи,
Леденящий ветер стих.
И к тому Кресту во славе
Приложился, зарыдав,
Осиянный Лев Карсавин,
Похороненный во льдах.
Ордынский пир
Ак-Орда,
Смак-Орда,
С губ сочится
Кровь-руда,
Воет белая волчица
На ущербную Луну.
Ак-Ок,
Эй, внучок,
Ножик вынь –
Вспори страну,
Степь да синь!..
Степь-ковыль,
А поле-то
Вином красным
Полито,
Кости белые торчат –
Кличет хан
Внучат-волчат, –
Расстилайте дастархан!
Кок-Орда,
Скок-Орда,
Синий ножик
В бок-Орда!
Где полмира? –
Йок-Орда! –
В бездну-со-всех-ног-Орда!
И ни косточки от пира,
Не осталось и следа!..
Рассказ путника
Я посмею Вас
Потревожить не на час,
А на малое мгновенье,
На минуточку.
Уж тому идёт
И не месяц, и не год,
А с весьма изрядным гаком –
Три столетия…
Правил Русью всей
Царь Тишайший Алексей –
Божью Церковь разорял он
И расстраивал.
При нём Никон жил –
Устав новый положил,
И на сорок толков
Церковь раскололася.
Вот тогда отцы,
Того века мудрецы,
В Стародубской древней волости
Сходилися:
Стала мудрых рать
Громко небо вопрошать –
Мол, какой из этих толков
Верный-истинный?
Тут раздался гром,
Озарилось всё огнём,
И сошёл Господь на гору
На Горо́дину.
И с тех пор Бог Сил
Плоть крестьянскую носил,
Называться стал
Данила свет Филиппович.
Из села в село
Слово Божье потекло –
Воскрешать по духу мёртвых
Силой истины.
И из града в град,
Где все души смертно спят,
Полилась из уст пречистых
Жизнь бессмертная…
Если ж это так,
То другое всё пустяк –
Власть, и войны, и наука,
И политика.
Если Сам Господь
Снова принял плоть,
Остальное – прах, и пепел,
И ничтожество.
Все цари да короли
Перед Ним лежат в пыли –
Все как есть,
Включая Ленина и Сталина.
Так шептали в детстве нам, –
Я от деда слышал сам,
Да вот верить ли, не верить? –
Сомневаюся…
Из варяг в греки
Путь из варяг в греки –
Это не только реки,
Это не только волок:
Путь сей – суров и долог.
Путь к высоте – из праха,
Путь к красоте – из страха,
К белому камню – к мере.
Путь от безверья – к вере.
Путь на века – вовеки,
Путь из варяг в греки,
Путь от истока к устью –
Путь, проходимый Русью…
Из книги «Интервал и ступень»1987–1988
«У судеб в кровавой лавке…»
У судеб в кровавой лавке,
Вся в чёрном, вдова Россия
Стояла поодаль от давки –
И ни о чём не просила,
Рассветных стихов и звонниц
Сжимая последний червонец…
Молчание
Иисус молчал…
Бог, как странник, лишённый крова,
Города обходил ночами: