Что не в ладу с колючей славой,
Светлеет Облако, научено
Хвале рассвета остроглавой!..
«О, сколько их – садов!..»
О, сколько их – садов!
Расставишь всех людей на свете –
Все потеряются. И ветер
С пути собьётся.
Каждый вздох
Набит их клевером, левкоем,
Корой, сиренью, вишней, дубом,
А глубже там – ещё такое,
Что именем не обрисуешь грубым,
Что, ускользая от названья,
Доносит тайны волхвованья…
И мы вдыхаем – волею звериной
Иль ангела чутьём, нечёсано-заросшего:
Душа! Сады – огромные перины,
И все они – тебе, Принцесса на горошине!
Ты дышишь, нежишься, ты возлежишь на них,
Хоть за дверьми
И ждёт тебя Жених!..
Иероним
Мы с лапы львиной яблоко сорвём,
Орла стихам научим:
Иероним беседует со львом,
Всезнающе-дремучим.
А тот следит, прищурившись в веках,
Игру контрастных пятен,
И текст на трёх священных языках
Ему без слов понятен…
«Истина – гуще осеннего сада…»
Истина – гуще осеннего сада
В сумерках, и недоступней для взгляда
Тайные тропы, сокрытые в ней,
Бывшие летом рассвета ясней.
Корни, кусты, травяные владенья
Скрыло от разума Грехопаденье,
Истины свет загустился в белок,
Полный провалов, пещер и берлог.
Роза средь ночи бессильна – и властна,
Правда во плоти черна, но прекрасна,
В дуплах дремучих страшна, но права –
Ангел, взывающий из вещества!
«В детстве – отмели плотной…»
В детстве – отмели плотной
Средь моря бушующих бедствий,
В детстве – тетрадке нотной
Для долгих записей, в детстве –
Свет январский с Жюль Верном,
Андерсен в школьном дворе
Делают день достоверным,
Как складки в дубовой коре.
Дуб разминает руки,
Вечер из глины лепя:
Твои родители – Духи,
Они сложили тебя
Из невместимых желаний,
Как сумрак того хотел,
И в Лете омыли длани,
И сами ушли из тел.
…Нотный день пролистался
В страшную тишину.
Все ушли – ты остался
Неба нести вину.
СербияИз цикла
Подобрал бы то яблочко, съел бы я,
Да далёко оно откатилось!
Дионисий прошёлся по Сербии –
Виноградом украшенный тирс.
Дионис – во святительских ризах,
Вновь аттический выдался век,
Храм лобзанья – Акрополю близок,
Но запутанней синтаксис рек.
Подобрал бы то яблочко спелое,
Да оно закатилось в Прилеп,
Раскололось – златое и целое –
На ручьи диалектов и лет.
В счёт Аида – четвёртая Аттика,
Оскудел огневой студенец.
Ярых вод наговорная практика
Не излечит сердец.
Из ворот избы беседной
Выбегал ручей жемчужный,
Увидал малец недужный –
Улыбнулся, бедный,
Как он бросился на травы,
Чтоб собрать тот жемчуг ценный, –
Вдруг слетает Свет Нетленный
В виде яркой Павы.
Клювом жемчуг собирает,
Под цветные крылья прячет,
Перьем солнечным играет –
А парнишка плачет:
«Пожалей меня, больного,
Перед лютой зимней стужей,
Ты оставь мне хоть немного
Маленьких жемчужин!
Сколько ты уже склевал их…
Хоть оставшиеся эти –
Три денёчка белых, малых
Подари мне, Свете!»
Пава, перьями играя,
Слёз и слов не замечает
И, остатки добирая,
Хлопцу отвечает:
«Не оставлю, мой хороший,
Ни жемчужинки единой, –
Будешь схвачен холодиной,
Снегом запорошен,
Чтобы сердце приуныло,
Чтоб душа твоя остыла.
И когда тебе земные
Станут дни постылы, –
Вновь слечу к тебе я Павой,
И, к земному не ревнуя,
Жемчуг весь тебе верну я
Вместе с горней Славой!»
Шум да гром! То ли близится счастье,
То ли с жизнью пора распрощаться,
Но деревья цветут слишком шумно,
Слишком громкое Солнце восходит,
И в душе, как в гудящем лесу, мне
Сладко слушать весенние мысли.
И подходит ко мне без вопросов
Золотая заря – костоправа,
И десницей, могучей и нежной,
Выправляет любви позвоночник, –
Ни следа от скорбей моих прежних,
От провалов и рвов полуночных!..
Вздулась речка, тяжко, больно дышит,
А над ней – три девы в белых платьях
Полотно стирают-отмывают:
Возле первой девы – волны жёлты,
У второй – краснеют под руками,
Возле третьей – чёрного чернее.
То не полотно в руках у прачек,
То не речка дышит и болеет,
То не девы – Ангелы Господни
Душу нераскаянную моют,
От грехов несчётных очищают:
Из души усопшего злодея
Истекает зависть – желтизною,
Пролитая кровь – струёю красной
И кощунство – чёрною волною…
Из книги «Школа беглого чтенья»1989–1990
Единство
Когда приводили барашков и кровь
Стекала с рогов Ариэля, –
На западе буря вздымалась, как бровь,
Над глазом морским. И на южной свирели,
Просверленной в Моцарта и костяной,
Играл синемускульный Рама
И мускус вдыхал, обратившись спиной
К двойному крушению Храма.
Когда на Алтарь возлагали курдюк
И космос вбирал воскуренья, –
Сидонское млеко пил Западный Дух –
Свирепый малыш. И на Маздовой сцене
Готовились мужа с женой развести –
Две части парчовой завесы:
О Кир, Вавилона развал возвести,
Буддийской в предчувствии мессы.
Когда же белей облаков подвели,
Чья Кровь прожурчала: «Свершилось!» –
На западе отрок взмолился: «Вели –
Иду за тобой!» И страна сокрушилась
О Сыне Единственном. Южный же Крест
Взошёл над второю земли половиной,
И, звёзды и расы сгребая с их мест,
Встряхнул Метатрон своей гривою львиной!
«Древний мрак, калиток скрипы…»
Древний мрак, калиток скрипы,
Прародительские липы,
Первой встречи дрожь…
Где б я ни был – отовсюду
Отзовусь и рядом буду,
Если позовёшь.
Всё, что выдалось прекрасно, –
Страх бессилен, смерть не властна
В будущем отнять.
И мгновенной, светлой дрожи –
Той, что вечности дороже, –
Мраку не унять.
«Сгорели корабли. На берегу останусь…»
Сгорели корабли. На берегу останусь.
И липою в цвету, и ливнем на бегу
В грозящие года мгновенно пролистаюсь.
Сгорели корабли. Гроза на берегу.
Сгорели корабли. И кто-то причитает,
Что будущего нет. Но прошлое – спаслось,
Оно в глаза глядит и к сердцу подлетает.
Сгорели корабли. Свободен ты, матрос!
«Не поймёшь до конца…»
Не поймёшь до конца,
В чём ушедшего времени чудо, –
То ли тонкость лица,
То ль узор тонкоструйный сосуда.
Древний череп разбит,
И квартал мастеров уже вымер.
Только море и Крит.
Только странно звенящее имя.
«Детства склон. Солнцепоклонники…»
Детства склон. Солнцепоклонники
Укрепляют свет апреля –
Алебастровые слоники
На лазоревой арене.
Серафимов ответвление –
Мы в науки не вникали,
Что живём средь потепления,
В райский день меж ледниками.
Ну а что пред Ночью навзничь нам
Пасть прикажут, знать не надо:
В царском небе замком сказочным –
Ледяная колоннада.
Вешний город в выси выстиран,
В зорьке – яшмовой лохани.
Свет и смех. В незнанье – истина.
Знанье – льдом сведёт дыханье…
«Есть неизбежность принятья…»
Есть неизбежность принятья
Великих понятий –
Всех без изъятья,