Без разницы в платье и стати,
Ибо отверженный мстит:
Лет на двести
Он замыкается в скит
И взывает о мести –
Будь это Притча, Аят
Иль буддийская Сутра…
Месяцы, годы подряд
Длится тьма и не явится утро,
Пока
Отвергается Правды реченье
И не идут облака
К Раннему Свету в ученье.
Огонь
Священная печь. Поклоненье огню.
Дрова приготовлю и мрак прогоню.
И холод уйдёт из души величавой,
И век присмиреет, не страшен,
И Свет пододвинется – отрок курчавый –
Вкусить огнедышащих брашен.
И память раздвинет подмостки для внуков –
Смеркающий трепет пещерный,
Где полог свисающий – отсвет неверный
Над брачным собранием духов.
Зажёгший свечу понимает,
Зачем поклоняться огню,
И облако ливню внимает,
Как путь молодому коню.
Все дальше гарцующий цокот,
Я прошлое слушать хочу,
А сердце по всаднику сохнет
И в ливень выносит свечу.
«Опять весна беснуется…»
Опять весна беснуется,
Божествует душа,
И адом пышет улица,
И небом изошла.
О, как ты смотришь пристально
На зелень – как в меня!
За деревянной пристанью –
Речной трамвайчик дня.
А с кем я в детство робкое
Плыл дымом по реке –
Под строчкой спит короткою
В полынном парике…
Вновь май сошёл – не кошенный –
Мальчишеской стопой,
Трамвайчик светел кожаный,
И я плыву с тобой –
Пока во сне встречается,
Что ветер надышал,
И надо всем качается
Воздушный жаркий шар,
Пока прозренья белый стих
Бежит к реке, патлат, –
Растёт Любовь из прелости,
И страхов, и утрат.
Сон
Виталию Илларионову
Ночь – пчелиный рой сирени:
Город, у весны в гостях,
Опустился на колени,
Синих пчёл держа в горстях.
Здесь мы встретились – ведь случай,
Переулками влеком,
Первобытней и певучей,
Чем осмысленный закон.
Улей вечности – природа –
Неподкупна и строга:
В светлом миге – капля мёда,
В тёмной памяти – строка.
Надо мной – зелёный полог,
Семерица светлых нот,
Райский сон, и в нём биолог –
Древа жизни лучший плод.
«Упало яблоко, и покачнулась чаша…»
Упало яблоко, и покачнулась чаша,
И притяжения нарушился закон.
Разверзлись хляби: из окон
Глядели ангелы, один другого краше,
На разрушенье сердца и судьбы
В масштабе всепланетном,
Подставив грому ослепительные лбы,
И кудри их играли с чёрным ветром.
И вот один фаянсовую руку
Простёр из-под кленовой кроны крыл –
И дверцу человечеству открыл
В самопознанья огненную муку!..
«Подъезды снежные! О дух великолепья!..»
Подъезды снежные! О дух великолепья!
Зернисто-ангельская страсть
Возносит нас и не даёт упасть,
И ветер колокол сияющий колеблет.
Обрывки странных фраз. Неведомые глоссы
По ледяным разбросаны монастырям.
И зиму, как раскрывшуюся розу,
Я подношу к дымящимся ноздрям!
Надгробье
Два оленя охраняют
Драгоценную корону
На надгробном сером камне.
Поперёк зима легла.
Развороченные кроны.
Город Ровно.
Путь неровен.
Это руки Аарона.
Впереди – январь и мгла.
Впереди – двуликий Янус.
Ты пройди, а я останусь
И в двусмысленную данность
Жизни бежевой вгляжусь:
Что-то сплошь нам
Встречи с прошлым
Предстоят.
Нас водят за нос.
Лишь для виду
В двери выйду –
И рождённым окажусь.
Два оленя скачут гордо.
К сожаленью, надпись стёрта,
И корона увенчала
Изначальный, общий рок.
Плотник, пекарь иль сапожник –
Как сумел меж дел тревожных
Ты взрастить оленей нежных,
Чем стяжать корону смог?
Галаадских бег оленей
По надгробьям поколений,
Псалмопевца умиленье:
«Как олень спешит к воде –
Так, презрев Земли двуличье,
Я Твоё взыскал величье,
Сбросив имя и обличье:
Нет меня…
Но Ты – везде!..»
«Господин Световидец…»
– Господин Световидец,
Моё Вам почтенье!
Разъясните, прошу: что такое Земля?
– Школа Беглого Чтенья, –
Отвечал он, крылами во тьме шевеля.
– Что ж нам делать?
Разучивать знаков значенья
На борту утопающего корабля?..
Он молчал. Задыхались от дыма поля.
– Господин Световидец!
Какие же тексты
Нас готовят читать?
Он шепнул:
– Замолчи
И раскройся, дрожа, ибо весь ты –
Текст,
Читаемый в тысячеокой ночи!..
Цирк
Я в цирк вошёл. Был этот цирк необычайно странен,
В нём неумолчно смех гремел, но больше было слёз,
В нём фехтовальщик встать не мог,
стальной рапирой ранен,
В нём навзничь клоун упадал – и умирал всерьёз.
А кто под куполом парил – был сам белей каната,
А кто плясунью обнимал – тот удалялся с ней,
А кто с пантерами играл – того ждала расплата.
И были зрителей зрачки звериных глаз страшней.
И я, войдя, не понимал, артист я или зритель,
И всё надеялся уйти – мол, не туда попал.
Но взяли за руки меня, одели в белый китель
И на арену привели – и замерла толпа.
И я узрел на лицах боль и столько мук душевных,
Что отказаться и уйти уже не стало сил.
И кто-то подал мне кувшин и прошептал: «Волшебник!
Следи, чтоб не кончался твой чудесный эликсир!»
А сотни глаз немой мольбой светились у барьера,
И медью, страхом и стеклом сверкали сотни чаш…
И тёк напиток золотой, и укреплялась вера,
И вкус бессмертья обретал таинственный мираж!..
Египтянин
Если бы Нил усомнился
В плодоносности своих разливов,
Если бы Мемфису не снился
Табор торговцев крикливых,
Если б кто-то из живущих спасся
От молчанья, спрессованного веками,
Если бы сам Птах не распался,
Став своими восемью двойниками,
Если б не желтели в мире листья,
Если б на ночь оставляли настежь двери, –
Я б тогда поверил в бескорыстье,
В женскую любовь твою поверил.
Ибо слово фараона ловит чутко
Немигающий писец Неферти,
Ибо нет у женщины рассудка,
И влеченье к ней – дорога к смерти.
«Недописанная строка…»
Недописанная строка
Не даёт мне покоя,
А она, словно клевер, легка,
Словно синь над рекою.
Жить во тьме одному –
И не верить, что всё утрясётся,
Но любить эту тьму
И ночное приветствовать солнце,
И, в пчелиных мирах
Цветовые слова уловляя,
Облекать их во мрак,
Будто память лоскутного рая, –
Если вправду поэт
И у Бога чего-нибудь стою…
Но строки этой нет,
И она не даёт мне покоя.
«Вы верите стихам? Я тоже верил им…»
Вы верите стихам? Я тоже верил им,
Но дальний, дикий смысл, как запах зверобоя,
Открылся мне меж строк: мерило ритма – Рим,
Чьё войско не даёт Святой Земле покоя.
Душа, твой лёгок Храм, он бел, почти незрим,
Поклонники смелы, левиты непреклонны,
Но разум шлёт слова, как легионы – Рим:
Несётся крик со стен, и в пламени колонны!
Вы верите стихам? Я тоже верил им,
Но пеплом быть – толпе, а пенью – чёрной печью…
Вы слышите? Псалом взрывается: «Горим!
Наш белоснежный Смысл охвачен жаркой Речью!»
Кельты
– О’кей – о кельты,
Дары друидов,
Струенье Леты,
Дриады выдох
В плоть человечью:
Дымится Змей
Сырцовой печью
Последних дней…