Случайный взгляд, случайные слова,
А встречи нет, она опять далече,
Хотя с деревьев падает листва.
Дрожит фонарь, листву роняют клёны,
Ночной состав гудит, полуслепой,
А стародавний голос патефона
Ещё поёт: «Мы встретимся с тобой…»
К нему заходят, чтоб на миг согреться,
На миг развеять пустоту и тьму,
Но вновь и вновь он раскрывает сердце
И отдаёт – неведомо кому…
Так с детских лет до старости – бессонно,
Его надежда, наслажденье, боль –
Поёт небесный голос патефона:
«Мы встретимся, мы встретимся с тобой…»
«Солнце весеннее, солнце весеннее…»
Солнце весеннее, солнце весеннее,
Выше беды и блаженства – оно!
Сколько при солнце весеннем посеяно,
Летнею гневной жарой сожжено!
Гнева кончина – души воскресение,
Хлеб устоял под лучом ножевым.
Солнце осеннее, солнце осеннее,
Лик милосердный над полем живым!..
Архонты
Стоят разгневанные стражи
И песню вещества поют,
И не пускают в Свет, и даже
О небе вспомнить не дают.
Для струек света незаметных,
Что льются через их зрачки,
Ловушки ставят в элементах,
В тугих молекулах – силки.
Задушен крик на первой ноте:
Ни вслух, ни шёпотом – не сметь!
В смирительной рубашке плоти
Меня влекут из смерти в смерть…
«Проснись, проснись!» – Заря апреля
Бранит и гонит сон дурной.
Разброд в душе и тяжесть в теле,
Но Свет по-прежнему со мной.
И ждут меня труды земные,
Друзей участье, день весны, –
Да мало ли какие сны я
Видал за жизнь? Да ну их – сны!
Немножко, правда, душно, тесно,
Темно, но сон-то здесь при чём?
В окне открытом свод небесный
Огромной тучей омрачён.
И отсвет, чёрный и багровый,
Лежит на кронах и на мне,
И взор крылатый и суровый
Бросает в дрожь… Я не вполне
Проснулся? А весна? А сон-то?
…Молекул неразрывна сеть,
И красные зрачки Архонта
Меня влекут из смерти в смерть…
«Он глядел на звезду – на сиротскую, вдовью…»
Он глядел на звезду – на сиротскую, вдовью –
Сквозь палаческий мрак, сквозь казнящую тьму:
Переполнилась чаша и пенится кровью, –
Как же грех мировой понести одному?
Он решился – и длится Голгофская кара,
Ей в веках и народах не видно конца.
И стоит Вероника у Бабьего Яра,
Умирающим пот отирая с лица.
«Среди поля, среди луга…»
Среди поля, среди луга,
В зелени державной,
Где никто не видел плуга,
Трактора – подавно,
Где по небу – перья павьи
Сумеркам навстречу,
Где ложатся в густотравье
Парочки под вечер,
Там сидит юнец-философ,
Сельский самоучка,
Вся душа – в вечерних росах,
И блокнот, и ручка.
Мысль его – как поднебесье,
У зари во власти,
Пишет он о равновесье
Разума и страсти.
Месит напряжённым взглядом
Полусвет со тьмою…
Я сажусь тихонько рядом
И не беспокою.
Жду, когда совсем стемнеет
В мире темноглавом,
И писать он не сумеет,
И пойдём по травам.
Вот на стол метнули сутки
Карту чёрной масти:
Мы толкуем о рассудке,
Соловьи – о страсти.
И всю ночь кусты – в движенье,
Кроны – в танце грустном:
Ведь подвижно напряженье
Меж умом и чувством.
«Сильные страсти даются возвышенным душам…»
Сильные страсти даются возвышенным душам:
Как же иначе душе на земле удержаться?
Небом окликнута, звёздной притянута силой,
Держится страстью душа мудреца и героя,
К нижнему миру прикована яростным телом,
Тросом желанья златым, вожделения цепью железной.
«…И то, что вырос я в России…»
…И то, что вырос я в России,
Меня до неба подняло.
Будь я иных широт, носи я
Другое имя, сквозь стекло
На этот мир гляди иное, –
Я б думал, что душа – лишь пар,
Я б вместе с поколеньем Ноя
В безверье бронзовое впал –
И был бы унесён потопом.
Но здесь – в крови и плаче – жив
Народ Присутствием особым –
Как в дни пророков меж олив.
Его глашатаи святые
Прошли потоки тёмных вод
С хвалою на устах.
И ты ли
Велишь забыть сей край? –
Зовёт
Безмолвно ангел, приближая
Трубу бессмертия к губам.
И ни пожара, ни ножа я
Не убоюсь – и не предам.
«Не встречай меня гневно…»
Не встречай меня гневно,
Мне потом – в непроглядную тьму.
Вот я вышел, царевна,
Вот я к дому иду твоему.
Мы бываем не теми
В этот час угасанья луча.
По пятам за мной – тени;
Зла не помни и лаской встречай.
Впрочем, как ты ни встретишь,
Это – тень твоя, это не ты.
Настоящая – светишь
Лунной чашей с ночной высоты.
Венок
Ну чем бы я украсить мог
Твой маленький мирок?
Вот я сплету тебе венок
Из пройденных дорог.
И будут в нём ромашки зорь,
Подснежники небес,
Твоей весны душистый хор –
И степь, и луг, и лес.
В нём будет опыт краткий твой,
Всё то, с чем ты знаком:
Печаль – фиалкой полевой,
А дружба – васильком.
Ты не познал ещё любовь?
Что ж, в нём не будет роз:
Ведь я сплету из тех цветов,
Что ты мне сам принёс.
Зрение
Алексею Щедровицкому
В детском дне полуобманчивом,
В золотую прячась тишь,
Был я зверем, был я мальчиком,
Был я дымом выше крыш.
Не смешное и не странное
Открывалось мне тогда,
Это чудо безымянное
Не осталось без следа,
Тело радостью заклинило
Ниже левого плеча,
Не палитре и не линии –
Зренью первому уча.
Зимний луч, всю память вычисти,
Все прибавки удали,
В золотое ученичество
Возвратиться мне вели,
Чтоб учился я не выводам,
Вечно жаждущий Тантал, –
Чтобы тайну зренья выведал,
Чтобы сам я зреньем стал.
И за это я пожертвую
Всем, что видел до сих пор, –
Забирай казну несметную
За младенческий простор!
«Вот опять отворяются двери…»
Вот опять отворяются двери
В коридоры нездешних жилищ,
В искровые реальности – две ли?
Десять в минус седьмой? Сотни тыщ?
Ночи ярче, теплей и короче,
В лунный выплеск сжимается страсть,
И невольно смежаются очи
В сырость нежную смежных пространств.
Но в каком же из них и когда же
Наша встреча раскинет свой кров?
Или столько в ней блага и блажи,
Что и места ей нет средь миров?..
«Я тоже ждал его прихода…»
Я тоже ждал его прихода
Проникновенно и всегда.
Стояла талая вода
В глазах детей в начале года.
Гамак заката – в середине –
Качал отчаливавший свет.
В конце – с отчаяньем в родстве –
Краснели слёзы на рябине.
Внезапно понял я, что горд
Природы строй, а разум жалок,
Когда в сомнениях усталых
Буквально понятый приход
Ещё пытается примыслить
К небесной смене лет и дней,
Хотя теряемся и мы средь
Погоды, растворяясь в ней.
И вот я обратил назад
Несбывшиеся ожиданья –
И увидал его страданья
У всех больных детей в глазах.
Об куст рябиновых веков,
Об их расплывчатую осень
Он раненым потёрся лосем,
Рассеяв красных светляков…
«Мокрые скверы…»
Мокрые скверы.
Гром городской.
Таинство веры –
Неба раскол.