Церкви единство –
В тучи крестом.
Яростный диспут
Ветра с листом.
Дух всемогущий
Плотью расцвел:
Влажные кущи –
Храмы для пчёл.
Зренье раздвину –
Стану пчелой,
Пестик жасмина –
Мой аналой.
Буду жужжать я
Жизни азы
Под благодатью
Капли-слезы.
«Как тяжко было Исааку…»
Как тяжко было Исааку
Плыть лунным взором за межой
И ждать Небес немого знака
В земле чужой!
И как легко средь нор звериных,
Пред всесожженьем, на заре,
Лечь навзничь, голову закинув,
На алтаре!..
«И вновь рассудка жезл прямой…»
И вновь рассудка жезл прямой
Обвит змеёй волшебных знаний…
Глаза и память мне омой,
Апрельский дождь, как детство, ранний!
Залив рябит, рассвет продрог,
Но сладок, сладок дым Эллады… –
Но вы поймите: он же бог,
Его сандалии крылаты!
«Ветви обрушили…»
Ветви обрушили
Воздух, не падая.
– Падшие души ли?
– Буйному ливню рада я, –
Почва кричит –
Как возвращению милого!
Невод вечности солнце выловил,
Почерк дождя нарочит:
Вычурно-хлёсткие буквицы,
Длинные «у», «д», «р» –
Насквозь исхлестали улицы,
Испещрили луковицы
Древних и дробных вер.
«У» – «д» – «р» –
У-д-рал дождь-сорванец.
Солнце – рыбина нервная –
Вывернулось из невода.
Краткой грозе конец!
Хохлома
Что за мастер утром майским
Луч от солнца отломал,
Примешал к весёлым краскам
И воскликнул: «Хохлома?»
И прибавил ветвь рябины
Да иван-да-марьин цвет,
Чтобы мы его любили,
Не забыли в чаще лет,
Чтоб ушли все беды, войны,
А чтоб он – опять пришёл,
И чтоб были мы довольны
Этим праздничным ковшом?
Золотисто-чёрно-красный,
По-крестьянски коренаст,
Ну – поклон тебе и здравствуй,
Память райская о нас!..
Аквариум
– Домна Михайловна, это Вы ли?
Как-то мы с детства о Вас позабыли:
Сколько закатов и зим прошло,
Сколько крушений, разлук и аварий!..
Вновь предо мной Ваш старинный аквариум,
Раковины слуха, прозренья стекло.
Кружатся в пляске китайские рыбы…
Домна Михайловна, Вам спасибо,
Что пригласили чрез столько лет!
Окна – на площадь, светлею и вижу:
Годы и зданья подходят всё ближе,
К водорослям льнут, превращаются в свет.
Явь – пузырьки средь зелёного плеска.
Кресла суровы. Зато занавески –
Клумбы, фонтаны, дорожки для встреч!
В рамке резной, в сновидении мнимом
Светлый Никола встаёт над казнимым,
Властную руку подставив под меч…
Домна Михайловна, как всё сместилось:
Годы исчезли, а Вы возвратились!
Иль у аквариума я впал в забытьё,
И за минуту вся жизнь мне приснилась?
…Домна Михайловна тихо склонилась:
«Там – бездыханное тело твоё…»
«Во мраке вязком – поворот к весне…»
Во мраке вязком – поворот к весне
Произошёл. Темнейшей в мире ночью
В берёзе свет взыграл – и станет почкой.
И мы с тобой сошлись. Пока – во сне.
В пещере на исходе декабря
Зрачком лениво повела лампада,
Но вспыхнет. Пламя торопить не надо.
И бойся мёртвых потревожить зря.
Сошедший в преисподнюю – воскрес.
Душе дано из камня воду выжать.
Но ты меня ещё не можешь слышать.
Придёт апрель: не камень – лёд окрест…
«В немоте, на пределе желанья…»
В немоте, на пределе желанья,
Где тропический царствует зной,
Обратишься ли огненной гранью,
Водяною или земляной?
Ты откликнись на зов, как захочешь,
Только знай, хоть ни в чём не солжёшь:
Водяной повернёшься – затопишь,
Прикоснешься горячей – сожжёшь.
Земляной, безразлично-послушной,
Обращаться ко мне не спеши:
Ты откройся мне гранью воздушной,
Высшим смыслом в лицо мне дыши!
Вот видение Иезекииля,
Выше слов и пророческих книг –
Херувим, простирающий крылья,
Быстродвижен и четырёхлик!
Лишь взгляну – и прервётся дыханье:
Отведи же свой взор, отведи!
Все четыре да скроются грани,
И забвеньем меня награди…
«Уходит разбитая рота…»
Уходит разбитая рота,
Со складками злобы у рта,
В свинцового страха ворота,
В раскрытые смерти врата.
Как быстро берёза сломилась,
Как часто мигает звезда,
Как резко окончилась милость,
Как яростно слово Суда!..
Но настежь – златые ворота,
И вспыхнула солнцем тропа,
И в мир выбегает без счёта
Детей светлокудрых толпа.
Замолкли, забылись угрозы
В кипении жизни другой, –
Как быстро воскресла берёза
И машет зелёной рукой!
Как их голоса зазвенели!
Как радостна лиц красота!
Ну где их штыки и шинели?
Где горькие складки у рта?..
Остров Крит
Дмитрию Резюку
Унялся вихрь на ясном Крите,
Смерть отошла, и страх растаял.
Уже из чёрного укрытья
На кровь не выйдет Минотавр,
И стены Лабиринт коварный
Не сузит, жертву окружая.
И лишь закат, в листве рыжея,
Закурит трубку близ таверны.
И – эллинской судьбы остаток:
Старик, и с ним печальный мальчик, –
Затеплят свечку. Тьма заплачет,
Но пальцам ночи не достать их.
Свеча по чуду Парфенона,
По красоте богов и смертных:
Златых, серебряных и медных
Столетий – оскудело лоно.
Но при свече прекрасны лица,
Как отблеск лета в день осенний,
И в этой красоте таится
Богов и смертных воскресенье.
«От яростных и тайных потрясений…»
От яростных и тайных потрясений,
Несбывшихся надежд, убитых воль –
Взбежать на небо и лежать на сене,
Уткнувшись в месяц влажной головой.
Крик одинокий, птичий и протяжный,
Не значащий при солнце ничего, –
Теперь он мой, теперь он самый важный –
Свободы звук и воли торжество.
Один лишь слог – и заново творится
Ночь, мир и жизнь. – Один певучий слог…
Ты вдалеке, душа моя и птица.
Но чует слух. И всё прощает Бог.
«Жить напевом, понимать немногое…»
Жить напевом, понимать немногое,
Ничего почти не понимать,
С дождиком – осенним недотрогою –
Ночи безразлично коротать.
Поутру на тропку на певучую
Выходить – не знать, который час,
Покоряясь музыке и случаю,
Пока день неяркий не погас…
«Было небо надо мною, Боже…»
Было небо надо мною, Боже,
Небо Твоё.
Ты одел меня в одежды из кожи,
В искусное шитьё –
Рук Твоих изделье, и узором
Ладони мне покрыл.
Ты глядел моим зелёным взором
И губами моими говорил.
Ты и только Ты. Иду исполнить
Волю Твою.
То, что о Тебе сумел я вспомнить, –
Ото всех таю.
Малым знаньем знал Тебя я прежде,
Ждал – придёшь извне.
Только грянул гром – отверзлись вежды:
Ты – во мне!
Не подвластен злу, не приурочен
К телу и судьбе,
Вижу солнцем, вижу Оком Отчим:
Я – в Тебе!..
«Песня эхо рождает…»
Песня эхо рождает –
Эхо песню родит.
Взгляд змеи пригвождает –
Смерть, как солнце, глядит.
Выкрики великаньи –
Град камней по горам.
Гениев окликанье –
Тайный пароль мирам.
Вызван орлиным братом,
Жившим века спустя,
Смелым стань и крылатым,
Вольной грозы дитя!
Вызван ликующим братом,
Который ещё не рождён,
Встань, прозревая, рядом:
Вместе дрожим и ждём.
Встань, приобщаясь к братьям