– Не изгоняйте его! Он – лучший!..
Солнце всё ниже, а круг всё уже:
– Не проклинайте его! Он нужен!..
Разум темней, горизонт багровей:
– Не убивайте!.. – Ручей крови.
Ближнему
…Луч мученья, время длящий,
Снова с дрожью узнаю,
Вижу ясный взгляд молящий
Там, у ночи на краю.
И в предсмертном междустрочье,
Мук и песен не тая,
Мы живем не днём, а ночью –
Божьей ночью Бытия…
Московские байкиИз цикла
Когда в Россию превращалась Русь –
Ну, при царе Петре, жил в Сухаревой башне
Учёный звездочёт, шутник всегдашний,
Большой кудесник – знаменитый Брюс.
В те дни купцам совсем житья не стало:
Так издевался Брюс, глаза им отводил,
Что в лавках их то молния блистала,
То нападал на них медведь, то крокодил!
Купчину бросит в пот, купчину вгонит в дрожь,
Кричит… Протрёт глаза – ан ничего и нет.
А пристав прибежит – и грозно: «Что орёшь?
Что баламутишь люд?! Давай кошель монет!»
И так, бывало, десять раз на дню…
Тут приезжает царь – все с жалобами в ноги.
– Что? Снова этот Брюс? Его я разбраню,
Ему я возбраню! Мои расправы строги! –
И – к Брюсу в башню Пётр: – Ты что народ мутишь?
А Брюс чертит коня с простёртыми крылами:
– Смотри, вот чудо-конь: садишься – и летишь!
И вот уж с Брюсом царь парит над куполами
Московскими… Какой просторный, светлый вид –
До самой до Оки: всё пашни, поймы, храмы…
– Ну, – молвит Брюсу Пётр, –
ты, малый, башковит!
Давай же мы с тобой великими делами
Займёмся: Англии я объявлю войну,
Ты ж на врагов нашлёшь
тех, мысленных медведей, –
И пусть от ужаса их флот пойдёт ко дну!
Теперь смекнул, сколь близок путь к победе?
– Царь, – отвечает Брюс, – ни одного купца
Я не обворовал. А те медвежьи рожи –
Для шутки напускал. Ни штуки сукнеца
Не взял у них! Тем более негоже
Врагов обманывать, у них победы красть!
…Тут смотрит царь, а он –
вновь в Сухаревой башне.
И чует – не на всё его простёрта власть.
И стало тут Петру изрядно страшно…
…И часто над Москвой тот Брюс несокрушимый
Летал и грохотал: кто видел – тот дрожал!
А позже создавать летучие машины
Все стали по его – по Брюса – чертежам,
А выдавали за свои! И ныне
Той техники крылатой, броневой –
Вон сколько развелось в небесной сини:
Запомни – чертежи украли у него!..
Опять же – Брюс, алхимик и колдун:
Чтоб дать своей науке продвиженье,
Пришлось ему продумать много дум…
А жизнь идёт к концу. Омоложенье –
Вот выход для него из тупика!
И что ж? Зазвал он верного слугу
В подвал, а там пристукнул старика,
Разрезал на куски – и ни гугу!
И засолил! Неделю, месяц ждёт,
А после – мажет мазями, водой
Особой брызжет – всё срослось, и вот
Встаёт слуга – пригожий, молодой:
Удачный опыт! А теперь нужна
Рука чужая, чтоб над ним самим
Всё то свершить… Но юная жена
У Брюса есть. И вот слуга, томим
Желаньем юным, входит в спальню к ней.
А у жены глаза ползут на лоб:
Ей не встречался – краше и стройней…
Они вдвоём готовят Брюсу гроб –
И ожидают часа… Учит Брюс
Слугу-юнца, чем кончить, как начать,
Даёт ему попробовать на вкус
Все мази – научает различать.
И вот под нож ложится!.. Тут слуга
Его на части режет, и – в засол,
А сам, разделав старого врага,
На долгий срок к жене его зашёл.
Проходит год – из Петербурга царь
Нагрянул: «Где мой Брюс?» Слуга – в подвал,
И долго там пробирками бряцал,
Согласно указаньям, что давал
Ему покойный… Вот вывозят гроб,
В нем Брюс – он целый, только неживой.
А Пётр – слуге: «Ты кто?» – «Его холоп!» –
«Да быть не может! Он – хозяин твой?!
Да и у него же старый был слуга –
Всего один!» Тут малый загрустил,
Его – на дыбу, и – вся недолга!
Он обо всем царя оповестил,
И – марш на плаху, со вдовой вдвоём:
Ведь, что сварил, то, братец, и вкусишь.
А Брюс уже – тяжёлый на подъём:
Проехал воз. Его не воскресишь!..
…Когда бы Брюс не сплоховал в тот раз
И вся наука не ушла бы с ним, –
То не было бы старости у нас
И каждый умирал бы молодым!
Любовь – она стремнина,
Большой водоворот:
Не ставь любви плотину –
Она её снесёт…
…Вот в Марьиной-то роще
Гуляет люд простой,
Тут лес довольно тощий,
А прежде был густой.
Тут – знает каждый житель –
История своя:
Тут с Марьей жил грабитель
По имени Илья…
…Илья был барский кучер
И барина молил,
Чтоб он его не мучил
И свадьбу разрешил.
А барин был упёртый,
Он сроду не любил:
Илью послал он к чёрту
И свадьбу запретил.
Илья ходил понурый,
А через год смекнул –
Зарезал самодура
И Марью умыкнул…
Любовь – она стремнина,
Большой водоворот:
Не ставь любви плотину –
Она её снесёт…
…Москва людей видала,
Но тут семья-змея:
Ведь Марья всем гадала,
А грабил их Илья.
Толпой идут к молодке,
А мужу – то с руки:
Он режет в околотке
Людей и кошельки.
Не ведала бедняжка
О той его вине,
Но вскоре стало тяжко
Ей с ним наедине…
…Илья пришёл с охоты,
Сквозь ставенку глядит:
Сидит у Марьи кто-то,
Обнявшись с ней, сидит.
Илья за нож схватился
И крикнул: «Выходи!»,
Юнец бежать пустился,
У Марьи – нож в груди.
И в честь неё осталось
Названье рощи той –
Там лесу нынче малость,
А прежде был густой…
Любовь – она стремнина,
Большой водоворот:
Не ставь любви плотину –
Она её снесёт…
…А муж-убийца скрылся,
Суров и нелюдим,
И до конца бы спился,
Когда б не сон один:
Чуть засыпать он станет,
Как облик неземной
Его зовёт и манит
Пресветлой белизной.
То Марьин дух являлся
И так прекрасен был,
Что грешник не боялся,
Но всё сильней любил…
Любовь – она стремнина,
Большой водоворот:
Не ставь любви плотину –
Она её снесёт…
…Чрез много лет в пустыне,
На горочке крутой,
Явился в благостыне
Целитель и святой.
И все к нему стекались
Печаль свою лечить:
Пришёл и некий старец,
Чтоб сердце облегчить.
Святой встречает – крестит:
«Скажи, мол, что и как,
Рассеем, может, вместе
Души гнетущий мрак». –
«Любил когда-то, отче,
Я мужнюю жену,
Но муж её покончил,
И я себя кляну!»
Святой ему ответил:
«Нет, здесь вина моя,
И Бог тому свидетель,
Ведь я – злодей Илья!..»
…Три громких плача в келье
Внезапно раздались,
И люди не стерпели
И в келью ворвались:
Два старца, как два брата,
Рыдают, чуть дыша,
И с ними плачет чья-то
Незримая душа.
И отче молвит: «Стар я,
Но голос узнаю:
То с нами плачет Марья –
И, значит, не в раю».
Рыдают с нею старцы
И мыслят: как им быть?
Как на земле спасаться?
Как ближнего любить?..
Любовь – она стремнина,
Большой водоворот:
Не ставь любви плотину –
Она её снесёт…
От основанья стен Москвы
Такого не было пожара:
Огонь ревел, земля дрожала,
Ни птиц не стало, ни травы.
Как летним утром вспыхнул храм
Воздвижения на Неглинной, –
Домов сгорела половина,
Святейший – еле спасся сам.
Иван Четвёртый в этот год
На царство Русское венчался –
От жара город закачался,
И люд сгорел, и вымер скот.
Посланцы горожан к царю