Прочь это девственное полотно! —
Ни к месту, ни ко времени оно.
Продрогнуть опасаешься? Пустое!
Не нужно покрывал: укройся мною.
ЛЮБОВНАЯ ВОЙНА[438]
Пока меж нами бой, другим задирам
Дай отворот — и отпусти их с миром;
Лишь мне, прекрасный Град, врата открой![439] —
Возжаждет ли других наград герой?
К чему нам разбирать фламандцев смуты?[440]
Строптива чернь или тираны люты —
Кто их поймет![441] Все тумаки тому,
Кто унимает брань в чужом дому.
Французы никогда нас не любили,
А тут и бога нашего забыли;[442]
Лишь наши «ангелы» у них в чести:
Увы, нам этих падших не спасти![443]
Ирландию трясет, как в лихорадке:[444]
То улучшенье, то опять припадки.
Придется, видно, ей кишки промыть
Да кровь пустить — поможет, может быть.
Что ждет нас в море?[445] Радости Мидаса:[446]
Златые сны — и впроголодь припаса;
Под жгучим солнцем в гибельных краях
До срока можно обратиться в прах.
Корабль — тюрьма,[447] причем сия темница
В любой момент готова развалиться;
Иль монастырь, но торжествует в нем
Не кроткий мир, а дьявольский содом;
Короче, то возок для осужденных
Или больница для умалишенных:[448]
Кто в Новом Свете приключений ждет,
Стремится в Новый, попадет на Тот.
Хочу я здесь, в тебе искать удачи —
Стрелять и влагой истекать горячей;
В твоих объятьях мне и смерть, и плен;
Мой выкуп — сердце, дай свое взамен![449]
Все бьются, чтобы миром насладиться;
Мы отдыхаем, чтобы вновь сразиться.
Там — варварство, тут — благородный бой;
Там верх берут враги, тут верх — за мной.
Там бьют и режут в схватках рукопашных,
А тут — ни пуль, ни шпаг, ни копий страшных.
Там лгут безбожно, тут немножко льстят,
Там убивают смертных — здесь плодят.
Для ратных дел бойцы мы никакие;
Но, может, наши отпрыски лихие
Сгодятся в строй. Не всем же воевать:
Кому-то надо и клинки ковать;[450]
Есть мастера щитов, доспехов, ранцев...
Давай с тобою делать новобранцев![451]
САПФО К ФИЛЕНЕ[452]
О, где огонь поэзии священный?[453]
Ужель иссяк во мне сей дар бесценный?
Мой Стих, что воссоздаст предмет любой,[454]
Пред лучшим из созданий, пред тобой,
Молчит. От слез угасло Вдохновенье,
Но почему не гаснет вожделенье?
Я с собственными мыслями в борьбе
Изнемогаю: все летят к тебе!
Царящий в сердце образ твой желанный,
Как воск, расплылся, жаром осиянный,
И, раздувая в сердце этот жар,[455]
Во мне ты гасишь Зренье, Разум, Дар.
Но Память[456] — я бессильна перед нею.
Забыть пытаюсь и забыть не смею!
Весь облик совершенный твой таков,
Что вправе ты украсить сонм богов.
Не видевший Олимпа да узнает:
Подобные тебе там обитают.
И если каждый, кто рожден дышать,
Есть малый мир,[457] то как тебя назвать?
Сказать, что краше ты, стройней, нежнее
Зари рассветной, Кедра и Лилеи?[458]
Пустое! Ведь с твоей рукою, знаю,
Сравнится лишь твоя рука вторая.
Таким недолго был Фаон,[459] но ты
Вовек не потеряешь красоты!
Такою кто-то видит в обожаньи
Меня, но я страдаю, а Страданье
Не красит, и перебороть его
Я силюсь ради взгляда твоего.
С тобою мальчик на лугу играет,
Нет, вас еще не страсть соединяет,
Но над губой его уже пушок
Напоминает грозно мне: дай срок.
О тело милой! — Райский сад блаженства,
Пусть невозделанный, но совершенство
Не станет совершенней,[460] так к чему
Садовник грубый саду твоему?
Мужчина — вор, который никогда
Не подойдет по снегу без следа;
А наши ласки без следа могли бы
Витать, как птицы в небе, в море — рыбы:
Тут все возможны изъявленья чувства —
Как Естество подскажет и Искусство.
Ланиты, губы, стан у нас с тобой
Различны ровно столь, сколь меж собой —
Твои ланиты. Право, если в губы
Дозволен поцелуй, то почему бы,
При сходстве упоительном таком,
Ах, не соединиться нам вдвоем
В сплетенье рук и ног? В таком сравненье
Столь странный искус самообольщенья,
Что страстью я к самой себе горю
И ласки, как тебе, себе дарю.[461]
Ты в зеркале стоишь перед глазами,
Прильну[462] — и залито оно слезами.
Отдай же мне меня, ты вся моя,
Ты — это я, ты — более, чем я.
Блистай румяной свежестию вечной
И несравненной белизною млечной,
Красою исторгая вновь и вновь
У женщин — зависть, у мужчин — любовь!
Всегда будь рядом, перемен не зная
И от меня самой их отдаляя.
ЭПИТАЛАМЫ[463]
ЭПИТАЛАМА, СОЧИНЕННАЯ В ЛИНКОЛЬНЗ-ИНН[464]
Восток лучами яркими зажжен,
Прерви, Невеста, свой тревожный сон[465] —
Уж радостное утро наступило —
И ложе одиночества оставь,
Встречай не сон, а явь!
Постель тоску наводит, как могила.
Сбрось простыню: ты дышишь горячо,
И жилка нежная на шее бьется;
Но скоро это свежее плечо
Другого, жаркого плеча коснется;
Сегодня в совершенство облекись[466]
И женщиной отныне нарекись![467]
О дщери Лондона, вам заодно
Хвала! вы — наше золотое дно,
Для женихов неистощимый кладезь!
Вы — сами ангелы, да и к тому ж
За каждой может муж
Взять «ангелов», к приданому приладясь:[468]
Вам провожать подругу под венец,
Цветы и брошки подбирать к убору;
Не пожалейте ж сил, чтоб наконец
Невеста, блеском затмевая Флору,[469]
Сегодня в совершенство облеклась
И женщиной отныне нареклась.
А вы, повесы, дерзкие юнцы,
Жемчужин этих редкостных ловцы,
И вы, придворных стайка попугаев!
Селяне, возлюбившие свой скот,
И шалый школьный сброд —
Вы, помесь мудрецов и шалопаев:
Глядите зорче все! Вот входит в храм[470]
Жених, а вот и Дева, миловидно
Потупя взор, ступает по цветам;
Ах, не красней, как будто это стыдно!
Сегодня в совершенство облекись
И женщиной отныне нарекись!
Двустворчатые двери раствори,
О Храм прекрасный, чтобы там, внутри,
Мистически соединились оба;[471]
И чтобы долго-долго вновь ждала
Их гробы и тела
Твоя всегда несытая утроба.[472]
Свершилось! Сочетал святой их крест,
Прошедшее утратило значенье,
Поскольку лучшая из всех невест,
Достойная похвал и восхищенья,[473]
Сегодня в совершенство облеклась
И женщиной отныне нареклась.
Ах, как прелестны зимние деньки!
Чем именно? А тем, что коротки
И быстро ночь приводят. Жди веселий
Иных, чем танцы, — и иных отрад,
Чем бойкий перегляд,
Иных забав любовных, чем доселе.
Вот смерклося, и первая звезда[474]
Явилась бледной точкою в зените;
Упряжке Феба[475] по своей орбите
И полпути не проскакать, когда
Уже ты в совершенство облечешься
И женщиной отныне наречешься.
Уже гостям пора в обратный путь,
Пора и музыкантам отдохнуть,
Да и танцорам — сделать передышку;
Для всякой твари в мире есть пора,