Так, по рукам! Когда ж я стану стар,
Зажги пожар
В развалине, и пусть плачу впервые
Стыдом и мукой за грехи былые.
Тогда взыщи, жестокий кредитор,
Мои долги с лихвой; до тех же пор
Избавь меня от застящих простор
Любовных шор![36]
КАНОНИЗАЦИЯ
Молчи, не смей чернить мою любовь!
А там — злорадствуй, коли есть о чем,
Грози подагрой и параличом,
О рухнувших надеждах пустословь;
Богатства и чины приобретай,
Жди милостей, ходы изобретай,
Трись при дворе, монарший взгляд лови
Иль на монетах профиль созерцай;
А нас оставь любви.
Увы! кому во зло моя любовь?
Вздыхая, чей корабль я потопил?[37]
Слезами чьи поля засолонил?
Грустя, вернул ли хлад на землю вновь?
От лихорадки, может быть, моей
Чумные списки[38] сделались длинней?
Бойцы не отшвырнут мечи свои,
Лжецы не бросят кляузных затей
Из-за моей любви.
С чем хочешь, нашу сравнивай любовь;
Скажи: она, как свечка, коротка,[39]
И участь однодневки-мотылька
В пророчествах своих нам уготовь.
Да, мы сгорим дотла — но не умрем,
Как Феникс,[40] мы восстанем над огнем!
Теперь одним нас именем зови,
Ведь стали мы единым существом
Благодаря любви.
Без страха мы погибнем за любовь;
И если нашу повесть не сочтут
Достойной жития, — найдем приют
В сонетах, в стансах[41] — и воскреснем вновь;
Любимая, мы будем жить всегда,
Истлеют мощи, пролетят года, —
Ты новых менестрелей вдохнови!
И нас канонизируют тогда[42]
За преданность любви.
Молитесь нам![43] — и ты, кому любовь
Прибежище от зол мирских дала;
И ты, кому отрадою была,
А стала ядом, отравившим кровь;
Ты, перед кем открылся в первый раз
Огромный мир в зрачках любимых глаз —
Дворцы, Сады и Страны, — призови
В горячей, искренней молитве нас,
Как образец любви!
ТРОЙНОЙ ДУРАК
Я дважды дурнем был:
Когда влюбился и когда скулил
В стихах о страсти этой;
Но кто бы ум на глупость не сменил,
Надеждой подогретый?
Как опресняется вода морей,
Сквозь лабиринты проходя земные,[44]
Так, мнил я, боль души моей
Замрет, пройдя теснины стиховые:[45]
Расчисленная скорбь не так сильна,
Закованная в рифмы, не страшна.
Увы! к моим стихам
Певец, для услажденья милых дам,
Мотив примыслил модный[46] —
И волю дал неистовым скорбям,
Пропев их принародно.[47]
И без того Любви приносит стих
Печальну дань; но песня умножает
Триумф губителей моих
И мой позор тем громче возглашает.
Так я, перемудрив, попал впросак:
Был дважды дурнем — стал тройной дурак.
БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЛЮБВИ
Любовь, когда ты не вполне
Еще моя, то дело плохо:
Иссяк запас усердных клятв, и мне
Не выжать больше ни слезы, ни вздоха.
В твою любовь я весь свой капитал
Вложил: пыл, красноречье, вдохновенье,
Хотя и сам едва ли знал,
Какое обрету именье.
Коль часть его ты отдала тайком
Другому — в горьком случае таком
Мне не владеть тобою целиком.
А если даже целиком
Ты отдалась мне, — может статься,
Другой, меня прилежней языком
И кошельком, сумеет расстараться
И в сердце у тебя любовь взрастит
Которая (дитя чужого пыла),
Увы, мне не принадлежит
И в дарственную не входила.
Но и она уже моя, — зане
Земля твоя принадлежит лишь мне,
И все, что там взошло, мое вполне.[48]
Но если все уже мое,
То жить ни холодно, ни жарко;
О, нет — любовь растет, и для нее
На всякий день я требую подарка.
Хоть, сердце ежедневно мне даря,
Меня ты этим больше обездолишь:
Таинственный закон Любви не зря
Гласит: кто дал, тот сохранил — всего лишь.
Давай же способ царственней найдем,
Чтоб, слив сердца в один сердечный ком,
Принадлежать друг другу целиком!
ПЕСНЯ
Мой друг, я расстаюсь с тобой
Не ради перемен,
Не для того, чтобы другой
Любви предаться в плен.
Но наш не вечен дом,
И кто сие постиг,
Тот загодя привык
Быть легким на подъем.
Уйдет во тьму светило дня —
И вновь из тьмы взойдет:
Хоть так светло, как ты меня,
Никто его не ждет.
А я на голос твой
Примчусь еще скорей,
Пришпоренный своей
Любовью и тоской.
Продлить удачу хоть на час
Никто еще не смог:
Счастливые часы для нас —
Меж пальцами песок.
А всякую печаль
Лелеем и растим,
Как будто нам самим
Расстаться с нею жаль.
Твой каждый вздох[49] и каждый стон —
Мне в сердце острый нож;
Душа из тела рвется вон,
Когда ты слезы льешь.
О, сжалься надо мной!
Ведь ты, себя казня,
Терзаешь и меня:
Я жив одной тобой.
Мне вещим сердцем не сули
Несчастий никаких:[50]
Судьба, подслушав их вдали,
Вдруг да исполнит их?
Вообрази: мы спим,
Разлука — сон и блажь;
Такой союз, как наш,
Вовек неразделим.
НАСЛЕДСТВО
Когда я умер, дорогая
(Сие бывает каждый раз,
Будь дважды или трижды в час,
Когда тебя я покидаю),
В последний миг, припоминаю,
Когда смертельный хлад меня сотряс,
Я дал себе (другому) на прощанье[51]
Наказ — мое исполнить завещанье.
Хрипя, пред смертью я признался,
Что сам во всем был виноват,
И завещал тебе — не клад,
Но сердце — и на том скончался.
Увы, кругом я обыскался,
Вскрыл ту укладку, где сердца хранят,
Но ничего там не лежало боле:
О стыд — смошенничать в последней воле!
А впрочем, что-то отыскалось;
Вид показался мне знаком, —
Румяное, — хотя с бочком;[52]
Ничье, — хоть многим обещалось;
Щеглами и дроздами малость
Поклёвано; но в случае таком
Сгодится, чтоб его послать в замену;
Оно — твое! ему я знаю цену.
ЛИХОРАДКА[53]
Не умирай! — иначе я
Всех женщин так возненавижу,
Что вкупе с ними и тебя
Презреньем яростным унижу.
Прошу тебя, не умирай! —
С твоим последним содроганьем
Весь мир погибнет,[54] так и знай,
Ведь ты была его дыханьем.
Лишен тебя, своей души,[55]
Останется он разлагаться,
Как труп в кладбищенской тиши,
Где люди-черви копошатся.
Схоласты спорят до сих пор:
Спалит наш мир какое пламя?[56]
О мудрецы, оставьте спор,
Сей жар проклятый — перед вами.
Но нет! не смеет боль терзать
Так долго — ту, что стольких чище;
Не может без конца пылать
Огонь[57] — ему не хватит пищи.
Как в небе метеорный след,[58]
Хворь минет вспышкою мгновенной,
Твои же красота и свет —
Небесный купол неизменный.
О мысль предерзкая — суметь
Хотя б на час, безмерно краткий,
Вот так тобою овладеть,
Как этот приступ лихорадки!
ОБЛАКО И АНГЕЛ
Тебя я знал и обожал
Еще до первого свиданья:
Так ангелов туманных очертанья[59]
Сквозят порою в глубине зеркал;
Я чувствовал очарованье,
Свет видел, но лица не различал.
Тогда к Любви я обратился
С мольбой: яви незримое, — и вот