И что на мисках пишется по краю?[948]
К тому, чтобы ты побыл у меня;
Я лишь затем и прибегаю к притчам,
Чтоб без возка, без сбруи и коня
Тебя, хоть в мыслях, привезти к нам в Митчем.[949]
ПИСЬМО, СОЧИНЕННОЕ СЭРОМ Г. Г. И ДЖ. Д. ALTERNIS VICIBUS[950]
Когда весна велит садам цвести
И будит хмель, дремавший взаперти,
Пора и нам свой плод произвести.
Одним светилом испокон жива
Земля; но если не одно, а два
Взойдет, куда как больше волшебства.
Так вы, два солнца,[951]озарили нас:
И ветки наших душ, переплетясь,
Выносят дань, что в тайне родилась.
Молясь, смыкают вместе две руки,
Так мы, одним деянием крепки,
Клянемся днесь: мы ваши должники.
Друг с другом, друг за друга мы стоим
Пред вами: каждый, словно херувим,
Для стрел и грешных дум неуязвим.
Как Маг, которому покорен Дух,
Мы заклинанье произносим вслух —
И девять муз приобретаем в двух.
Мы — две Свечи, которые стоят
И ждут, когда повеет аромат
От ваших уст, — и блики задрожат.
Пока в весенних трелях соловьев
Мы слышим ваш утешный, нежный зов, —
Нам не страшны угрозы холодов.
В волнах Анкора[952]можно зреть порой
Свет ваших лиц, что отражен рекой, —
Их безмятежный, девственный покой.
Но поуменьшим пыл! еще чуть-чуть —
И сей листок, которому хлебнуть
Пришлось чернил, — забудет, в чем тут суть.
Будь в нас, двоих, амбиция и прыть,
Чтоб вас, двоих, в одно объединить,
Пришлось бы речь ad infiniti[954] длить.
СЭРУ ГЕНРИ УОТТОНУ[955]
Что нового, я доложу вам, тут?
Пожалуй, ничего; ведь ложь и блуд —
Не новость: повторять — напрасный труд.
Здесь каждый грешен столь, что мог бы сам
Повеситься, когда б его глазам
Не представал еще гнуснейший срам.
В сраженьях жизни[957] неудачник он,
Кого Судьба (над ней же свой закон)[958]
Отправила в Придворный эскадрон.
Со всех сторон — подвох, измена, лесть,
На каждый тут язык по уху есть;
И каждый может в щель ужом пролезть.
А впрочем, это даже не смешно.
Прощайте. Если б мог я заодно
С листком вот этим вылететь в окно!
СЭРУ ГЕНРИ УОТТОНУ[962]
Сэр, в письмах душ слияние тесней,
Чем в поцелуях;[963] разговор друзей
В разлуке — вот что красит прозябанье,
Когда и скорби нет — лишь упованье
На то, что день последний недалек
И, Пук травы, я лягу в общий Стог.[964]
Жизнь — плаванье; Деревня, Двор и Город
Суть Рифы и Реморы.[965] Борт распорот
Иль Прилипала к днищу приросла —
Так или этак не избегнуть зла.
В печи экватора горишь иль стынешь
Близ ледовитых полюсов — не минешь
Беды: держись умеренных широт;
Двор чересчур бока тебе печет
Или Деревня студит — все едино;
Не Град ли золотая середина?
Увы, Тарантул, Скорпион и Скат[966] —
Не щедрый выбор; точно так и Град.
Из трех что назову я худшей скверной?[967]
Все худшие: ответ простой, но верный.
Кто в Городе живет, тот глух и слеп,
Как труп ходячий: Город — это склеп.
Двор — балаган, где короли и плуты
Одной, как пузыри, тщетой надуты.
Деревня — дебрь затерянная; тут
Плодов ума не ценят и не чтут.[968]
Дебрь эта порождает в людях скотство,
Двор — лизоблюдство, Город — идиотство.
Как элементы все, один в другом,
Сливались в Хаосе довременном,
Так Похоть, Спесь и Алчность, что присущи
Сиим местам, одна в другой живущи,
Кровосмесительствуют и плодят
Измену, Ложь и прочих гнусных чад.
Кто так от них Стеною обнесется,
Что скажет: грех меня, мол, не коснется?
Ведь люди — губки; странствуя среди
Проныр, сам станешь им, того гляди.
Рассудок в твари обернулся вредом:
Пал первым Ангел, черт и люди — следом.[969]
Лишь скот не знает зла; а мы — скоты
Во всем, за исключеньем простоты.
Когда б мы сами на себя воззрились
Сторонним оком, — мы бы удивились,
Как быстро Утопический[970] балбес
В болото плутней и беспутства влез.
Живи в себе:[971] вот истина простая;
Гости везде, нигде не прирастая.
Улитка всюду дома,[972] ибо дом
Несет на собственном горбу своем.
Бери с нее пример не торопиться;
Будь сам своим Дворцом, раз мир — Темница.
Не спи, ложась безвольно на волну,
Как поплавок, — и не стремись ко дну,
Как с лески оборвавшейся грузило:
Будь рыбкой хитрою, что проскользила,
И не слыхать ее — простыл и след;
Пусть спорят: дышат рыбы или нет.
Не доверяй Галеновой науке[973]
В одном: отваром деревенской скуки
Придворную горячку не унять:
Придется весь желудок прочищать.
А впрочем, мне ли раздавать советы?
Сэр, я лишь Ваши повторил заветы —
Того, что дальний совершив вояж,
Германцев ересь и французов блажь
Узнал — с безбожием латинским вкупе[974] —
И, как Анатом, покопавшись в трупе,
Извлек урок для всех времен и стран.[975]
Он впитан мной — и не напрасно
СЭРУ ГЕНРИ УОТТОНУ, ПРИ ЕГО ОТБЫТИИ ПОСЛОМ В ВЕНЕЦИЮ[977]
Вослед за грамотами, что даны
Тебе высокой королевской властью,
И как посла Монарха и Страны
Его величья наделяют частью,[978]
Чтоб ты, от Факела его Свеча,[979]
Его Оригинала список точный,
Являл собой подобие луча,[980]
Светить в иные сферы полномочный,
За кипами бумаг, что в сундучок
Положишь ты (плодами долгих штудий),
Чтоб в должный час совет или урок
Найти, порывшись в их ученой груде, —
За письмами друзей, в которых слит
С надеждой радостною вздох печальный,
Как в голосах молитв, когда звонит
По праведнику колокол прощальный, —
Прими и это честное письмо;
Все, что ты скажешь венецейским лордам
От имени страны, оно само
От сердца говорит в смиренье гордом,[981]
Свидетельствуя дружбу и любовь,[982]
Пока еще ты Славою и Честью
Не столь возвышен, что напомнить вновь
О дружбе было б только подлой лестью.
Нести обузу власти тяжелей,
Чем издали смотреть на чин высокий: