И умиранью учится во тьме.
О Дух, узри меня в моей ночи
И ниспошли полночные лучи,
Чтоб мир прозрачен стал и я прозрел[1211]
Сокрытый смысл земных и Божьих дел
И сам себя постиг,[1212] — хоть сей предмет
Всего труднее вытащить на свет.
Бог — зеркало; как, стоя перед ним,
Мы в нем себя обратным зреньем зрим,
Так, по земле еще в грехах влачась,
В тебе свою я вижу с небом связь.
Бог — истинное зеркало, ведь в нем
Весь Божий мир вмещается одном;[1213]
Но праведника светлая судьба
Здесь, на земле, — подзорная труба,[1214]
Что кажет нам, как будто бы вблизи,
Ту добродетель, что на небеси.
Как рассказать о том? с чего начну?
Земную добродетель, как волну,
Не исследить; нет у нее примет
И вех, чтобы мысли зацепиться, нет.
Жизнь, как поток, течет — и я не тот
Ни кровью, ни душой, что прошлый год;[1215]
Какую каплю ни отметь в реке,[1216]
Миг — и она, умчавшись, вдалеке
Уже смешалась с тысячью других;
Не различить, как ни пытайся, их.
Дела людей — подобье этих рек;
Но памятью бессмертен человек.
Как если кто вкусил, того не знав,
Плоть человечью, свой смешав состав
С чужим, но Бог им учинит раздел
В день воскрешенья душ людских и тел,
Ведь каждый атом на счету Творца,[1217] —
Так, если б кто-то сведал до конца
Поступки праведника, он бы нам
Их счел по рангам и по именам,
Но я, боюсь, лишь оскорблю тебя,
На части нераздельное дробя.[1218]
Об ангелах порою говорят,
Что из частей чистейших состоят;
Но больше ангельской природе честь
Сказать: проста и неделима есть.
И таково ж добро, его закон:
Единое важней, чем миллион.
Когда б судьба желала бы его
Все добродетели до одного
Явить, она б ему продлила срок,
Чтоб он явить по очереди мог
Достоинства младых и зрелых лет;
Но в краткой жизни им простору нет,
И оттого, чтоб не пропасть в тени,
Принуждены соперничать они.
Таков был юный лорд: ему пришлось
Стать собственным итогом; в нем сошлось
Так много качеств праведных, что их
На несколько хватило бы святых.
Когда слетает ангел с горных круч
На землю — ослепительный, как луч, —
Наш взор, глядящий в звездный небосвод,
Бессилен исследить его полет,
Хоть знаем мы, что он насквозь пронзил
Орбиты малых и больших светил.[1219]
Как ангел правду постигает вмиг,[1220]
Соединяя множество улик
В одно и находя их сумму сумм, —
В то время как медлительный наш ум
Не может этой быстроты понять, —
И как давно умеющий читать
Не станет слово по складам тянуть,
Но сразу догадается, в чем суть,
И моментально сложит А и Б, —
Так праведник, что совместил в себе
Все добродетели и небом взят
Безвременно, не должен быть разъят
На части, но постигнут весь, как есть,
Как то письмо иль ангельская весть.
О, почему сих праведных мужей,
Ниспосланных на землю, как елей,
Чтоб наших бурь волненье усмирять,
Назначили, спасая, умирать?
Душа, зачем так быстро ты свела
Начало и конец?[1221] Ведь ты могла,
Свой циркуль[1222] утвердив одной ногой
На небе, смело обежать другой
Весь мир, в его огромной ширине,
И малый мир исследовать вполне.
Хоть параллели разных поясов[1223] —
У тропиков и возле полюсов —
Во всем подобны, плавны и круглы
(Затем, что в них отсутствуют углы),
Но если нужно измерять длину —
Или влиянье солнца на страну:
Когда жар оного силен иль слаб, —
Нам лишь великий круг задаст масштаб;[1224]
Вот так твой круг, что ныне завершен,
Как вечность, — и в бессмертье устремлен,
Хоть он и может юным подсказать,
Как юность тратить и как умирать,
Но между юностью и смертью лег
Путь многих искушений и тревог:
Палящий зной двора, деревни хлад,
Водянка скупости, безверья ад —
Опасностей прямых не меньше в них,
Чем в буйстве и беспутстве молодых;
Зачем же ты от них лекарств не дал,
Пример нам зрелых лет не преподал?
Как часиков карманных[1225] робкий ход
Зависит от того, каков завод:
Их стрелки начинают трепетать,
Колесики — на месте застывать,
Пружинка слабнет, маятник внутри
Играет то в «замри», то в «отомри»,
Звоночек хрипнет или вовсе вдруг
Смолкает в судороге смертных мук,
Когда их перестанут заводить
Иль всякий так и сяк начнет крутить, —
Так юность в пагубу впадает тем,
Что внемлет никому — иль сразу всем.
Часы на башне,[1226] размеряя дни,
Всем градом правят; ошибись они —
На многих сразу скажется обман,
Карманных же — на том лишь, чей карман.
Ошибки в старости вдвойне страшны,
На нас — глаза семьи иль всей страны.
Зачем же ты, чья верная душа
Не отставая шла и не спеша
К тому, кто дал ее тебе, не мог
Остаться здесь, как точности залог,
Как солнечных часов правдивый лик,
Чтоб по нему сверять нам каждый миг?
Отлив бывает дольше, чем прилив;
Зачем ты опроверг сие, явив
Невероятное: прилив добра,
Что юность принесла твоя вчера
(Такого мир не видел испокон),
Быстрей отхлынул, чем прихлынул он?[1227]
И всё, что обещал нам твой восход,
Всё смерти поглотил водоворот.
Но и сию, пугающую взор,
Ты Бездну превратил в блестящий Двор.
Теперь я знаю, на каком пути
Мне избранное общество найти.
Что город? Муравейник без краев,
Кишащий полчищами муравьев,
Влекущих по петляющим тропам
Яички, зернышки и прочий хлам.
Но лишь погосты — наши города;
Все лучшее стекается сюда.
Тут духа богачи нашли приют,
Тут есть святые улицы, и тут —
Врата, что мы открытыми узрим
В Град Божий, Новый Иерусалим.[1228]
Душа победная, в сии врата
Вступай, как Триумфатор![1229] Пусть уста
Скорбящих о тебе тебя бранят —
Таков уж празднества сего уклад;[1230]
Позволь же скорби мне излить порыв,
Триумфа твоего не умалив.
Закон триумфы числит средь наград,
Что может получить лишь магистрат.[1231]
А ты, хотя и усмирил мятеж
Своих страстей природных, — но допрежь
Того, как будешь честно возведен
В тот ранг, для коего ты был рожден,
И муж совета, сидя меж вельмож,
Советами победы принесешь, —
Триумф принять ты не имеешь прав,
Не по закону смерть свою стяжав.
К тому же ты досель сражался лишь
С мятежной юностью своей, то бишь
С беспечностью желаний; но пока
Не двинул ты победные войска
На внешнего врага, средь коих два
Опасней прочих — зависть и хвала
(Что разно, но равно сражают тех,
Кто слишком верит в собственный успех), —
Ты лишь в гражданской побеждал войне[1232]
И свой триумф не заслужил вполне.
И ждать триумфа также не должны
Бойцы оборонительной войны.
Владенья должно, чтоб триумф стяжать,
Расширить, а не просто отстоять.
Зачем же, словно доблестный квирин,
Ты, вырвавшийся с боем из теснин
Своих страстей, чтоб Господу вернуть
Его владения (они же суть
Твои душа и тело), поспешил —
Зачем ты смертных образца лишил?
Ты Царствие Его расширить мог
Здесь, на земле; но этим пренебрег.
Триумфа стоит ли твоя душа,
Коль небеса — опять без барыша?
Приняв тебя как дань от всей земли,
Они в тебе свое лишь обрели.
А главное (гласит еще закон) —
Тот край, что полководцем покорен,
Чтоб мог триумф его свершиться тут,
Свободен должен быть от войн и смут.[1233]
А мы свободны ли от смут? Иль нас
В счет не включать? Иль он себя лишь спас?
Нет, праведник в ответе за других,
Его епархия — весь мир; за них
(За каждого) он должен воевать
И опекать их, ангелу под стать.
Исчислил много я упреков; но,
Хоть Триумфатора разрешено
Бранить, но тот же не велит уклад
Хулить источник почестей — Сенат.[1234]
Не возбраняют право и закон
Вышучивать Помпея:[1235] дескать, он
Еще юнец; но возбраняют впасть
В хулу и покушение на власть,
Что наградила баловня побед
Триумфом до свершенья должных лет.
Вот так, дерзая сетовать сейчас,
Что ты до времени покинул нас,