ДЖОРДЖУ ГЕРБЕРТУ, ПРИ ПОСЫЛКЕ МОЕЙ ПЕЧАТИ С ЯКОРЕМ И ХРИСТОМ[1748]
Прежде, в миру, мне исправно служила печать родовая[1749] —
Связка чеканная змей по гербовому щиту.
Ныне, священником став, герб отвергаю фамильный
И принимаю взамен церковью данный мне герб.
Здесь, в средоточье герба, спасительный крест ты увидишь,
Загнутый по краям, с якорем сходен сей крест.[1750]
В сих очертаниях смысл заключен сокровеннейший: если
Крест терпеливо несешь, якорем станет твой крест.
Якорный крест Иисусу Спасителю служит опорой, —
Смог он, распятый за нас, в якорь свой крест обратить.
Но сохранил я змею с родового герба: если новый
Путь Бог избрал для тебя, старый не просит забыть.
Змеи мудрость даруют,[1751] но часто, влачася во прахе,
Смерть нам сулят, но когда змеи к кресту причтены,[1752]
Служат они к излеченью. Исполнимся мы благодати,
Если крестом обладать будет Натура сама.
Крест — средоточье всего,[1753] но крест, утвердившийся в якорь,
Символом веры предстал. Мой катехизис — сей крест.
Здесь же, под малой печатью, немало даров прилагаю.
Шлю им молитву вослед — дружбы вернейший залог.
На обороте увидишь святого, чье имя ты носишь.[1754]
Пусть же пребудет с тобой благословенье его.
ДОПОЛНЕНИЯ
ДРУГИЕ ПЕРЕВОДЫ
ПЕСНЬ
Ты женись на мандрагоре,
След найди упавших звезд,
Где, скажи, былые зори,
Кто нечистому дал хвост?
Дай русалок песнь подслушать,
Зависть научи разрушить
Иль открой,
Где покой
Обретет, кто чист душой.
Если к чудесам природы
Страсть горит в твоей груди,
То покинь свой дом на годы
И всю землю обойди.
Возвратясь, мне все расскажешь,
А спрошу про женщин — скажешь
Так в ответ:
«Этот свет
Верных жен не знает, нет».
Если встретишь ты такую,
Напиши о том скорей,
Нет, не надо, не пойду я
Даже через дом за ней.
Пусть в тот день была примерной,
Предала с тех пор, наверно,
Уж двоих
Иль троих,
Обвела вкруг пальца их.
ПРОЩАНИЕ БЕЗ СЛЕЗ
Как те, чья жизнь была чиста,
Спокойно покидают свет,
И шепчут их друзей уста:
«Еще он дышит или нет?» —
Так мы не будем оглашать
Рыданьями разлуки час,
Чтоб наших чувств не осквернять,
Их выставляя напоказ.
Страшит и мучает людей
Движенье грузное земли,
А трепет звезд, хоть он мощней,
Невинно блещет нам вдали.
Для всех любовников земных
Разлука — худшая из бед,
Она безжалостно для них
Уводит прочь любви предмет.
Но мы не таковы с тобой,
Нам не сулит разлука мук;
В любви мы черпаем покой,
Не нужно нам ни губ, ни рук.
Мы спаяны, и мой уход —
Как злато молот кузнеца —
Нам наших душ не разорвет,
А лишь расширит без конца.
Моя душа с твоей срослась;
Как ножки циркуля они.
Лишь двинется одна — тотчас
Другая движется, — взгляни!
И та, что в центре, за другой
Следит, ушедшей в дальний путь,
Ее возврата ждет домой,
Чтоб, выпрямившись, к ней прильнуть.
Как ножки циркуля, навек
С тобой мы связаны, мой друг.
Определяя мой разбег,
Ты мой начертываешь круг.
ЭКСТАЗ
Где, головой на холм склонясь,
Фиалка нежная цвела,
Вдвоем присели мы, тотчас
Забыв земные все дела.
Нам руки, как цемент, скрепил
Из них струившийся бальзам,
Наш взор двойную нить сучил
Меж ней и мной, от глаз к глазам.
Переплетенье наших рук
Спаяло нас, — оно одно,
И лишь в глазах видений круг
Нам было зачинать дано.
Как равным станам двум Судьба
Велит отсрочить грозный бой,
Так в преньях душ велась борьба
На полпути меж ней и мной.
Недвижно, в полной немоте,
Весь день, до наступленья тьмы,
Как изваянья на плите
Надгробия, лежали мы.
ЛИТАНИЯ
Отец небес, сотворший их
И нас для них, и прочий мир — для нас,
Приди, владыка из владык,
И воссоздай все то, что было «аз»:
Мой дух в сквернейшем из сердец
Самоубийством ал.
Адамов бурый прах очисть, Отец,
От тленных пятен — чистым, как кристалл,
Чтоб я до смерти из нее восстал.
О, Божий Сын, узревший их —
И грех, и смерть, что в вечну жизнь вползла,
Отдавшись смерти. Ты постиг,
Какими муками казнит нас ангел зла;
Пускай же снова пригвоздят
Тебя к душе моей —
Не кинь ее, хоть будет рваться в ад,
Дай приобщиться к Твоим мукам ей —
Пусть канет в кровь и в смерть Твоих страстей.
О, Дух Святой, ведь храм Твой аз
Есмь — хоть из стен, что грязь и низкий прах,
Почти исчез Ты, расточась
На спесь, пыл, похоть во младых годах;
Недугом новым полнь мне грудь,
Удвой свой пламень в ней,
Чтоб разгорался в скорби слез, и будь
(Пусть плоти от сияния больней) —
Будь — жертва, огнь, алтарь и иерей.
Блаженна Троица Свята —
Мышленью — остов, вере — молоко,
Как мудрый змей, всегда не та —
Ты, ускользая, вяжешь накрепко;
Мощь, милосердье, знанья дух
Ты неслиянно слей —
Пусть хаоса стихий замкнется круг,
Да усмиряют пыл моих страстей
Любовь, мощь, знание троичности Твоей.
Благословенна Дева-Мать,
Чья плоть спасла нас; Дева-Херувим —
Врата отверзла в рай опять:
С Ней первородный грех несовместим,
Чье чрево — небо дивное, зане
В нем воплотился Бог,
О коем мы ревнуем. Что мы вне
Ее деяний ли, Ее молитв-подмог?
Ее величие — их верности залог.
Раз в этой жизни всяк — дитя,
Всяк — подопечный ангелов Твоих,
Жильцов чертогов тех, куда
Лишь Ты нас пустишь из краев чужих;
Земля, от солнечных лучей
Зачав различный злак,
Не ведает, как брак свершился сей, —
Так дай и мне быть правым в их очах,
Хотя — слепому — мне незрим их зрак.
Пусть патриархов страсть во мне
(Сих церкви проотцов — Ты им сиять
Мог в облаке светлей, чем нам в огне,
В ком даже плоть — закон и благодать,
Что молят, пусть на славу в нас
Прибудет новых сил) —
Пребудь их страсть во мне, плодотворясь,
Чтоб новый свет мне ум не ослепил
И знаньем новым веру не затмил.
Всяк Твой пророк орлиноок —
Он, как орган, чей в сводах храма звук
Столь гармоничен, что извлек
Единство из Твоих Заветов двух, —
Сии певцы, знав Твой Глагол,
Рекли веленью в лад,
Моляся купно, чтобы не прешел
Черты я, чтоб отверг излишеств яд,
Взыскуя тайн, что звуки лишь таят.
Твой достославный зодиак
Апостолов — им препоясан мир
(Их свет отвергнув, ввергнет всяк
Себя с приверженцами купно вглубь могил)
В молитвах их дал знать мне Бог,
Что труд их богодан;
Пусть молятся и впредь, чтоб знанья лег
Пред ними древний путь; развей обман,
Когда Глагол Твой моим словом обуян.
И раз так страстно было в вас
Желанье смерти до ее поры
И после — когда минул смертный час,
Рассеянным Христовым телом вы
И в Авеле погибли, и
В самих себе потом,
Чтоб мы смиренно смерть превозмогли
Иль — хуже — жизнь: иной ведь, если он
Не мученик, — мученью обречен.
Засим с Тобой на небесах —
Сонм исповедников, невинных, словно снег,
Их обручение — не брак;
Их кровь предложену не взыщет изверг век.
Они познали, чтобы знать
Мог всяк из христиан,
Что, как гонениям ни бушевать,
Своим соблазном человек раздран;
Сам для себя всяк — Диоклетиан.
Обитель дев, как снег, бела;
Игуменья их, словно Божья Мать,
Вернет заемные тела
Сих дев тебе невинными опять,
Хоть от Тебя, как всяк из нас,
Как церковь, далеки,
Чтоб изначальный свет в нас не угас,
Извергнувши из нас, избыв грехи,
Безгрешность нашу девством нареки.
Сонм богословов в небесах —
Их долг снимать печати и учить
Обеим книгам (ибо в знак
Любви к Писанию сподобимся мы жить
И в Книге Жизни). Помолись,
Чтоб в свойственных уму
Обмолвках не коснела наша мысль,
Греша их рвеньем. Проведи сквозь тьму
Стезей их звезд, но к солнцу Твоему.
Пускай поет вселенский хор
Победу церкви над враждой земной,
Любовью победив раздор —
Той, что удержим мы, как Ты, любой ценой —
Хор молит вечно, Ты ж вонми
(Тот милосерд, кто смог
Стать тройцей муки, подвига, любви)
И сей молитве: да избавит Бог
От веры в то, что мы — молитв исток.
От страха ли, беспечности ль
Печалий праха иль отрад-шутих,
От мысли, что Твой двор стеснил
Застенком всех, лишив отрад людских,
Что в сей темнице Ты стяжал
Все чувства тех, кто мог
Стяжать любовь Твою и тем их покарал,
Лишив мирских услад, от тех, чем рок —
Сверх сил стремление к Тебе, избавь нас, Бог.
От страха ради дел благих,[1755]
От долга слезного, что не зачтен поднесь,
От веры: кровь страстей Твоих
Излечит в наших душах всяк рубец,
От подаянья мзды, что не
Покроет грех премног,
От тяги к суеверий новизне
И от того, чтоб дух не пренебрег
И плотским долгом в нас, избави Бог.
От искушенья искусить
Бесов — потворством, дружества тщетой
И от стремленья попустить
Свой грех, сравнив с тягчайшим злом, от той
Нескромной скромности — она
Всем праведным упрек,
От суеты иль тех, в ком суета,
От жажды славы только славе впрок
И от презренья к ней избави, Бог.
Избавь сошествием Своим
Во чрево Девы — в то пространство меж
Божественным от века и людским,
В Ней благодатью став для нас — невеж,
Своим рожденьем нищету
Прославив в первый раз,
Ты и богатства не отверг тщету,
Раз царские дары приял, родясь, —
Избавь от бедности и от богатства нас.
Постичь чрез корчи крестных мук
Благочестивому мучительно поднесь,
Что исказило Божий дух
Страданием — мир безмятежный весь,
Ведь Сам Собой назвавшись, Ты
Сброд ослепил и мог
От воинов иудиных уйти,
Спаси ж нас, Боже, научивши впрок,
Когда нам вместно обмануть порок.
Приявши все — удар в лицо,
Раздранье риз, попранной славы срам,
И правосудья ярость — все —
Свою телесность доказал Ты нам,
И подвигом смиренным тем,
Что в смерти Ты явил,
Ушедши Сам, не изгнанный никем,
Избавь от смерти нас, поправши смертью мир,
Покуда этот мир нас не избыл.
Когда рассудок — Твой конвой —
Мы ополчаем на Тебя грехом,
Нужда нас не смиряет — в бой
Мы шлем ее в отчаянья пролом;
В довольстве же не Божий лик,
А идола подлог
Мы чтим — не тайну, лишь пустой тайник;
От веры, чье начало и итог —
Лишь плод ума, спаси, избави, Бог.
Когда во храмах Твой Глагол
Бесчестит низкий низким языком,
Когда мы видим произвол
В суде духовном и в суде мирском —
Цари в миру Твой ангел-мор,
Войны ль твой меч рази,
Правь ересь ли — второй потоп-разор, —
В час смерти до суда на Небеси
Спаси нас от ошуйныя стези.
Вонми, вонми нам, Боже; для
Тебя молитва грешника звучней
Музыки сфер, и ангелов хвала,
Их Аллилуйя не сравнится с ней,
Вонми: пока ты слышишь нас,
Мы знаем, что сказать.
Твой дух даст нашим слезным вздохам глас.
Ты, разрешивший Иова пытать, —
Вонми своим молитвам в нас опять.
Пусть ровным рвеньем станет в нас
Сей лихорадки набожной надрыв,
Порока спазм, что нас сотряс, —
Греха апоплексию умертвив;
Пусть благозвучный Твой обет,
А не гроза угроз,
Затеплит в нас служенья ровный свет,
Писанью вняв, Тому, кто Слово нес,
Чтоб вняли мы, Ты нагл вонми, Христос.
Чтоб исцелить в нас глухоту,
Звук проведя сквозь слуха лабиринт, —
Тот, где на ближних клевету
Иной из нас себе хвалою мнит —
В безумье да не соскользнем —
Верны Твоим стезям —
До дерзких шуток над земным царем,
Который богодан своим рабам —
Чтоб слух замкнуть наш, Свой отверзи нам.
Мирской закон и суд мирской,
Что призван нас судить в пример для всех,
Винит нас тяжкою виной,
Клеймя еще не совершенный грех, —
Пусть нашим гладом сей синклит
Сыт — с ним и дьявол сам —
Пусть их навет раскайнье в нас родит,
Но ты отринь на нас взводимый срам,
Замкни Свой слух, чтоб наш отверзнуть нам.
Познанье, послано Тобой,
В нас преданность Тебе не соблазнит,
Цветок сей райскою красой
Целил бы нас, не будь столь ядовит —
Сей ум, рожден творить добро,
Став суетою слов
Ничтожества мирского, сам — ничто;
Чтоб не мертвила страсть Твоих рабов, —
Услышь свой слабый отзвук, Слух и Зов.
Вонми нам, Божий Сын, зане
Проливши нашу кровь, восполнишь вновь
Своей кончиной на земле,
Не дашь Ты и Свою пролить в нас кровь.
Ты, Агнец, наши взяв грехи,
Их злом не осквернен,
На них наш род опять не обреки,
Целитель и Делимый исцелен,
Раз грех — ничто, да сгинет всюду он.
СВЯЩЕННЫЕ СОНЕТЫ
Ты меня создал — Ты ли и сокрушишь?
Восставь меня, ибо близок мой конец:
Я к смерти мчусь, смерть мчится ко мне,
А все мои радости — как вчерашний день.
Страшно мне поднять помутившийся взгляд:
Отчаянье за спиной моей, а предо мною — смерть,
В них — ужас, и точит мою слабую плоть
Грех, и груз его — тяга в ад.
Ты один — в выси, и когда хватает сил
Взглянуть в Твою высь, я вспрямляюсь вновь;
Но пытает меня старый лукавый враг,
И ни часа не в силах я быть тем, чем есть.
Окрыли меня благодатью во спасенье от ков,
И сталь сердца моего обрати в алмаз.
По всем статьям я отписан Тебе,
Ибо, Господи, сотворил меня Ты,
Сотворил для Себя, а когда я изгнил насквозь,
Ты кровью Своей откупил Свое же добро.
Я — сын Твой, и отблеск Твой — на мне;
Слуга Твой, которому плачено вперед;
Овца Твоя; образ Твой; и пока я — Твой,
Я — храм Твой, в котором Твой божественный дух.
Почему же на меня посягает враг?
Почему идет на кражу, идет на взлом?
О, встань, поборая за право Творца,
И да не отчаюсь я, вдруг узрев,
Что Ты любишь нас, но не выберешь меня,
А дьявол ненавидит, но не выпустит меня.
О, воротить бы мне в глаза и в грудь
Каждую траченую слезу и вздох,
Чтобы я в святой тревоге сменил
Праздную скорбь на плодную скорбь!
Идолам служа, сколько мук я окупил
Сердцем, сколько ливней излил из глаз!
Страданье было моим грехом,
И вот за страданье я страдаю вновь.
Жаждущий пропойца, неспящий вор,
Зудный блудодей, щекотливый гордец
Умягчают памятью былых отрад
Наставшее горе; и только мне
Вызволенья нет: безмерная боль —
И причина и следствие, и грех и казнь.
Душа моя черная! На тебя встает
Вестник и поборник смерти, недуг.
Ты — как странник, бежавший от вины
И которому нет обратного пути;
Ты — как вор, что рвется вон из тюрьмы,
Пока не прочитан последний приговор;
Но как названа смерть и назначен срок,
Он ищет защиты у тех же стен.
Покайся — и не минет тебя благодать;
Но без благодати — и каянья нет.
О, будь черна, но черна святой тоской
И красна стыдом, как была — грехом;
Или нет: омойся в Христовой крови,
И из красной купели выйдешь бела.
Я — малый мир; и во мне свились
Четыре стихии и ангельский дух;
Но черный грех и его и их
Предает на смерть в бесконечную ночь.
Вы, открывшие за высью небес
Новые сферы и новый простор,
Влейте мне в очи ваши новые моря,
Чтобы я потопом оплакал мой мир
Или потоком его омыл.
Но нет: его ждет не потоп, а пожар,
А он уже выжжен сквозь похоть и злость,
И стал лишь скверной. Отгони же их огни
И сожги меня, Господи, в ревнительном пылу
О Тебе и Твоем доме, — ибо жар сей целит.
Последний акт моей драмы; верста
Последняя странничьего пути;
Тщетной скачки последний прыжок,
Последний вершок; минуты последний миг, —
И расторгнет во мне пожирающая смерть
Душу и плоть, и настанет дальний сон,
А бдящая часть моя узрит тот Лик,
Пред которым и днесь сотрясает меня страх.
И когда душа возлетит в родную высь,
А земная часть в земной воротится дом,
Будь каждому свое: вы, давящие грехи,
Исчадия ада, ниспадите в ад.
Чаю оправдания, избывши зло:
Ибо «нет» говорю я вам, — мир, плоть, бес.
По мнимым углам округлой Земли
Трубят ваши трубы, о ангелы, и встают
Из смерти несчетные тьмы и тьмы
Душ, облекаясь в прах своих тел.
Вы, кого пожар и кого потоп,
Голод, годы, горе, война, тиран,
Кого случай скосил и кого закон,
Вы узрите Господа, и смерти вам нет.
Но продли им, Боже, сон, и продли мне плач,
Ибо больше греха на мне, чем на них,
И поздно молить о благодати Твоей
В тот час неземной; научи же меня здесь
Покаянью; и будь на прощенье моем
Твоя, Господи, кровь, как красная печать.
Если праведные души во славе своей
Ангелам равны, то и мой Отец
Видит с небес и блаженствует вдвойне,
Как смело я шагаю над жерлом твоим, ад.
Но если даже им раскрывается наш дух
Лишь косвенными знаками, и видима в нас
Наружная явь, а не мгновенная суть, —
Белизну моей правды постигнут ли они?
Они видят: любовник о идоле своем
Источает слезы, богохульник зовет
Господа в свидетели, фарисей
Лицемерно набожничает. О, душа,
Обратись же ко Господу: лишь Ему твоя скорбь
Зрима, — ибо Сам Он вложил ее мне в грудь.
Ядовитый камень, древесный плод,
Нас, еще несмертных, бросающий в смерть,
Похотливый козел, завистливый змей —
Все бессудны пред Тобою, а я — судим?
Разум ли мой или воля моя
Делает неравным мой равный грех?
Милость легка, и ею славен Господь;
Почто же на мне Его грозный гнев?
Но кто я, кто, что дерзаю в спор,
Господи, с Тобою? Не Твоя ли кровь
И не слезы ли мои слились, чтобы смыть
Небесною Летою мой черный грех?
«Помни!» — как о долге, Тебе твердят:
А я, как о милости, молю: «Забудь!»
Смерть, не гордись, что тебя зовут
Страшной и мощной: ты не такова.
Те, кого тщеславишься ты попрать,
Бессмертны, жалкая; и бессмертен — я.
Твои подобия, покой и сон,
Источают отрады, а ты — вдвойне;
Все лучшие наши спешат к тебе:
Ты — отдых плоти их и воля душе.
Над тобой — рок и случай, злодей и царь,
Дом твой — отрава, война, болезнь;
Но и мак и наговор усыпят нас верней,
Чем твой удар; так о чем же твоя спесь?
Ненадолго наш сон, а бдение — навек;
Там — не будет смерти: там — смерть тебе, Смерть.
Плюйте в лицо мое, пронзайте мне бок,
Избичуйте, осмейте, взгвоздите на крест, —
Ибо грех — на мне, грех — на мне, а Он,
Не умевший неправды, умер за меня.
Но и смерти мало для моей вины:
Нечестивее мой грех, чем жидовский грех:
Ими — бесславный единожды, а мной —
Воссиявший во славе повседневно казним.
Дайте надивиться мне чудной Его любви!
Царь лишь милует нас, а Он принял нашу казнь.
Так Иаков облекся в косматый мех, —
Но его в заемный облик влекла корысть;
А Господь облекся в бренную плоть,
Лишь чтоб слабостью подпасть под смертную боль.
Почему нам, малым, служит всякая тварь?
Почему все стихии мне и жизнь и корм
Расточают вволю? Ведь они меня
И чище, и проще, и святей!
Зачем ты клонишься, незнающий конь?
Зачем так бессмысленно, кабан и бык,
Ваша мнимая слабость дается под удар
Тем, чья вся порода — на один ваш глоток?
Я слабей вас (горе мне!) и хуже вас —
Ибо вы не грешили, и страх вам чужд;
Но есть чудо чудеснее, чем то, что нам
Тварная природа покоряет тварь, —
Ибо сам безгрешный и бессмертный Творец
За нас, тварей, нас, врагов Своих, принял смерть.
А вдруг эта ночь — последняя в бытии?
О душа моя! В сердце, где твое жилье,
Выпечатлей образ распятого Христа
И скажи, ужасен ли этот Лик,
Чьи слезные очи источают дивный свет,
Чей лоб в струях крови от терновых ран:
Этот ли язык тебя аду обречет,
Моливший о прощеньи злобе лютых врагов?
Нет, как каждой подруге твердил я встарь,
Идолопоклонствуя земной любви:
«Красота — знак милосердия, мерзость — знак
Бессердечия», — так я ныне Тебе
Твержу: злые силы — и на вид темны,
А где светел Лик — там милостив Дух.
Бей в мое сердце, трехликий Бог!
Этот взлом, вздох, свет, — он вольет мне сил
Восстать над собой и попрать себя,
Чтоб Твой горн, мех, млат вжег мне новую жизнь.
Я — как город, в котором враг,
Я рвусь впустить Тебя, но нет, не могу:
Разум, Твой наместник, был мне оплот;
Но он — в плену, он — неверен, он — слаб.
Я Тебя люблю, я хочу Твоей любви,
Но я отдан в обет Твоему врагу;
Разлучи нас, разорви, разруби нашу связь
И похить меня к Себе, в небесный острог,
Ибо в узах Твоих — свобода моя,
И моя чистота — под насилием Твоим.
Рвешься ль ты о Господе, как Он — о тебе?
Уясни тогда, душа моя, целебную мысль:
Бог-Дух, кого ангелы небесные поют,
Свой храм утвердил в твоей земной груди;
Бог-Отец, от кого рожден блаженный Сын
(И вечно рождается, ибо начала им нет),
Снизошел избрать тебя Себе в сыновья,
Сонаследником славе и субботе Своей;
И как обокраденный свое добро
Должен, сыскав, потерять или откупить,
Так Сын Его славы сошел на казнь
Вызволить нас, тварь Свою, из краж Сатаны.
Дивно, что был человек, как Бог;
Но пуще — что Бог стал, как человек.
Отче! долей прав на царствие Твое
Сын Твой делится с малым мной:
Он, совместник Троицы, тройного узла,
Дарит мне победу, поправшую смерть.
Агнец, чья смерть даровала миру жизнь,
Он, закалаемый от начала веков,
Двумя Заветами отписал свое
И Твое наследство Твоим сынам.
Но строг Твой устав, и не молкнет спор:
Посильны ли условия людским трудам?
Пусть и нет, — но кого буквой убил Закон,
Духом воскрешает целящая Благодать.
Твой краткий закон, твой последний завет
Есть рубеж любви; о, да властвует любовь!
С тех пор, как та, кого я любил,
Роду и природе отдала последний долг,
И добро мое — в гробу, и душа ее — в раю,
Мой ум вперяется лишь в небесную высь.
Обожает он — ее, а рвется — к Тебе,
Господи, к Тебе, как к истоку струй;
И я Тебя нашел, и Ты меня напоил,
Но святая жажда меня плавит вновь и вновь.
Можно ли искать полнейшей любви?
Ты сосватал наши души, все приданое — Твое;
Но Ты боишься, что расточу
Я любовь мою вышним ангелам и святым;
И больше: Ты тревожно и нежно ревнив,
Что Тебя теснят из нас — мир, плоть, бес.
Яви мне, Иисусе, невесту Свою
В свете и блеске! На чужом берегу
Не она ли красна? Не она ли в нищете
Страждет и стонет в Германии и здесь?
Спит тысячу лет и пробуждается в год?
Истинная — и блуждает? Новая — вдруг стара?
Прежде, ныне, после — явлена ли она
На холме? на семи? или вовсе не на холмах?
С нами ли она? или мы ее должны,
Рыцарски странствуя, доискаться для любви?
Добрый супруг, открой нам лик жены,
К горлице Твоей влюбленную мою душу взвей, —
К той, что тем вернее и милее Тебе,
Чем боле отдается в объятия всех.
Два несходства сходятся меня терзать:
В непостоянстве зачато постоянство мое.
Против естества и воле вопреки
Переменчива моя благость, переменчив обет.
Покаянье мое — как мирская моя любовь,
Забавно и забвенно в недолгий час:
В нем ни веса, ни меры; в нем холод и жар;
Мольба и немота; бесконечность и ничто.
Вчера я не взглядывал в небо; а теперь
Обхаживаю Господа в лести и мольбе;
А завтра трясусь пред Его жезлом.
Эти приступы веры — как прибой и отбой
Вздорной горячки; но знаю я одно:
Тем лучше мне день, чем больнее во мне страх.