Маргаритки — все подряд —
Источают аромат
Роз, а розам для сравненья
Нет на всей земле растенья!
Там не просто соловьи
Свищут песенки свои,
Но поют высокой темы
Философские поэмы,
Сказки, полные чудес,
Тайны вечные небес.
Вы — на небесах и все же
На земле живете тоже;
Ваши души, словно свет,
Нам указывают след
К тем высотам, в те селенья,
Где ни скуки, ни томленья;
Смертным говорят они,
Как летучи наши дни;
Как блаженство к горю близко;
Как заводит злоба низко;
Про величье — и про стыд;
Что на пользу, что вредит…
Барды Радости и Страсти!
Вам дано такое счастье:
В мире жизнью жить двойной —
И небесной и земной!
<Декабрь> 1818
Тише, милая, тише! на цыпочках шаг!
Дом уснул, — но тише, не надо так смело!
Хоть подшила ты ватой плешивцу колпак,
Вдруг услышит?.. О сладостная Изабелла!
Хоть походка твоя, как у феи, легка,
Танцующей на пузырьках ручейка,
Тише, милая, тише! ступай осторожно!
Спит ревнивец, но чутко он спит и тревожно.
Смолкли шорохи, воздух застыл недвижим,
Отрешилась ночь от летейской заботы,
Майский жук монотонным гуденьем своим
Погрузил ее в озеро смутной дремоты;
И луна скрылась в облако, словно за дверь,
Из скромности — или поняв, что теперь
Нам не нужно огня, кроме глаз твоих ярких —
О моя Изабелла! — и губ твоих жарких.
Скинь щеколду! ах нет! — осторожнее с ней!
Нас повсюду опасности подстерегают.
Хорошо! а теперь — дай мне губы скорей!
Пусть храпит старый дурень и звезды мигают.
Спящей розе приснится любовь, и она
На заре проснется, нектара полна;
Дикий голубь, воркуя, к подруге прижмется…
Ах, как больно в груди поцелуй отдается!
<Декабрь> 1818
Канун Святой Агнессы. Холода.
Сове — и то в лесу не сладко было.
Траву в полях одела корка льда.
В овчарне стадо смолкшее застыло.
Монах поклоны отбивал уныло,
Он мерз. И словно хладный фимиам,
Всплывающий от ветхого кадила,
Неслось его дыханье к небесам,
И достигало их, и оставалось там.
Он дочитал молитву терпеливо.
И, босоног, и немощен, и свят, —
Берет светильник и неторопливо
Вдоль нефа темного бредет назад,
Минуя изваяний длинный ряд,
Коленопреклоненные, стоят, —
И думает старик, изнемогая,
О том, как их томит одежда ледяная.
Свернул на север, в боковую дверь.
Шагни вперед — и лаской музыкальной
Он был бы сладко опьянен теперь.
Но колокол зовет его прощальный,
Над ним обряд свершая погребальный.
Бредет монах, соблазны гонит прочь,
Он выбрал путь недальний и печальный:
Лег наземь, чтобы слабость превозмочь.
За грешников молясь, монах не спал всю ночь.
Он все же слышал нежный звон прелюдий
Сквозь множество распахнутых дверей, —
Там, в переходах, суетились люди.
Вот музыка становится слышней,
И зала, принимавшая гостей,
Могла б явить монаху блеск соблазна.
Лепные ангелы висят над ней,
Держа карниз; глаза таращат праздно,
На животе крыла сложив крестообразно.
Смех серебром звенит, и счету нет
Цветам, нарядам, перьям и алмазам.
Здесь рыцарских романов сладкий бред,
Который в юности дурманит разум.
Но отойдем и обратимся разом
К мечтательнице-деве у окна,
Поверившей доподлинным рассказам,
Что слышала от старых дам она, —
И нынче ждет весь день, надеждой пленена.
В канун Святой Агнессы дева может
Во сне вкусить пленительных услад
С любимым, — сна ничто не потревожит —
Так опытные дамы говорят;
Лишь соверши магический обряд:
Не прикасайся к лакомствам и хлебу,
Ложись в постель, не оглянись назад,
Не шевелись, глаза подъемли к небу —
И у небес всего, чего ты ждешь, потребуй.
И Маделина юная сейчас,
Погружена в мечты, в тени стояла, —
Потуплен взор ее девичьих глаз,
Наскучил блеск торжественного бала,
И музыка ее не волновала —
Вот кавалер влюбленный подойдет,
За ним другой, — не внемля им нимало,
Она сладчайших сновидений ждет, —
Святой Агнессы ночь — одна за целый год.
Священный час так близок. Каждый танец
Томителен был деве, полной грез:
Глаза в тумане, на щеках румянец,
Средь разговоров в шутку и всерьез,
Любовных объяснений и угроз —
Одну мечту скрывала дева свято,
Ждала, чтоб сон блаженство ей принес,
Заранее восторгами объята:
Святой Агнессы ночь и белые ягнята.
Но медлила она, полна мечтой…
Меж тем через холодную равнину
Сюда пришел Порфиро молодой,
Тая в душе любовную кручину, —
И у портала стал, наполовину
Укрывшись от луны в прозрачный мрак,
Он молится: увидеть Маделину
Хотя б на миг, приблизиться на шаг
И на колени пасть. Да, это было так.
Но если здесь, при всей его отваге,
Он будет узнан — то тогда беда,
Порфиро знает: засверкают шпаги,
Два благородных дома навсегда
Разъединяет кровная вражда.
Кругом готова к драке и разбою
Холопов кровожадная орда:
Он будет оскорблен любым слугою.
Одна старушка здесь к нему добра порою.
Счастливый случай! Вот она с клюкой
Приковыляла темным коридором
Туда, где он стоял, окутан мглой,
Не обольщен ни музыкой, ни хором.
Ее объял испуг, но тусклым взором
Она его окинула тотчас
И прошептала юноше с укором:
«Спеши домой, Порфиро, скройся с глаз —
Весь кровожадный род пирует здесь как раз!
Здесь карлик Гильдебранд, — в припадках бреда
Он часто проклинает в эти дни
Тебя, и твоего отца, и деда,
И даже землю всей твоей родни;
Лорд Морис тут, старик, — и все они
Тебе враги! Беги, мой мальчик милый!» —
«Нет, тетушка, присядь и объясни
Сначала все». — «О пресвятые силы!
Коль не пойдешь за мной — ты на краю могилы».
Он двинулся за нею, низкий свод
Плюмажем задевая то и дело.
Старушка молвила: «Пришли, ну вот», —
И в комнатку войти ему велела
Под лестницей. В окно луна смотрела.
«Где Маделина? — сдерживая страсть,
Спросил Порфиро. — О, скажи, Анджела,
Во имя дев, которым Божья власть
Дозволила кудель Святой Агнессы прясть?»
«Святая ночь! Невинная Агнесса!
Но эта ночь опасностей полна.
Нет, не иначе, молодой повеса,
Ты носишь воду в сите колдуна
И с феями знаком. Изумлена
Твоей отваге я. Помилуй, Боже!
Где Маделина? Тешится она
Игрою в заклинательницу. Что же,
Ей весело — позволь и мне смеяться тоже».
Искрится смех в чертах ее лица.
Растет вниманье в юном господине —
Так завлекает бабка сорванца,
Мешая угли в гаснущем камине
И сказку оборвав_на середине.
В глазах Порфиро светится вопрос:
Что хочется увидеть Маделине —
И, расспросив, сдержать не в силах слез:
Как сладко спит она в плену бесплотных грез.
Вдруг, сердце озарив желанным светом,
На ум уловка дерзкая пришла, —
Но, услыхав от юноши об этом,
Старушка в изумленье обмерла:
«Мне предлагать подобные дела
Как ты посмел, исчадье преисподней?
Я госпожу оберегу от зла —
Прочь, нечестивец, я не стану сводней;
Я думала, что ты гораздо благородней».
«О нет, — воскликнул юноша, — о нет!
Клянусь душой — греха не приумножу;
Пусть больше не взгляну на Божий свет,
Коль дивный сон на миг один встревожу
И хоть на шаг к ее приближусь ложу.
Анджела, сжалься, или я теперь
Последний путь к спасенью уничтожу
И криком разбужу весь дом, поверь —
Пусть каждый из врагов страшней, чем дикий зверь».
«О, горе мне, несчастной! Неужели
Приблизить хочешь ты последний час
Старухи немощной? Не о тебе ли
Я истово молилась каждый раз —
Чтобы тебя Господь хранил и спас?»
Но в голосе Порфиро зазвучала
Такая страсть, что выполнить наказ
Старушка наконец пообещала:
Все сделает она во что бы то ни стало.