Нажмет курок — И сразу, сразу
Зальется тенором наган.
А на плацдармах
Дождь и ветер,
Колеса, пушки и штыки,
Сюда собрались на рассвете
К огню готовые полки.
Здесь:
Галуны кавалериста,
Папаха и казачий капт,
Сюда идут дорогой мглистой
Сапер,
Матрос
И музыкант.
Сюда путиловцы с работы
Спешат с винтовками в руках,
Здесь притаились пулеметы
На затуманенных углах.
Октябрь!
Взнесен удар упорный
И ждет падения руки.
Готово всё:
И сумрак черный,
И телефоны, и полки.
Всё ждет его:
Деревьев тени,
Дрожанье звезд и волн разбег,
А там, под Гатчиной осенней,
Худой и бритый человек.
Октябрь!
Ночные гаснут звуки,
Но Смольный пламенем одет,
Оттуда в мир скорбей и скуки
Шарахнет пушкою декрет.
А в небе над толпой военной,
С высокой крыши,
В дождь и мрак,
Простой и необыкновенный,
Летит и вьется красный флаг.
Он струсил!
Английский костюм
И кепи не волнуют боле
Солдатской бунтовщицкой воли
И пленный не тревожат ум.
И только кучка юнкеров,
В шинелях путаясь широких,
Осталась верной.
Путь готов —
Для крепких, страстных и жестоких.
«Стой, кто идет?!»
Осенний дождь
И мрак, овеянный туманом,
Страшны как смерть:
«Я — новый вождь!»
И мимо шагом неустанным,
В пустую ночь и в талый снег,
Сквозь блеск штыков и говор злобы,
Спеша, идет высоколобый,
Широкоплечий человек.
О вы, рожденные трудом,
О вас пройдет из рода в роды
Хвала! Вы пулей и штыком
Ковчег построили свободы.
Куда низринулся удар
Руки рабочей?
Пробегая
Через торцовый тротуар,
Кто восклицает, умирая:
«Коммуна близко…»
На стенах,
Пропахших краскою газетной,
Декреты плещут…
Смерть и страх
По подворотням, незаметно,
Толкутся, как биржевики,
Бормочут, ссорятся и ноют.
Торцы трещат.
Броневики
Сокрытою сиреной воют.
Там закипает и гудит
Случайный бой.
Матрос огромный
В огне и грохоте стоит
Среди камней, под пушкой темной,
Литейщик приложил щеку,
Целясь, к морозному прикладу.
И защищая баррикаду — Трамвай разбитый на боку.
Гремя доспехами стальными,
Весь в саже, копоти и дыме,
Катится броневик!
Пора
Игру окончить…
Нет пощады
Всем слабым духом…
До утра
Огнем гремели баррикады…
А в небе над толпой военной,
С высокой крыши, в дождь и мрак,
Простой и необыкновенный,
Летит и плещет красный флаг.
Урожай
Дух весны распаленный и новый
Распирает утробу земли,
По лесам, где топорщатся совы,
По болотам, где спят журавли,
После зимнего ветра и стужи,
После вьюг и летучих снегов,
Теплый дождь ударяет о лужи,
Каплет мед из набухших цветов.
И голодная доля пред нами
Не маячит туманом степным,
Степь родными желтеет хлебами,
Зимний мрак улетает, как дым.
Богатырская воля родная!
Стынут степи в зеленом пуху,
И Микула, коня распрягая,
Тащит сам по раздольям соху.
Ходят зори над мглою суровой,
Птичьим цокотом полнится май,
И на дудке играет громовой
По лугам молодой урожай.
Что ж, за долгую темную зиму
Поистратилась сила у нас,
Иль простор золотой и любимый
Наш усталый не радует глаз,
Или птиц перелетная стая
Нам грядущий посев не сулит,
Иль земля молодая, родная
Мощь побегов в себе не таит?
Мы копили упор и терпенье
Тяжкой осенью, нищей зимой,
Чтоб полдневной порою весенней
С хитрым голодом двинуться в бой.
Эй, товарищи дружные, где вы?
Блещут сохи, и плуги звенят,
Вырастают тугие посевы,
Как бойцы, что построились в ряд.
Это хлебное воинство ныне
Тяжкий колос подъемлет вперед
И по нищей и скудной пустыне
Благоденствие вдаль разольет.
«Потемкин»
Над дикой и песчаной шириною,
Из влажных недр сырой и горькой мглы
Приходит ветер с песней грозовою
И голосят косматые валы.
И броненосной тяжестью огромной,
Гремя цепями якорей крутых,
Он вышел в мрак, соленый и бездомный,
В раскаты волн, в сиянье брызг ночных.
Воспитанные в бурях и просторах,
Матросской чести вытвердив урок,
Вы знаете и нежной зыби шорох,
И диких бурь крутящийся поток.
Вы были крепки волею суровой
И верой небывалою полны,
И вот дыханием свободы новой
Вы к жизни радостной возбуждены.
И, кровью искупая кровь родную,
Свободное приблизив торжество,
Вы заповедь воздвигли роковую:
«Один за всех и все за одного».
И вы, матросы, видели воочию,
Как черной кровью истекает враг,
Как флаг Андреевский разорван в клочья
И развевается кровавый флаг!
В сиянье бомб, и в грохоте, и в громе,
Сквозь пенье бомб и диких чаек крик
Все ближе, все прекрасней и знакомей
Чудесного освобожденья лик.
Пусть берега окрестные в тумане,
Пусть волны мечутся и голосят,
Пусть в зарослях пустынных Березами
Перед рассветом выстрелы гремят,
Пусть пышет порт клубящимся пожаром,
Мозолистой и грубою рукой
Вы стройте в остервененье яром
России новый броненосный строй.
И, позабыв мучительные годы,
Вы выплыли в широкие моря,
И над огромным Кораблем Свободы
Раскрыла крылья ясная заря!
Россия
Тревогой древнею полна,
Над городищами пустыми
Копье простершая жена
Воздвиглась в грохоте и дыме.
Степной ковыль и дикий прах.
Сияли росы. А в лесах
Косматый вепрь и тур суровый
Толкались меж кустов густых,
И глотки клокотали их,
Когда трещал пожар багровый.
И ты носилась по лесам
Охотницею необорной
По топким кочкам и по мхам
Сквозь строй стволов, сухой и черный.
И там, где смоляная мгла
Текла над волчьею тропой, —
Отпущенная тетивой,
Звенела легкая стрела.
И после ловли и охот
В страну, где солнечный восход
Колышет тяжкое сиянье,
Ты клалась, затаив дыханье…
И вот, одежду изорвав,
Из-за кустов и жестких трав
Стерей ты видела разбеги,
Где, вольным солнцем сожжены,
Гоняли к рекам табуны
Воинственные печенеги.
О Русь, тебя ведет стезя
До заповедного порога.
Пусть страшно тешатся князья
Междоусобною тревогой.
Пусть цокает татарский кнут
По ребрам и глазам огромным,
Пусть будет гноищем бездомным
В ночи последний твой приют!
О страстотерпица, вперед,
Тебя широкий ветр несет
Сквозь холод утр, сквозь влагу ночи,
Гремя и воя в пустоте.
И к соколиной высоте
Ты жадно подымаешь очи.
И вот, как пение рогов,
Клубясь промчался рой веков.
Ты падала и восставала,
Ты по дороге столбовой
Бродила с нищенской клюкой
Иль меч тяжелый подымала
И шла на заповедный бой.
Теперь ты перешла рубеж, —
К былому нет возврата ныне.
Ты гулкий кинула мятеж —
Как гром — на царские твердыни.
И в блеске молний роковом,
На камнях и листве опалой,
Ты дивной и ужасной встала
На перекрестке мировом.
И, покидая душный лог
В туманах, за морем сердитым,
Тебе, храпя, грозит копытом
Британии единорог.
О Русь, твой путь тернист и светел.
Пусть галльский красноглазый петел
Наскакивает на тебя,
Ты видишь зорь огонь широкий
И, вольность буйную любя,
Идешь без страха в путь жестокий.
Александру Блоку
От славословий ангельского сброда,
Толпящегося за твоей спиной,
О Петербург семнадцатого года,
Ты косолапой двинулся стопой.
И что тебе прохладный шелест крыл ни,
Коль выстрелы мигают на углах,
Коль дождь сечет, коль в ночь автомобили
На петопырьпх мечутся крылах.
Нам нужен мир! Простора мало, мало!
И прямо к звездам, в посвист ветровой,
Из копоти, из сумерек каналов
Ты рыжею восходишь головой.
Былые годы тяжко проскрипели,
Как скарбом нагруженные возы,
Засыпал снег цевницы и свирели,
Но нет по ним в твоих глазах слезы.
Была цыганская любовь, и сипни,
В сусальных звездах, детский небосклон.
Всё за спиной.
Теперь слепящий иней,
Мигающие выстрелы и стон,
Кронштадтских пушек дальние раскаты.
И ты проходишь в сумраке сыром,
Покачивая головой кудлатой
Над черным адвокатским сюртуком.
И над водой у мертвого канала,
Где кошки мрут и пляшут огоньки,
Тебе цыганка пела и гадала
По тонким линиям твоей руки.
И нагадала: будет город снежный,
Любовь сжигающая, как огонь,
Путь и печаль…
Но линией мятежной
Рассечена широкая ладонь.
Она сулит убийства и тревогу,
Пожар и кровь и гибельный конец.
Не потому ль на страшную дорогу
Октябрьской ночью ты идешь, певец?
Какие тени в подворотне темной
Вослед тебе глядят в ночную тьму?
С какою ненавистью неуемной
Они мешают шагу твоему.
О широта матросского простора!
Там чайки и рыбачьи паруса,
Там корифеем пушечным «Аврора»