Ведь мы должны будем своротить на проселочную дорогу; нам уже теперь до места недалеко...
А сколько до этой станции будет?
Да вёрст тридцать считают.
Какая скука! А мне ещё и спать не хочется, на той станции выспался славно. Выкурить разве сигару...
Старосте, барин, за хлопоты...
Поди ты прочь! Довольно и того, что ямщику на водку дают. Какие тут хлопоты?.. Да что ж это наш ямщик копается так долго? — Ну, уселся что ли? Валяй!..
Эх вы...
А ведь не холодно?
Не холодно, конечно,
Да не мешало б и теплей!
Ты, брат Андрей, всё зябнешь вечно;
А мне на холодке как будто веселей!
Да знаю я твоё веселье!
Прошедшею зимой случилось ехать мне
В Москву, к сестре на новоселье:
Во-первых, — от толчков тогда моей спине
Досталось крепко; не забуду
Ухабов зимнего, привольного пути!
Да во-вторых, — уж вечно помнить буду,
Что я себя насилу мог спасти
От стужи, — а слуга мой с козел
Во всю дорогу не сходил, —
Так, кажется, себе он ноги отморозил!
Вот как твой холодок над нами подшутил!
Ну, кто и говорит про эдакую стужу!
А кстати, что твоя семья?
Твоя сестра на днях поедет к мужу?
Не знаю от кого, но только слышал я...
Да, муж её живёт в деревне постоянно;
Хозяйством занят он, поверишь, день и ночь,
И умножает беспрестанно
Он годовой доход; однако дочь,
Мою племянницу, в Москву на воспитанье,
Отцовский капитал туда ж на проживанье
Со всей семьей он скоро повезёт!..
Ну, что глядишь, чего не видала?
Эк, — шуб-то, шуб-то на них! Вишь, как господа-то себя греют!
На то они и господа! А ямщик-то никак из Семеновки?..
Из Семеновки. Он ещё давеча, ранёхонько по утру, провёз туды барина, а теперь оттоль домой с попутчиком.
Пойдём! Вишь, барин глядит на нас и смеётся...
Ну, не красива, нечего сказать:
Какой костюм, какая стать!
Фальшивишь, брат. Никак не можешь ты
Пропеть порядочно и верно ни полслова!
Тебе так кажется, — обман твоей мечты...
Не вник ты в пение, а критика готова...
Ты, впрочем, оценить достойно голос мой
Теперь не мог бы и внимая:
Мешает мне вот это: «Дар Валдая
Гудит уныло под дугой!»
А кстати — спеть: «Вот мчится тройка удалая».
Стой! — Дай зажечь спичку. Да помоги, Пётр, от ветра оборониться...
Изволь, изволь.
Ну, пошёл!
Люблю я зимний, красный день:
Он гонит прочь покой и негу;
Люблю глядеть, когда по девственному снегу,
По ярко-белому, слегка ложится тень!
Смотри, как на краю дороги, здесь, на правом,
Нас отражает солнца свет,
И наша тень, в размере величавом,
С повозкой, с ямщиком за нами скачет вслед.
Деревья снежною опушены одеждой,
И синева прозрачна и ясна,
И воздух чист, — и грудь надеждой
И чувством юных сил полна!
По ровному пути несешься; вместо крылий
Полозья гладкие скользят
Легко, подвижно, без усилий,
И искры снежные по сторонам летят,
Блестя на солнце. Под ногою
Хрустит мороз. А там, недалеко,
Над каждою избой, над каждою трубою,
Синеет дымный столб: сначала высоко,
Всё прямо, прямо подымаясь,
Потом меняя стройный ход,
Ложится косвенно и, в облако сливаясь,
Теряется. Роскошный неба свод,
И в белом образе прекрасная природа,
И лица свежие и бодрые народа, —
Всё веселит меня. Как рад я, Боже мой,
Что от искусственной, условной жизни нашей,
Могу прибежище свободнее и краше
Найти в природе русской и простой!
Ты фантазируешь не худо,
Да я не фантазёр. Хоть сам люблю порой
Природу и стихи; но занят я покуда
Все той же думою одной.
Я далее тебя несусь своей душою,
Скажу тебе здесь кстати вновь:
Я не с одной хочу сочувствовать страною, —
Во мне пространнее любовь!
Природой русскою и русским человеком
Нельзя, поверь, довольным быть
Тому, кто вслед идёт за просвещённым веком!
Скажи, могу ли позабыть,
Что жил он, будет жить всегда презренно, рабски...
О человеческих правах
Не говори ему... Скорее по-арабски
Поймет он, нежели... Один лишь только страх,
Насилье грубое — его руководитель!
А между тем, смотри, везде в чужих краях,
Где Запад, наш непонятый учитель,
Господствует, — то мировым трудам
Какое поприще! Как сильно зреет там
Общественной науки семя!
Стремление свободы и любви,
Быть может, скоро свергнет бремя,
Гнетущее народ во прахе и крови!
Мы любим жить чужим умом,
Своё чужим аршином мерить,
И пировать в пиру чужом;
Кому ненужны мы — о том
И хлопотать и лицемерить!
Но если в ком недаром кровь
Волнует пылкое стремленье,
Зовёт пространная любовь,
Чтоб угнетаемому — вновь
Воздать всё прежнее значенье, —
Так чем глядеть по сторонам,
В чужом пиру искать похмелья,
И по проложенным тропам,
Идти вослед чужим стопам,
Ковать ненужные изделья, —
Пусть пелену с себя сорвёт,
Пусть ближе он допустит к сердцу,
Что отзыв в нём родной найдёт,
Что чужестранец не поймёт,
Что будет дико иноверцу!
Пусть он почувствует в себе
Всю святость уз своих к народу...
К его страдальческой судьбе,
Пусть посвятит себя борьбе
Ему на пользу и свободу!
Но не проложенным следом,
Не по стопам чужим и узким, —
Народ в развитии своём,
Пойдёт, поверь, иным путём,
Самостоятельным и русским!
Услышь, Господь, усердный зов:
Чтоб самобытное начало
Своих рассеяло врагов
И иго нравственных оков
С себя презренное сорвало!
Смешно твоё негодованье,
Безумны детские мечты!
Ужели думать смеешь ты,
Твое свершится ожиданье?
Скажи: что делал наш народ,
Когда тяжелыми трудами
Другие собирали плод,
Взращенный долгими веками?
Они собою движут мир,
Гордяся опытом и славой;
Богат их жизни, шумен пир,
Их достоянье величаво!
Они решат задачу нам
Вопросов жизни и стремленья...
А где же ты своим мечтам
Нашёл основу? Где спасенье?
Нет! обольщаться не спеши
Одной потехою гремучей!
Где те сокровища — могучей
Народа русского души?
И я не чувствую нимало
В себе пристрастья твоего:
Где, в чём лежит его начало?
Что нам порукой за него?
Кто имеет слух — да слышит,
Кто имеет очи — зрит;
В ком живое чувство дышит, —
В том оно заговорит.
Я не дам тебе ответа,
Возражать не буду я:
Блеском внутреннего света,
Жаром тайного огня,
Вечной истиной согрета
Жизнь народа для меня!