Стихотворения и поэмы — страница 34 из 91

не любовь напоказ,

а простое общение

человеческих рас.

Светит солнце весеннее

над омытой дождями Москвой,

и у всех настроение —

словно праздник какой.

1958

130. ПРОДОЛЖАТЕЛИ

Бригаде коммунистического труда депо Москва-Сортировочная

В полуразрушенной России

под красным заревом знамен

за всю историю впервые

был этот подвиг совершен.

С тех пор прошли десятилетья,

но мы под знаменем родным,

как продолжатели и дети,

дела отцовские творим.

Сегодня в замыслах народных,

в рабочих душах и сердцах,

приобретает тот субботник

иную ширь, иной размах.

Ему простору больше надо,

и он, вздымая комсомол,

в коммунистических бригадах

своих наследников нашел.

Сегодня ты, народ свершений,

еще сильней и выше стал —

вот это и предвидел Ленин,

когда про тот Почин писал.

1958

131. КОМСОМОЛЬСКИЙ ВАГОН

Пробив привокзальную давку,

прощальным огнем озарен,

уже перед самой отправкой

я сел в комсомольский вагон.

И сразу же, в эту же пору,

качнувшись и дернув сперва,

в зеленых кружках семафоров

пошла отдаляться Москва.

Шел поезд надежно и споро,

его от знакомой земли

в иные края и просторы

далекие рельсы вели.

Туда уходила дорога,

где вечно — с утра до утра —

в районе большого порога

сурово шумит Ангара.

И где на брегах диковатых,

на склонах нетронутых гор

вас всех ожидают, ребята,

взрывчатка, кайло и лопата,

бульдозер, пила и топор.

Там всё вы построите сами,

возьмете весь край в оборот…

Прощаясь с родными местами,

притих комсомольский народ.

Тот самый народ современный,

что вовсе недавно из школ,

как это ведется, на смену

отцам или братьям пришел.

И я, начиная дорогу,

забыв о заботах иных,

пытливо, внимательно, строго,

с надеждой и скрытой тревогой

гляжу на людей молодых.

Как будто в большую разведку,

в мерцанье грядущего дня,

к ребятам шестой пятилетки

ячейка послала меня;

как будто отважным народом,

что трудно и весело жил,

из песен тридцатого года

я к ним делегирован был.

Мне с ними привольно и просто,

мне радостно — что тут скрывать! —

в теперешних этих подростках

тогдашних друзей узнавать.

Не хуже они и не краше,

такие же, — вот они, тут! —

и песни любимые наши

с таким же азартом поют.

Не то что различия нету, —

оно не решает как раз,—

ну разве почище одеты

да разве ученее нас.

Не то чтобы разницы нету,

но в самом большом мы сродни,

и главные наши приметы

у двух поколений одни.

Ну нет, мы не просто знакомы,

я вашим товарищем стал,

посланцы того же райкома,

который меня принимал.

1958 Поезд «Москва — Лена»

132. ПЕРЕКРЫТЬЕ(Из очерка)

1

Свидетель большого событья,

течению дней вопреки,

запомнил я день перекрытья

недальней сибирской реки.

Нет, это совсем не описка,

не ради бахвальства строка:

мне стала действительно

близкой нелегкая эта река.

Признаюсь, что в школьные годы,

таская учебники в класс,

я знал только так, мимоходом,

что есть и такая у нас.

Мне также случалось позднее,

не путаясь даже почти,

на карте, вблизи Енисея,

ее равнодушно найти.

Но вот я увидел воочью

живую ее красоту,

когда у прожектора ночью

стоял на плавучем мосту.

Валили, теснясь, самосвалы

бетонные глыбы туда,

где трудно уже клокотала

и прядала набок вода.

Захваченный общим движеньем,

я молча смотрел, как велось

гражданское то наступленье

плакатов, кабин и колес.

2

Рожденный в далекие годы

под смутною сельской звездой,

я русскую нашу природу

не хуже люблю, чем другой.

Крестьянскому внуку и сыну

нельзя позабыть погодя

скопленья берез и осинок

сквозь мелкую сетку дождя.

Нельзя даже в шутку отречься,

нельзя отказаться от них —

от малых родительских речек,

от милых цветов полевых.

Но, видно, уж так воспитала

меня городская среда,

что ближе мне воздух металла

и гул коллективный труда.

И я, в настроенье рабочем

входя в наступательный раж,

люблю, когда он разворочен,

тот самый прелестный пейзаж.

Рабочие смены и сутки,

земли темно-серой валы,

дощатые — наскоро! — будки

и сбитые с ходу столы.

Колес и взрывчатки усилья,

рабочая хватка и стать!

Не то чтобы дымом и пылью

мне нравилось больше дышать,

но я полюбил без оглядки

всей сущностью самой

своей строительный воздух площадки —

предтечи больших площадей.

3

На полке вагонной качаясь,

покинув уют и семью,

я ехал в Сибирь, возвращаясь,

как думалось, в юность свою.

Не зря же строительный опыт

достался мне с тех еще пор,

когда я ходил в землекопах,

месил известковый раствор.

Когда я весь день без обмана,

сумев эту хитрость постичь,

на той на козе деревянной

таскал краснотелый кирпич.

С работою прежней знакомый,

я верил умом и душой,

что буду почти что как дома

на нынешней стройке большой.

Но, эти портальные вышки

едва увидав наяву,

я обмер, как сельский мальчишка,

впервые попавший в Москву.

Я снизу смотрел и несмело

из юности бедной своей

на эти подъемные стрелы,

на дело крюков и ковшей.

Как будто, стеснительность пряча,

один, совершенно один,

стою я с лопатой и тачкой

средь этих железных махин.

Я в этом бы стиле и вкусе

и дальше раздумывать стал,

но тут самосвал Беларуси

под ковш экскаватора встал.

В семье тепловозов и кранов,

среди рычагов и колес

таким же он был великаном,

нагрузку такую же нес.

Растерянность кончилась сразу,

механику поняв чудес,

я быстро по лесенке МАЗа

в кабину огромную влез…

1958 Иркутск

133. КАРМАН

На будних потертых штанишках,

известных окрестным дворам,

у нашего есть у мальчишки

единственный только карман.

По летне-весенним неделям

под небом московским живым

он служит ему и портфелем,

и верным мешком вещевым.

Кладет он туда без утайки,

по всем закоулкам гостя,

то круглую темную гайку,

то ржавую шляпку гвоздя.

Какие там, к черту, игрушки —

подделки ему не нужны.

Надежнее комнатной пушки

помятая гильза войны.

И я говорю без обмана,

что вы бы нащупать смогли

в таинственных недрах кармана

ребячую горстку земли.

Ты сам, мальчуган красноротый,

в своей разобрался судьбе:

пусть будут земля и работа —

и этого хватит тебе.

1959

134. МАЛЬЧИШЕЧКА

В Петропавловской крепости,

в мире тюремных ворот,

возле отпертой камеры

молча теснится народ.

Через спины и головы

зрителям смутно видны

одинокие, голые

струйки тюремной стены.

Вряд ли скоро забудется

этот сложенный намертво дом,

кандалы каторжанина,

куртка с бубновым тузом.

Экскурсанты обычные,

мы под каменным небом сырым

лишь отрывистым шепотом,

на ухо лишь говорим.

Но какой-то мальчишечка

наши смущает умы,

словно малое солнышко

в царстве железа и тьмы.

И родители чинные,

те, что рядом со мною стоят,

на мальчишку на этого,

и гордясь и смущаясь, глядят.

Не стесняйся, мальчонышек!

Если охота — шуми,

быстро бегай по камерам,

весело хлопай дверьми.

Пусть резвится и носится