Под лязг и звон секир, под колокольный звон
Шли в тюрьмы Кордовы и на костры Севильи.
Над головой твоей опять занесены
Орудья палачей — куда страшней секиры.
Пришел я из Москвы, из дальней стороны,
Пришел как брат, не как изгнанник сирый.
Я вновь свою судьбу теперь связал с тобой,
Когда ты стонешь, кровью истекая.
Несу тебе любовь и опыт боевой
Из вольного, прославленного края.
Проснулась ты в годину мук и бед,
Чтоб вольность отстоять в горниле испытаний.
Да сменит звон меча бряцанье кастаньет
И яркой молнией разящий меч твой станет!
Европа вся в дыму, огнем озарена,
Вся кровью залита, а над тобою ныне
Уже занесены, несчастная страна,
Крест Гитлера, секира Муссолини.
Они разносят по земле чуму,
Хотят, чтоб землю трупы заражали,
Летят, как злые демоны в дыму,
Над пеплом городов, над грудами развалин.
Они несут предательство и страх,
Бесправье и разбой, расстрелы, бомбы, пламя,
Они живое всё сжигают на кострах,
И путь их вымощен повсюду черепами.
Но мужество твое, оно всегда с тобой,
С тобою вера твердая в победу.
В Мадриде каждый камень рвется в бой,
Готовы к бою хижины Толедо.
Путь боем озарен, и чувствуют сердца:
Звучит разрывов гром, звучит атаки топот,
Как эхо выстрелов у Зимнего дворца,
Как громовой повтор атак у Перекопа.
Твой путь, твоя судьба, как горы, высоки,
От поступи твоей вскипают волны моря.
И дети в бой идут, и старики,
Чтоб отстоять твои поля и взгорья.
Светла твоя душа и помыслы чисты,
И звонко бьется сердце молодое.
Не хочешь быть женою труса ты,
Ты знаешь: лучше стать вдовой героя!
Не плачет о погибшем друге друг,
Сын об отце убитом, брат о брате, —
Берут оружье из холодных рук,
А губы шепчут клятву о расплате.
Повсюду, как гурты растерзанных овец,
Деревни мертвые лежат в крови и гари,
Любой булыжник рвется, как боец,
По вражеской броне, по свастике ударить.
За всех детей, погубленных врагом,
За брызги крови на листве и травах
Пусть грянет, как обвал, обрушится, как гром,
Народный правый суд и гнев народа правый!
Здесь прошлое мое — среди могил бойцов,
Здесь пронеслись бои, столетний сон развеяв,
И мне не воскресить забытый прах отцов —
Гонимых из страны в страну евреев.
Тех, что покорно шли, как гурт овец в загон,
Шли, страхом скованы, кляня свое бессилье,
Под лязг и звон секир, под колокольный звон
Шли в тюрьмы Кордовы и на костры Севильи.
Я вновь свою судьбу теперь связал с тобой,
Когда ты стонешь, кровью истекая.
Несу тебе любовь и опыт боевой
Из вольного, прославленного края.
Как на вершинах пиренейских снег,
Сынов и дочерей твоих не меркнет слава.
Верней оружья не было и нет,
Чем твердость, мужество, чем гнев народа правый!
1936
Перевод А. Ревича
ТОРЕАДОР
ТОРЕАДОР
Взмахни своим плащом, тореадор, и в бой!
Гул над трибунами - волненья верный признак...
Сегодня ведь не бык стоит перед тобой,
А инквизиции зловещий черный призрак.
Ворота древние истерзанной страны
Распахнуты. Поля полны не плачем - стоном.
Крестом кровавым все в стране осенены -
Так проповедует епископ миллионам.
Темно на улицах. Но нет, не спит Мадрид!
Там пули люди льют, готов там к бою каждый...
Пусть не нарушится там песни четкий ритм,
Пусть мужество бойцов учетверится дважды!
Твоя любимая сейчас в огне, в бою...
И гулом изошли гор обожженных грани.
Твоя любимая, обняв страну свою,
Бинтует знаменем дымящиеся раны.
Так обнажи свой меч! Пусть вспорет он простор!
Пусть вспыхнет горизонт, разорванный тобою...
Так плащ пурпурный свой взметни, тореадор,
И пусть он взмоет ввысь, как знамя боевое!
1936
Перевод Д. Маркиша
ШОТА РУСТАВЕЛИ
ШОТА РУСТАВЕЛИ
На пергаменте лазури,
испещренной блеском молний,
Встали строфы, как законы,
обращенные в века,
И в прозрачности извечной,
в неразгаданном безмолвье
Эту летопись хранили
кряжи гор и облака.
Как зеленые кувшины,
поднимались кипарисы,
Упоенные виденьем,
влагой песен налиты,
И скользили меж утесов
в ослепительные выси
Благородные порывы,
вдохновенные мечты.
Словно цитрусы и пальмы,
месх безвестный из Рустави,
Насадил ты эти песни
среди гор своих родных,
И сегодня, Руставели,
мы поем тебя и славим
На наречьях возрожденных
расцветающей страны.
Сколько дивных и глубоких
афоризмов стародавних
Людям ты послал на крыльях
освежающих ветров!
Мудрость древнего Востока
вдохновенно сплетена в них
С духом вольности и правды
лучших Запада сынов.
В благородных славных братьях —
в Автандиле, в Тариэле —
Дружбу братскую народов
ты торжественно воспел,
И живет в народе память
о великом Руставели,
И века и поколенья
не забудут о тебе.
В озаренные просторы,
к величавой звездной славе
Имена певцов бессмертных
горделиво вознеслись.
Как о Пушкине и Данте,
так о месхе из Рустави
Нам рассказывает ныне
торжествующая жизнь.
На пергаменте лазури,
испещренной блеском молний,
Встали строфы и законы,
обращенные в века,
И в прозрачности извечной,
в неразгаданном безмолвье
Эту летопись хранили
кряжи гор и облака.
25 декабря 1937 Тбилиси
Перевод С. Левмана
ЛЕНИН
ЛЕНИН
Придет одно и сменится другим,
Уходят поколения навеки,
Но никогда народ не разлучался с ним,
Как с морем никогда не расставались реки.
То слово, что, взлетев с броневика,
Над миром, как набат, когда-то прозвучало,
Еще живет в сердцах и будет жить века —
Одержанных побед великое начало.
На строгий монумент, чей сумрачный гранит
Хранит его черты, порывистость движений,
Народ воспрянувший не с горестью глядит,
А с гордостью — мы с ним в труде, в дыму
сражений.
Народ его мечты взрастил, как семена,
И сердце уберег, его заветам внемля.
Цветущая, как сад, раскинулась страна,
Обильный урожай едва вмещают земли.
Что времени незыблемый закон?
Пускай в природе неизбежно тленье,
Но смерть побеждена, и вечно будет он
Великим светочем грядущих поколений.
И полон новых сил, и к подвигам готов,
Идет народ-творец заре навстречу,
Поднявши голову до самых облаков
И богатырские свои расправив плечи.
Во всем, что ныне мы без устали творим,
Сверкает мысль его, великая, простая,
И кажется — он здесь, он жив, и вместе с ним
Любимая страна живет и расцветает.
Ту клятву родине, которую сыны
Народа дали в дни кончины и печали,
Они исполнили, ей до сих пор верны.
В боях закалены, они обет сдержали.
Его простертая в грядущее рука
Сулит свободу, мир, зовет к счастливой доле
Народы всей земли, которые пока
Томятся, как рабы, под гнетом и в неволе.
Народом вскормленный, познал он до конца
Его стремления, и радости, и горе.
Со всех сторон к нему стекаются сердца —
Так воды вешних рек, бурля, несутся в море.
На строгий монумент, чей сумрачный гранит
Хранит его черты, порывистость движений,
Народ воспрянувший не с горестью глядит,
А с гордостью — мы с ним в труде, в дыму сражений.
1937
Перевод С. Надинского
ПУШКИНУ
ПУШКИНУ
Властитель дум — бессмертье ты познал,
Не мир покинул ты, а тьму и безвременье;
И в вихре буйных лет не угасал
Твой гордый и величественный гений.
Во тьме ночей морозная белеет ель,
Как заснеженное минувших дней преданье.
Твоя дуэль с царем, поэт, — твоя дуэль
Народом принята была как завещанье!
В огне гражданских схваток и боев,
Когда взлетали грозные зарницы,
Когда в потоках гнева рокотала кровь, —
Кровь и твоя была засчитана убийцам!
Надежду вечную в борьбе тая,