Можно быть вполне спокойным:
Словеса его до точки
Сбудутся — того же дня.
Но когда малы утраты —
Самовар, часы стенные, —
То к нему ходить бесплодно,
Крест на них поставь тотчас.
«Что тебе еще угодно?» —
Спросит он, к стене прижатый.
«Ты замашки брось дурные», —
Скажет он, прищуря глаз.
Если ж не велит он, нужно
Слушаться его... Из дома
Исчезая беспричинно,
Он к вечерне — тут как тут.
«Дока этот старичина
В лошадях», — толкуют дружно.
«Как букварь, ему знакомо
Это дело», — бает люд.
Пасха — в белом он наряде;
Молится усердно богу;
Бодрствуя, всю ночь Агаду[21]
Он читает... Верой сыт,
Лишь мацу неделю сряду
Он вкушает понемногу...
Льнут к его окошку, глядя,
Как молитву он творит.
18
Вот средь улицы, на тачке,
Ящик: две на нем бутыли
Ярко-красного сиропа;
День-деньской сидит вдова
На припеке, в вихрях пыли.
Улица — в полдневной спячке,
Нет ни голоса, ни топа,
И хмелеет голова.
Напоказ — в коробке чайной
Жареный миндаль, ириски...
Там всегда найдешь их, глянув,
Цвель на них давно легла.
Грязная водица в миске
Для промытая стаканов,
Кружится клиент случайный —
Захудалая пчела.
Разложив, как на базаре,
Скудный свой товар, почина
Ждет старуха, ковыряя
Пальцами в ушах... Полна
Круглая ее корзина
Всяких семечек до края;
Продает, сама поджаря,
Их стаканами она.
Но с водонапорной будки,
Сверху куполообразной,
Издали доходит спорый,
Бодрый, неуемный гуд.
Днями и ночами (шутки!)
Не стоит ни мига праздно.
Слышно, золотые горы
Там без устали гребут!
Кто же в силах с ней сравниться.
«И в субботу — вот проклятье! —
Отпускает людям воду», —
Слышен вдовий шепот злой.
«Чтоб добра вовек не знать ей,
Боже, чтоб ей развалиться!
Но — несчастьям нет к ней ходу,
Хоть о стенку головой!»
19
Дни за днями, словно миги,
Пролетают бесполезно.
От поездки ошалелый,
Вновь еврей в своем дому.
Вот приходит «китель белый»[22],
Предлагает он любезно
Расписаться в толстой книге
И дает листок ему.
Он в карман листка не прячет,
Он — к соседу: «Вам понятно?»
Трепеща, супруга вскоре
В дом во всю вбегает прыть,
На щеках алеют пятна...
То — повестка! Должен, значит,
Быть свидетелем он. Горе!
Что он станет говорить?
Но — зовут — идет на зов он,
Ведь шутить нельзя с властями!
Руки за спину, рысцою
В суд спешит он, страх тая.
Возвращается, взволнован
Садом, разными цветами
И ограды высотою —
Здорово живет судья!
«Я б, признаться откровенно,
Продал этот двор обширный,
Поживился б золотыми, —
Только бы господь помог.
Любо торг вести с такими —
Глядь, урвешь кусочек жирный, -
Здесь же скачешь ежедневно,
А в итоге — лишь плевок!»
20
Ждет весна, когда сменить ей
Зиму, полную упорства.
Медленно отходит лето
У проулков на руках.
Осень, в желтое одета,
Лист дерет рукою черствой,
Но светло ее прибытье,
Рады гостье в городках.
Время так проходит тихо,
Как для пчел в степной долине.
Встав с зарей, ушел из дому —
И пропал средь пустырей.
Кровь согрелась — разве лиха
Не хватает молодому!
Что? Со скарбом воз? — С Волыни
Собирается еврей.
И, во все концы открыты,
Ежатся во мгле проселки,
Лежа с тропами в обнимку
Под сырым ее холстом...
И стучат, стучат копыта,
И леса склоняют челки,
Глядя, как бежит сквозь дымку
В мир бескрайний путь с путем.
1918
Перевод Д. Бродского
ЧАТЫРДАГ
ЧАТЫРДАГ
1
Дороги всех широт меня к тебе вели,
И вижу я — твой плащ весь в облачных заплатах.
Отшельник каменный в щетине чащ косматых,
Каких ты ждешь вестей из дальних стран земли?
Тебя благословил, как сына, свод небесный,
Ты бурями крещен и солнечной тоской.
Зачем бугристый лоб ты устремляешь в бездны?
Считаешь ли светил неисчислимый рой?
Скажи, что ты узрел в огромной звездной дали?
Скажи мне, что прочел на голубой скрижали?
Ты солнцем опьянен, о звездочет и маг!
Спешу к тебе, забыв порывы и желанья,
Твой лик мечтателен, твой торс как изваянье,
Твоею тишиной ульюсь я, Чатырдаг!..
2
Дана Алушта в дар тебе, о властелин!
У ног твоих страна, расцвеченная ярко,
Вся в виноградниках и в зелени долин.
Откажешься ли ты от этого подарка?
Макушкой бритою вдали блестит мечеть,
Гвоздями домиков утыканы отроги,
В мечети той мулла, скрестив кривые ноги,
Визгливо силится свои молитвы петь.
Иду к тебе сквозь мир зеленый, беспокойный,
Где овцы на лугах, где кипарисы стройны.
Ты спишь? Не слышишь ты мой осторожный шаг?
Теснятся хижины пред гордым великаном,
Крадется черный лес взлохмаченным цыганом.
Твоей тревогою дышу я, Чатырдаг!..
3
Куда в рассветный час свой отблеск море денет?
Кому подарит луч, раздробленный волной?
К тебе, о Чатырдаг, как лань, бежит прибой
И пеной золотой далекий берег пенит.
Кому в закатный час ты ослепляешь взор,
Олень, украшенный сверкающей короной?
Ты блещешь предо мной, встав из морского лона,
Соленой грудью волн тебя вскормил простор.
По-братски делишь ты с лазурными волнами
Всё золото лучей, всё солнечное пламя
И огненных овец на склонах, на волнах.
Рассветные лучи резвятся, как ягнята.
Шар солнца над водой встает, а в час заката
Заходит за твоей спиной, о Чатырдаг!..
4
На россыпи камней, шлифованных волной,
Купаются в лучах коричневые спины,
Как будто с крутизны комочки влажной глины
На берегу морском рассыпаны тобой.
Колени, голени мелькают в пене белой,
Песок и серый ил на шеях, на боках,
Как будто к твоему подножью, Чатырдаг,
Погибших выбросил прибой осатанелый.
Стальной кольчугою вздымается волна,
Стеклянным колесом прокатится она
И станет ливнем брызг и белоснежной пеной.
Я в центре хаоса, в бушующих волнах,
Как будто в этот бой меня — мечту вселенной -
Ты бросил с высоты, безмолвный Чатырдаг...
5
Шеренги черных волн ползут, как цепи рот,
Ползут, прикрытые бронею мрака черной.
“В атаку!” — ветер взвыл охрипшей медью горна,
И грозные войска бросаются вперед...
Полки седых вояк, густых бород отряды,
Рты искорежены, блестит зубов оскал.
Вздымаясь, катятся хрустальных гор громады
И рушатся, дробясь о грудь прибрежных скал.
А ты, как ночи дух, чернеешь в царстве мрака,
Твой рот окаменел, ты нем, ты глух, однако
Улавливаешь вдруг далекий гул атак,
От века ни пред кем ты не сгибал колени,
Не видишь сверху ты гремящих волн паденье,
Но издали врага ты чуешь, Чатырдаг!
6
Стихия в клочья рвет свой голубой наряд,
Лохмотья сбросила и прыгает с разбега,
Роняет пену с губ, совсем как хлопья снега,
И гонит к берегу стада седых ягнят...
Ты видишь, Чатырдаг, китов безумных стаи,
И львы крылатые ревут у ног твоих.
Здесь море, боевой короною блистая,
Возводит крепости и разрушает их...
Его дыхание, как сто ветров, могуче,
Разверзло пропасти, нагромоздило кручи,
Швыряет на берег большие валуны;
Бездомных каравелл вдали белеют снасти,
Восставшие валы их снова рвут на части,
Не ищет пристани мятежный дух волны...
7
Растратило свой пыл разгневанное море,
Уснуло, откипев; седой простор затих,
Он держит тишину в объятьях голубых,
И нежность светится в его лазурном взоре.
И чайки, словно пух, парят над синевой,
У каждой в клюве нить сверкает золотая,
Тугой клубок лучей распутывает стая,
Он издали похож на остров огневой...