Мороз и заскорузил щёки.
Дерёт, дерёт по коже щёткой,
А по́ носу – щёлк, щёлк, щёлк – щёлкает!
Мороз пылает – он не старец,
Он наш советский раскрасавец!
Людей по-нашему бодрит,
Лишь нос и щёки три, три, три!!
Он ветром северным «Седову»
Помог с братком обняться поздорову,
Ну, тут все выпили помалу,
Морозу ж капли не попало.
Всё по усам и растеклось
И превратилось во стекло.
Ну, тут мороз рассвирепелся,
Пары наддал и в холку въелся.
Да как пошёл щелкать по носу
И капитану, и матросу,
И гражданам СССР,
И мне, поэту, например.
Щелкал, щелкал, устал – и бросил.
А слёзы наши – заморозил.
Но это пиру не помеха:
Мы все и плакали от смеха.
Переводы(1916–1925)
Август Штрамм
Сон
Сквозь кусты дрожат звёзды —
Глаза опустить, закрыть, ослабеть,
Шептаться плещуще,
Цвести страстью,
Запахи брызнуть,
Трепетать, содрогаться.
Ветра влажные лощине жалобы,
Сильные срывы
Падают резко в глубокую ночь;
Желтизна прыгает быстро
Пятном брызг —
Побледнело
И
Упругие облака гонятся в грязной воде
на земле.
Альберт Эренштейн
Вечернее озеро
Вы причёсывали облака, фавнов и фей
Над звёздами и озером в любовной игре.
Вот наша плотина изрезана туманом ветвистым,
Время от мук пожелтело лилейное, чистое.
Упрямое облако – как запертое сердце белого волка,
В пенном сне вертится ваш, мне проигранный,
Эльфовый танец далёкий!
Моя вечерняя песнь у озера – звучней.
Дикая ночь обступает мою серну,
Звёзды стеснились вечерние,
Птица пустыни поёт «поздно, поздно!» тоскуя.
Боль чувствую я, как в снегу я
Тону!
Курт Гейнике
Человек
Я сверх лесов, верх
зелёный и светящийся,
выше всех,
я, человек.
Я – круг вселенной,
цветущее движенье,
носимая ноша.
Я – солнце над кружением,
я, человек,
я чувствую себя глубоким,
над высотою круженья,
я, её мысль.
Моя голова покрыта звёздами,
серебристо моё лицо,
я свечу,
я,
как он,
вселенная:
вселенная,
как я!
Рассвет
Цветёт мир.
О, горнее сердце, будь бодро!
Светлей, мир,
Мимо, сгинь, ночь,
Будь бодр, свет!
Сердце, любовью и жизнью будь бодро!
Добрым оком, сияй человек человеку.
Руки, соединитесь.
Верхогорье видно, нагое, как боги.
О, мой цветущий народ!
Из рук мои бери себе все солнца.
Светлей, мир.
Мимо сгинь, ночь.
Будь бодр, свет
И ты, человек, к свету!
Песня
Во мне голубое небо;
Я несу землю,
Несу любовь,
Себя
И радость.
Солнце склоняется предо мною,
Встаёт рожь,
Вечная дрожь течёт сверх мук земли – ей на
Грудь.
Будь!
Восторжествуй дух вселенной!
Я человек из армии вечного быта,
Тайна радостно раскрыта,
Самоизлучая свет,
С голубой глыбой-птицей парю я к солнцу.
Хлыньте дали в мой дух,
Пой сладкая песнь во мне,
Я чувствую
Бесконечно,
Что я не один…
Так близок ты,
Брат человек.
Охват бесконечности обручем
Смыкает нам сны,
Когда лик бога высказываем мы
И громыхаем мыслью,
В единственной молитве – наших скрытых дружб…
Одно
Страсть – это круг наших рук!
О, разреши рассмеяться над людским заблуждением —
Когда дух луны
Серебристо мыслит…
Чабан-Заде
Дунай разливаетсяДунай паша
Дунай разливается с желчью и гневом,
Рассердившись на свои бетонные ограды.
Волнуется, шумит, вспенивается, —
Толкает мост и грызёт камни.
Люди останавливаются на берегу, устремляют глаза,
И недовольны: что с Дунаем?
– Шестьдесят лет не было такого разлива
И не выливался он за ограды.
Те, для которых желания их святее всего,
Мрачное лицо своё видят в твоём светлом лице.
Они, себялюбцы, не знают тебя.
– У тебя молодое бурно разливающееся сердце.
Я видел тебя сегодня так вспенённым —
Груда пены перебросилась через громаду оград.
Скажу открыто: сердце моё так же стремит разлиться
И хлынуть за тысячелетнюю изгородь.
Если б я, вспенясь, разлился и бурно потёк,
Я разрушил бы ограды всего человечества.
Если б я извел свой народ из тесного озерца,
Превращаясь в реку, я довёл бы его до океана.
Потом, утомясь, я остановился бы.
А на камне надгробном прочли бы: слава богу, умер.
Но на принесённом мной иле я оставил бы Нового Адама,
Который построит дворец со своей Евой.
И на чёрной иляной земле взрастут свежие цветы
И новый народ встанет среди них.
Дунай – ты увидишь, услышишь тогда,
Вспомнишь в одну покойную ночь,
Что не напрасно я стал на ровном твоём берегу.
Не напрасно омыл тёмное своё лицо в твоих пенных водах.
Мать водыСуванасы
Много татарских детей
Не знает, что такое Мать воды,
Подождите, я расскажу
И брошу свет в их сердца.
– Мать воды в одной деревне.
Недалеко от местечка А к ю й,
Родилась от молодой матери
И ещё от мулы Кесэ[91]
Аишэ стала единственной девочкой,
На небе единственной дорогой звездой,
Влюбилась в одного джигита
С прекрасными усами и дугообразными бровями.
Мулла изгнал джигита
И насильно обручил девочку
Одному старому хаджи своему другу,
– Отправив её подарком.
Аишэ оставалась там три дня
И стала тихой невестой,
Потом бросилась в Салгир,
Чтобы отомстить судьбе.
Когда луна над Чатырдагом,
Когда мельницы отдыхают,
Из воды выходит и, распуская волосы, думает.
И тополям рассказывает своё горе.
На небе тучи чернеют от гнева,
Молодые тополя раньше осени желтеют от горя,
И потому Салгир тогда высыхает,
А потом, разъярившись от гнева, бурьками
подымается ввысь.
В его воде наше полотно не белеет,
На берегах его наша деревня не приютится.
И всё это – есть отмщение Аиши-девочки.
Так и должно быть: это доля нашего народа.
Тучи, тучи[92]Булутлар, Булутлар
Тучи, тучи,
Путешествующие тучи,
До Чонгари, до Китая
Добирающиеся тучи.
– Возьмите меня тоже, чтоб открылось моё сердце,
Чтобы мои слёзы рассыпались на мой край.
Тучи, тучи,
Градовые тучи,
Алым, зелёным, жёлтым
Поясом опоясаны тучи.
– Возьмите меня, полетим в далёкие страны,
К девушке, красавице, которая полотно своё белила
в Салгире.
Тучи, тучи,
Умереть я хочу,
После смерти, на небе
Хочу я смеяться.
– Возьмите меня, полетим к берегам морей.
Чтобы вблизи посмотреть в лицо Венеры.
Тучи, тучи,
На камышевых озёрах,
В бесконечных степях,
Где мерцают звёзды.
– Возьмите меня тогда, когда с громом,
Стирая горы, спускаетесь к морю.
Тучи, тучи,
Откуда идёте?
О моей матери, о моей деревне
Что вы знаете?
– Скажите: вместе с вами мы тайно плакали,
Вышли на путь, пожелтели, увяли.
Тучи, тучи,
Идите на Яйлу
И если увидите мою Эсму,
Поклонитесь от меня.
– Омойте тихо слёзные глаза моей матери.
И поцелуйте ей руки, чтобы забыла она своё горе.
1. Тихон Чурилин. Дружеский шарж Б. Корвин-Каменской. Конец 1910-х – начало 1920-х гг.
2. Т. Чурилин. Весна после смерти. М., 1915
3. Н. Гончарова. Иллюстрация к стихотворению Чурилина «Иней».
Автолитография. 1912
4. Т. Чурилин. Вторая книга стихов. М., 1918
5. Автограф Чурилина на обороте титула «Второй книги стихов» (экземпляр С.И. Савускан). 6 августа 1920
6. Тихон Чурилин. Рисунок предположительно Б. Корвин-Каменской. 1930-е гг. Частный архив
7. Тихон Чурилин. Москва, 1932
8. Стихи Тихона Чурилина. М., 1940. Обложка Б. Корвин-Каменской