Облак пара – сгинь ты мара! – и в грязи убитый бес.
Военные стихи
Приезд принца
Народ стоит цветной, разодетый,
Спутанный тихой тёмной тенетой.
И сероземной стеной солдаты,
Бритые, бритые – и есть бородаты.
Вгремела коляска – генерал разодетый,
Стоя, проехал, – и двинул тенетой.
Звякнули ружья – статуи солдаты.
Лишь веют и веют флажки бородаты.
Ааааа-а!!! – народ разодетый
Взорванный, прорванный, двинул тенетой.
Аааааа! – взгремели солдаты
И, хлестнув, взвились флажки бородаты.
Смерть принца
Ах, в одну из стычек под Нешавой,
Был убит немецкий офицер,
Неприятельской державой
Славный офицер.
Схоронили гера, гера офицера, под канавой,
Без музыки,
Под глухие пушек зыки.
Где уж было, где тут было хоронить врага со славой —
Лёг он под канавой.
Но потом – топ, топ, топ – прискакали скакуны,
Встали, вьются вкруг канавы, как вьюны
Окружили,
Землю взрыли,
Тело взяли – гера, гера офицера – наперёд
– Гей, народ!
– Гей, народы – становитесь на колени пред канавой —
Пал тут принц со славой!
Держай принца – наперёд
Тело взяли.
– Топ, топ, топ, —
Поскакали далее.
Так в одну из стычек под Нешавой,
Был убит немецкий ихний младший принц,
Неприятельской державой
Славный принц.
Война
М.У. Мозалевской
1. Поездка к эшелону
Каррьеровский портрет – пейзаж туманный —
Огни дороги – очи фонарей…
И паровоза вскрик, да, выкрик бранный,
И дух лесов и трав. Скорей,
Сквозь тьму, туман, неси отчайнный,
Белесоватый бес, безкровный конь, —
Наш фаэтон, чтоб страх наш тайный
Исчез, вошёл бы в свой закон —
В Каррьеровский пейзаж – в портрет туманный,
В огни дороги, в очи фонарей.
Вот наш визит – вон эшелон наш бранный —
Светопятно огней. Скорей, скорей!!
2. Начальник эшелона
С приступки вагона весело было
В Карьеровский лик природы смотреть.
И грустно и грузно и грозно – и мило,
Огни на дороге дерзали гореть.
И чернь часового в тумане прозрачном,
Искорки звёзд и гармоники стон —
Смешались в хаосе холодном, призрачном.
Всё ближе, всё ближе стоял тайный Он.
Я новый, непрежний, в наряде военном,
Наган снаряжённый чернеет в чехле.
Огромный, охрипший, кричу кровью пленным —
Новым солдатам, мёртвым во мгле.
Теплушки темнеют и микст мой мерцает
Синею тенью, как бархатный бриг.
И небо в тумане тёмном венчает
Короною корпус вагонов моих.
Август
Юдифи и Ревекке Гаухман
И звон, и музыка, и нежнополный голос,
И сумрак радостный, осенний, со двора.
И сверху тёмный женский – жаркий – волос
Кружась летит – пришла твоя пора.
О, Август алый, тёмный, тайногрозный.
Пришла, пришла, – идёт, и вот умрёт
Последней нежности июльской, плодоносной.
Цветок (не мой!) – войдёт в лазурный гроб
И там застынет памятью последней
О лете, липах, о любви людей.
И сумрак радостный, уже неделю бледный,
Идёт так дорого ко всей тоске моей.
Откровение
О скалы – скальте зубы вековые,
Застыли волны черноты на вас.
А небо радостное голубую выю
Подняло к солнцу.
Золотись, трава,
Ростите, рдейте, тёмные каштаны,
Кричите птицы, пойте соловьи.
Придёт к вам гость неновый, нежеланный,
Поднимет руки – розы две, в крови.
И скажет солнце: отдохни, сыночек,
Взыграет море: подойди сюда!
Венок весёлый из весенних почек
Подымет ветер.
И тогда, тогда
Потоком звёздным разольётся небо,
Заплачет море, помертвеет мир.
И встанет страшно, вся седая Ева,
В гремящих стонах отпевальных лир.
Игра с небом
Плеск пласта цельного: весь верх! и низ…
Низвергнется на землю тополь, тополь.
Затопится он в небе… Эй, посторонись —
Низвергнется на землю… – около, долго ль…
Но волею вольною, впрямь прямизною,
Навстречу холоду, прямо со зноя
– Вновь весело вверх.
Верх!
И утро зурной открывается райской,
Форфоровой лирой старинной китайской,
Июньской, июльской и мартовомайской.
И тополь
Жив и тёпел —
Сияет в розовых розах разбойничий верх!
«И в неуклюжих лодках…»
И в неуклюжих лодках
Светлое встаёт утро.
Морская мягкая горящая головка
Лукаво смотрит в голубую урну.
Рыбак, богатый богом,
Тёмный, то́мится любовью к морю.
Дельфин под солнечным палящим рогом
Летит лиловым мревометеором.
И в ненавистном штиле
Шорохи морского шлейфа.
И шлейф, сверкающий суровым стилем
Указы пишет – рокового дрейфа.
Предмарт
Б. А……
1
В отчаянно чайной денной, сам собой, так,
нечаянно
Голубой омофор (семафор, голубой), твой,
– облюбовать.
В дыму и жару, в туманном чаду у себя за плечами
Примечать и встречать – за плечами тебя волховать.
В столовой погребённая —
Родишься в чаду,
Голубосинепенная,
В час дум.
Шум.
Пение
– пение
Шум.
Пенновстревоженный ум
– Твоё погребение!
И тихое реяние
– Ро́ды в раю…
В столовой неоновой ночной среди чашек,
тарелок – и рели:
И рейсы и реи и рои твоих омофоров ночных.
– И стихов предвесенних свирели
Дочь их!
2
Сергею С., Борису Л.
Мушкатёры, мускать —
Камень ал, камень лил, камень альфоноподобен, небесный.
И весна, всеблизка
И зими́ца узка,
Звезды белы и птицы поют нам небесно – не бесы.
И на улице – улей любвей молодых, Дым из солнца, лазурный – стоогненносиний
Смех лошадок седых!!
Радость!. – тает, ах тёплый нежалящий иней.
И дети
Поют:
– Глядети
На юг!..
5
Слиянен Лель в тепле голубоватом
С морозом – роз без синевы игра
Видна средь вен; в артериях свой атом
Горит: венис тончайшая грань.
Грань – игла
И грубый грум.
Пронзённый на запятках золотых от солнца
(свет Отцовский!..)
И оглушённый смехом молодым в сто разных струн,
Прямится молодцовски.
И малый Март из близи – были – боли
Течёт, как мёд Гиметских пирных пчёл,
На стол Отцовский – в столе?
– Лазорно гол!
8
Алькоран я алый раннеутром чту,
Бойко Библию блаженно баско распеваю
– И на иное туп
Томно зевы разеваю.
Не черничек восхочу, не сестрицу милосердную
Не клубнички городской – не молитвицу усердную…
В погреб белый, в предмарт
Враз укромно бег направя
Новый жаркожадный жарт
Я лелею, мартов Авель.
– Да с тобой
Молоденец
Возлюбиться как с живой водой!..
– Темь твоих коленец,
Головки новый венец
Почитаю я, чернец и чтец.
Чту,
Алькоран твой, Март преалый.
А на те месяца – чхну,
Поминай как звали!
9
Отплывает февраль, ранне раненый див,
Уплывает во хлад хлопья снега больного,
И в Багдад отплывает почему то хедив..
(Почему не калиф, он, Февраль быстроногий?.)
И хедив и калиф. Тёмной тайной проспим
И рождения блеск всебиблейский февральский
Так и смерть отсверкнёт – будет белый,
как сплин
С тихим всвистом дымок – и корабль адмиральский,
Отошедши в моря… А у нас то, сынок.
Новый свет проблестит голубой и недальний
А пока поднимает во вьюге венок
Розоватый, рука, в кружевах ожидальни.