Жить чудесно! Подумай:
Утром рано с песнями
Тебя разбудят птицы –
О, не жалей недовиденного сна –
И вытащат взглянуть
На розовое, солнечное утро.
Радуйся! Оно для тебя!
Свежими глазами
Взгляни на луг, взгляни!
Стихи, помещенные в «Садке судей», принадлежат к числу лучших стихов Каменского. В них звучит та простодушная пастушеская свирель, которая так восхищала его у Хлебникова. По словам Каменского, «Хлебников… показал ярко и мудро-просто, что стихи надо писать вольно, так, как вольно играет на свирели пастух, сидя на горке у ручья и слушая только сердце свое».[10] Этот угол зрения определял характер ранних стихотворных опытов самого Каменского. Мир в его изображении кажется особенно чистым, радостным, овеянным запахами трав и цветов. Поэт умиляется каждому кустику, каждой веточке, каждому лесному шороху:
Посмотри, как дружок
За дружочком отразились
Грусточки в воде.
И кивают. Кому?
Может быть, бороде,
Что трясется в зеленой воде.
Тихо-грустно. Только шепчут
Нежные тайны свои
Шелесточки-листочки…
Читая эти стихи Каменского, вспоминаешь наивные, но на редкость выразительные картины Анри Руссо и Пиросманишвили. Его образы подкупают своей простодушной искренностью, как рисунки детей, которые не соблюдают перспективы, но метко схватывают общие контуры изображаемого предмета. Вот одна из характерных пейзажных зарисовок Каменского:
Взгляни – и просторно.
В долине играет,
Будто девочка, речка –
Бежит меж кустов и цветы собирает.
Белеет овечка.
Да и все это стихотворение («Овечка у домика») похоже на детский рисунок с его наивно-простыми линиями, смещением планов и размеров и в то же время какой-то особенной зоркостью и свежестью восприятия.
Наивность, стоящая на уровне детского сознания, спустя несколько лет провозглашается Каменским основой творчества. «Истинный поэт – это ребенок, – говорил он в одной из своих лекций, – верно думающий, что весь мир – это сплошная детская, где все для игры в игрушки».[11]
«Детскость», наивная непосредственность, подчеркнутая безыскусственность в организации стиховой речи, переходящая в своего рода примитивизм, – все эти свойства ранних стихов Каменского несомненно предвещали поэтику футуризма, хотя далеко не в полной мере осуществляли ее главные принципы. Русский футуризм, видным представителем которого вскоре стал Каменский, возник несколько позже – в 1912 году, когда выступила сплоченная группа поэтов, стремившихся выработать собственную эстетическую платформу, когда появилась «Пощечина общественному вкусу» и прочие декларации новой школы.
После выхода «Землянки» литературная деятельность Каменского на время прерывается его новым увлечением – авиацией. В своих воспоминаниях Каменский озаглавил этот период – «От землянки к аэроплану».[12]
В начале 1911 года он решает ехать за границу учиться пилотажу. Посетив Берлин, Каменский приезжает в Париж, бывший в то время «столицей авиации». Здесь он поступает учеником в мастерские Блерио. После нескольких месяцев обучения Каменский направился в Лондон на Всемирную выставку воздухоплавания. Отсюда он поехал в Италию, а затем через Вену и Берлин вернулся в Россию.
Тогда же Каменский приобрел собственный аэроплан и на Гатчинском аэродроме учился летать. После тренировки, получив диплом авиатора, он демонстрирует на своем «блерио» полеты по России и Польше.
Наряду с демонстрацией летного искусства Каменский читал лекции об авиации. 29 апреля 1912 года был назначен его полет в Ченстохове. Во время полета началась гроза, порывом ветра аэроплан перевернуло, и летчик упал в болото. Только это и спасло его от верной гибели. Каменский сильно разбился, аэроплан разлетелся на куски. Летчика отвезли в больницу, а в местной газете на другой день даже появился некролог.
Поправившись после падения, в том же 1912 году Каменский на деньги, заработанные авиационными выступлениями, купил неподалеку от Перми на речке Каменке лесной участок, на котором построил дом. Каменка на многие годы стала любимым пристанищем поэта во время его «каникул» – перерывов между лекционными турне, концертными выступлениями, литературными делами. Вплоть до начала 30-х годов Каменский проводил обычно на Каменке весну и лето. Там он охотился, рыбачил, бродил по окрестностям.
В конце 1913 года поэт приезжает с Каменки в Петербург и сразу же окунается в накаленную атмосферу первых выступлений футуристов. Вместе с Д. Бурлюком и Маяковским он принимает участие в ожесточенных диспутах о новых путях искусства. В начале следующего года совершает с ними турне по России, выступая с чтением лекций и стихов.
Турне с Маяковским и Д. Бурлюком началось в конце декабря 1913 года и продолжалось по март 1914 года. Харьков, Симферополь, Севастополь, Керчь, Одесса, Кишинев, Николаев, Киев, Минск, Казань, Пенза, Ростов-на-Дону, Саратов, Тифлис, Баку – таков был их маршрут по городам России. Эти выступления и вечера воспринимались публикой как бунтарские, и потому привлекали настороженное внимание полиции. В газетных отчетах сообщалось: «В день футуристического вечера все билеты были заранее распроданы. Публика большими массами ходила за футуристами, и немало трудов стоило полицейской власти разогнать толпу…»[13] В отличие от замкнутости символистов в узком кругу избранных, камерности их выступлений, – футуристы адресовались к широкой публике, постоянно выступали с эстрады, задорно читали эпатирующие лекции и стихи, устраивали шумные скандалы.
Каменский в своих воспоминаниях передает содержание доклада на вечере в Политехническом музее в Москве, на котором: он выступал совместно с Маяковским: «Я развивал мысль о том, что мы – первые поэты в мире, которые не ограничиваются печатанием стихов для книжных магазинов, а несут свое новое искусство в массы, на улицу, на площадь, на эстрады, желая широко демократизировать свое мастерство и тем украсить, орадостить, окрылить самую жизнь…»[14] В своих лекциях Каменский повторял многие положения Маяковского: объявляя войну мещанству, старому искусству, проповедовал ниспровержение общепринятых норм морали и эстетики. На тематике его публичных выступлений отразилось и недавнее увлечение авиацией. Он выступает с докладом: «Аэропланы и поэзия футуристов». Представление о содержании этого доклада дает афиша с броским перечислением тезисов: «О влиянии технических изобретений на современную поэзию. Пробеги автомобилей и пролеты аэропланов, сокращая землю, дают новое мироощущение».[15]
Увлечение Каменского техникой сказалось и в выпуске им книжечки пятиугольного формата – сборника «железобетонных поэм» «Танго с коровами» (М., 1914) и в таких стихотворениях, как «Полет в аэроплане», «Вызов авиатора» и т. п. Правда, «железобетонные поэмы» скорее относятся к области курьеза, чем к поэзии. Это были своего рода ребусы, в которых отдельные слова и буквы вписаны в разграфленные квадратики разной формы. Каменский принимал активное участие и в издании футуристических сборников, таких, как «Рыкающий Парнас» (1914), «Первый журнал русских футуристов» (1914), «Весеннее контрагентство муз» (1915), и других.
Русский футуризм был во многом противоречивым явлением. С одной стороны, в нем сказались демократические тенденции, настроения протеста против существующего положения вещей, господствующей морали, эстетики, общественного строя. Но в то же время в футуризме проявлялись и крайности индивидуалистического восприятия действительности, устремление к формалистическому новаторству и эстетическому нигилизму. Носителем революционной, демократической тенденции в футуризме был прежде всего молодой Маяковский. Нигилистическая и формалистическая струя наиболее последовательно представлена теорией «зауми» и уродливыми опусами Крученых. Каменский пытался в своем творчестве примирить обе эти тенденции, отдавая во многом дань литературной моде. Основное направление его таланта сказалось, однако, в поэме о Степане Разине, знаменовавшей стихийные бунтарские настроения, зревшие в крестьянских массах.
В 1915 году Каменский начал сотрудничать в журнале «Новый Сатирикон». В одном из июньских номеров журнала был напечатан отрывок из поэмы о Разине «Стенька Разин на персидском базаре» (с рисунком С. Судейкина). Близкое участие принял Каменский и в издании альманаха «Стрелец», в котором футуристы впервые объединились с символистами.
Зиму 1914–1915 года Каменский проводит в Куоккала под Петербургом (ныне Репино) на даче у режиссера Н. Н. Евреинова. Здесь же по соседству жили И. Е. Репин и К. И. Чуковский. Каменский стал посетителем «сред» в репинских «Пенатах», на которые обычно собиралось много народу, велись споры об искусстве. Об одном из таких собраний он вспоминает: «Обед кончился моими стихами. Репин аплодировал, радовался как ребенок, хвалил, к моей неожиданности, особенно разбойные стихи из „Разина“: „Вот это – стихия! Земля! Цельность! Широта разгула! Вот это – вольница! Вихрь бунта!“»[16]
В своих воспоминаниях К. И. Чуковский рассказывает о появлении в репинских «Пенатах» «голубоглазого летчика» Василия Каменского, который «чудесно вырезывает из разноцветной бумаги разные фигурки и узоры». Веселость и простодушие Каменского вызывали общую к нему симпатию. «Казалось, – замечает Чуковский, – что и стихи свои он тоже вырезывает из разноцветной бумаги: такие они были пестрые, веселые, орнаментально нарядные».