Взбудоражились Маем
Рабочие массы,
Тайга неуемно орала,
Подымая
Для мая
Дубину Урала:
«Эй, дубинушка, ухнем».
Волосатый марксист
С красным платком
Влез на пень;
Марксист голосист,
Бурлит кипятком,
Не задень:
«Пролетарии всех стран,
Соединяйтесь».
Да живет майский день.
Каждый чуял – Май мой,
Каждый взял
И унес Май домой.
Стала шире с друзьями квартира,
Веселее заводский дымок:
«Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног».
С этого дня
Будто кто-то великий
Обнял меня,
Посадил на коня…
Это – юность,
Майский день,
Это – песня,
Зелень,
Встречи,
Это – вихря взбубетень,
Сокрушительные речи,
Это – борьба –
Победа – нас много,
Это –
«Смело, товарищи, в ногу…»,
Это – все верно стократно.
И таксировщику
Совершенно понятно.
Отныне –
Не крыса я,
А гражданин
Будущей нашей свободы.
Зреют сроки.
Пусть знает лысая
Голова начальника дороги,
Что я – бедный таксировщик –
Именно при чем.
Проще:
К плечу плечом,
И так до свободы.
Пусть моей юности
Бурные годы
Сразятся с царем-палачом.
Так и решил
И при этом
Решил стать
Гражданским поэтом.
Крыльями взмытой стихии
Подхвачен поэт:
Напролетные ночи стихи я
Чеканил,
В восторги одет.
Настала пора
Для пера –
Счастье бывает на свете:
В екатеринбургской газете
«Урал»
Стали
Печатать
Мои
Стихи.
Ура!
Первые строки:
«Стучи, наш молот,
Бей сильней.
Короче рукава.
Железо пламени красней –
Пора его ковать!»
Пора,
Ура, Урал!
Я штурмом радость брал:
Станционный начальник
Не гуляет так важно
В красной фуражке,
Как разгуливал я
По платформе
В красной рубашке.
Есть чему удивиться:
Подходили ко мне
Сослуживцы, девицы,
Деповские рабочие
И всякие прочие.
И говорили:
– Ну, Вася, да ты, брат, поэт
Свой, тагильский.
Вот тебе и таксировщик,
Не ожидали и… –
Так далее.
А девицы особенно нежно
В закоулке любом:
– Васенька,
Напиши в мой альбом. –
А главное – юность,
Резвость,
Смелость,
Жизнь – огонь.
Бьет копытом
Искры конь.
Не тронь.
Я и горел,
И, признаться, любил,
И печатал стихи.
И с неизменной сноровкой
Занимался новой таксировкой.
А по ночам,
Под зарево домен,
Когда черный завод
Молчалив и огромен, –
Слетались на сход
Под завод –
По рабочим квартирам.
Напряженно и хмуро
Мы читали
Нелегальную литературу.
Первомайский марксист,
Как всегда – голосист.
Отвечал на живые вопросы:
Шмидт…
«Потемкин»…
Матросы…
Движенье растет…
Брожение шире…
– Есть правда,
Товарищи, в мире…
Рабочая правда борьбы.
Готовьтесь к борьбе.
Капитала рабы.–
И мы расходились –
Кто плавить чугун,
Кто добывать руду.
Но были все начеку.
Пели песни
Свободе, труду,
Жили жизнью своей –
Ожиданием жили.
А Нижний Тагил
По-своему жил:
Торговали купцы-старожилы,
Церкви звонили,
Обедни служили.
Религия – уральский гранит,
Святая опора
И вообще забота:
«Боже, царя храни».
А особенно, боже, храни
Управителя
Демидовского завода –
Обер-эксплуататора,
Диктатора известного.
Дай ему бог
Царства небесного.
А пока что
Нижний Тагил
Только и говорил:
Управитель проснулся,
Управитель не в духе,
Управитель в уборной.
Разные слухи,
Разные ахи.
Ах, управитель
Едет на паре.
Пара в ударе,
Уж он на базаре,
Базар в восторге:
Вот это – барин.
Ах! Управительский дом!
Только б купцам с дочерьми
Ходить хороводом кругом
Да вздыхать вечерами:
Управитель насчет дочек –
Много точек…
Ах, не надо,
Не болтайте зря:
Если становой – губернатор.
Управитель не хуже паря.
Так и есть.
Управителя светлая честь
Сегодня справляет бал.
Около дома толпа.
Смотрят – кто попал?
Ба!
Первым пригнал рысисто
Попов – становой пристав,
За ним:
Ротмистр жандармский,
Судья, прокурор, протоиерей,
Полковник, врач, адвокат.
Сморкаются у дверей –
Кто чем богат.
А дальше: купцы, инженеры
(«Как хороши манеры!»),
Барышни, дамы,
Папы и мамы.
Весь тагильский букет
Попал
На ликующий бал,
На банкет.
Электричеством
Дрогнули рамы.
Гости
Собой любовалися.
Барышни,
Пышные дамы
Понеслись
В упоительном вальсе.
Он ли
Банкетов не видывал –
Крикнул:
– Первый бокал за царя.
Второй – за Демидова. –
Ура! Ура! Ура!
И вдруг –
Караул! Тарарам.
Тревога. Гул.
Темно.
Гром по горам.
Кирпич в окно.
Вдребезги стекла.
Кровью башка
Управителя смокла.
Негодяи! Кто?
Неизвестно,
Никак не поймешь
Не гроза ли?
На заводе галдеж.
Э-ей, на вокзале
Нещадно орут:
– Наш управитель –
Труд.
Мастерские,
Завод –
Наша квартира.
«Отречемся от старого мира!»
Э-ей, первомайские.
Май приказал:
Иди с «Марсельезой»
На митинг – вокзал.
Рабочих-то
На улицах
Черным-черно.
Гудящая лава.
«Ненавистен нам царский чертог».
Слава труду! Слава!
Уррррррр-а!
Вот это ура –
Землетрясение.
Говорящий чугун завода,
Домны жара.
Да здравствует свобода!
Уррррррр-а!
Вот это свобода
Семицветная,
Радуги бровь.
И над массой живой
Флагов плещущих кровь.
Вот это кровь массы –
Циклон, души вой:
«Братство, союз и свобода –
Вот наш девиз боевой».
Слава коммуне.
Грудь дышит мехами.
Я – огнем на трибуне.
Речь говорю
И кончаю своими стихами:
«Пока железо горячо –
Раздайся, молодцы,
Во весь размах,
Во все плечо
Работай, кузнецы!»
Кончил. Сказал.
Рукоплещет вокзал
За юность мою,
За первую речь.
Эту ли память
Мне не сберечь.
С первого слова
Так и пошло.
И вот
Революция-мать
Утвердила меня
Делегатом.
Ого!
Я сейчас же с рабочим отрядом
В полицию,
К становому – врагу.
Скольцевали окружие.
Свой револьвер
Про запас берегу.
Прямо к приставу:
– Выдать оружье! –
Становой побледнел:
– Кто вы?
– Я – делегат революции. –
Скорчился пристав!
– Пожалуйста. –
Выдал.
Я подумал:
Хватить бы его
Изо всей своей мочи.
Но, увы –
Для становой головы
Не было полномочий.
Арестовать бы мошенника.
Но и для этого
Не было разрешения –
Раз он выдал оружие.
А вот арестовать
Управителя – было.
Мы – к нему.
Думал:
Уж на него наору же я,
На душегуба рабочих.
А рабочий отряд
Рад.
Говорят: «Между прочим,
Насыплем ему наград».
Шагаем.
Ночь. Ветер лют.
На улицах кучками люд.
В массе лезу.
Где-то поют
«Марсельезу».
Только буянит
Окраина Тальянка –
Шальная полянка –
С гармоньями свищет,
Горланит Тальянка,
Гуляет Тальянка.
Тальянка с ножами
Идет на врага.
Ага.
Вот управителя дом.
Ххо-хо. Та-та.
Что случилось?
Кругом
Темнота.
Окна черны,
Окна малы.
Где же гости?
Хозяин? Балы?
Куда же девалися
Барышни в вальсе?
Где кавалеры,
Прически, манеры?
Где же свет?
Разве нельзя его?
Почему же гостей
Не встречают хозяева?
Отказать не хотите ль?
Темнота,
Пустота.
Скрылся хозяин –
Сбежал управитель.
В жаркую пору
Шагаем мы к ротмистру,
К прокурору.
Скрылись и те
В мышиную нору.
Дожили вот
До счастливого года:
Без жандарма завод,
У рабочих – свобода.
Остались одни только
Ваньки да Кольки,
Маруси да Митьки
А вокруг –
Митинги, митинги, митинги,
Жизнь марсельезная.
Забастовала
Дорога железная,
Красным флагом
Была разодета.
И я уж теперь –
Верь не верь –
Председатель
Революционно-забастовочного комитета.
Жизнь – колесо.
Я получил большинство голосов.
Комитетчики –
С большими бородами, сами,
А я – юноша из товарной конторы.
Судите сами,
Таксировщик, который,
Проклиная закаты,
Строчил дубликаты,
Теперь, нате –
Стал председатель.
Шутя иль серьезно мне
Масса орала:
– Ты, Вася, наш
Президент Урала
Ого! Это надо, друзья, понимать –
Что натура сноровья.
Вот куда выперла
Революция-мать,
На крутое здоровье.
Великая маять.
Великая честь –
Красное знамя
Юноше несть.
И я с гордостью вез
Свой воинственный воз.
Не легко в моей шкуре
Председателем быть.
Дни и ночи дежурил
На телеграфе. За ходом борьбы
Следил. Манифесту не верил.
Задыхаясь, читал телеграммы,
Инструкции.
Мне ли забыть их, –
Верно ль идем по горам мы
Всероссийских событий?
И вдруг из Перми депеши –
Я так и опешил.
Будто впились
В меня зубы собачьи:
В Перми белый террор –