Органичнее, сильнее Каменский как певец Урала, певец Камы. При всей своей скитальческой жизни он неизменно сохранял верность Уралу, своему гнезду на Каменке. В 1931 году Каменский передал свой хутор в колхоз и принимал активное участие в колхозном строительстве Пермско-Сергинского района Уральской области. Эта связь с родным краем сказывается не только в биографических фактах, но и во внутренней близости, в том обостренном чувстве уральской природы, которое передано в его стихах.
О своей жизни на Каменке поэт написал в книге «Лето на Каменке» (1927), рассказав в ней о рождении новой советской деревни и ее людях. Стихотворения «На тяге», «Охотник», «Каменка» – это поэтический дневник деревенской жизни, состоящий из точных и лиричных зарисовок простой жизни охотника. Каменский продолжил в них традицию С. Т. Аксакова – его «Записок ружейного охотника» и «Записок об уженьи рыбы». Охотничьи радости и невзгоды, переживания страстного рыболова – все это передано с такой искренностью и непосредственностью, которая оправдывает простые, бесхитростные подробности охотничьей жизни, подкупает чувством братства с природой:
Стою на березовой горке с централкой.
Возится жук под ногами.
Пищат комары.
Сова на сушине присела гадалкой.
На травинке улитка с рогами.
Туман у горы.
Ему дороги и близки раздолья Камы, ее утренний «кисейный» туман, восходы и закаты над рекой, когда от утреннего солнца розовеют окна кают, а берега вырастают «лесо-лиственной гривой». Он неоднократно исповедуется в своей любви к красавице Каме, к Уралу. И это не декларации, которые нередко мешают его творчеству, а давняя, проверенная жизнью любовь:
Люблю Урал
За эту мощь крутую,
За металлическую быль
Еловых гор,
За кровь камней,
За жилу золотую,
За смоляной, сосновый бор…
Кама и Урал – это та животворная среда, которая давала внутреннее наполнение творчеству Каменского. Под впечатлением уральской природы и возникали его лучшие стихи, вбиравшие лесные запахи Урала, раздольную ширь Камы, говор уральских крестьян, «величайшую, незыблемую, земляную любовь к земле, к природе, к деревне…»,[47] как он сам писал об этом.
В «Поэме о Каме» он передал суровую красоту могучей северной реки. Как и большинство стихотворений Каменского, названная Поэма автобиографична: это и песня об уходящей молодости, и выражение восторга поэта перед красавицей рекой:
Мать Кама синеокая,
Как вороная сталь.
Блестит, зовет широкая
На пароходы вдаль.
И я, послушный сын реки,
Призывностью горя,
Изведал с легкой той руки
Все суши и моря.
Каме и Уралу Каменский посвятил не одно стихотворение. Да и поэмы о Пугачеве и Ермаке, действие которых в основном происходит на Урале, дают право назвать его певцом Урала.
Начало Великой Отечественной войны Каменский встретил патриотическими стихами, полными веры в победу («Час испытаний – тяжелый год», поэма «Партизаны»). Последней крупной работой Каменского явилась драматическая поэма «Ермак Тимофеевич», над которой он работал до 1944 года.
Годы войны Каменский провел в селе Троица, на реке Сылве.
В июне 1943 года автор этой статьи попал в Пермь. На конференции писателей Урала, там состоявшейся, я увидел после многолетнего перерыва Каменского. Он был в форме капитана речного флота, в фуражке, черной флотской куртке с золотыми пуговицами. Он пригласил после конференции приехать к нему в село Троица, обещая показать рукописи Хлебникова.
Каменский встретил меня и провел наверх, в свой кабинет. В этой обширной квадратной комнате поражали необычайная пестрота и разнообразие предметов и мебели. Посередине стояла круглая железная печь, выкрашенная в черный цвет с яркими рисунками, изображавшими каких-то птиц и цветы. Больше всего мне запомнилось стоявшее перед письменным столом высокое, золоченое кресло с подлокотниками и спинкой, завершавшейся какой-то короной. Оно было украшено пучком павлиньих перьев, торчавшим из-за спинки. Оказалось – это кресло принадлежало ранее какому-то архиерею.
После обеда внизу в столовой мы снова поднялись наверх. Василий Васильевич принялся в поисках рукописей рыться в ящике, стоявшем под письменным столом, и вспоминать прежние годы: свою поездку на конгресс воздухоплавателей в Англию, первые выступления футуристов. Рассказывал он увлекательно, сам оживляясь от нахлынувших воспоминаний. Я напомнил ему свои впечатления от его выступлений в Ленинграде. Василий Васильевич снял со шкафа старый граммофон с огромным раструбом, такой, какие я запомнил со времен раннего детства, обтер с него пыль, нашел пластинку и, заведя эту машину, подпер голову рукой и вместе со мной внимательно слушал свой задиристый голос тех лет, когда он во всю силу легких напористо читал знаменитую «Сарынь на кичку!». Правда, в трубе иногда что-то хрипело и шипело, но все же явственно слышался молодой, звонкий голос, удалая, бесшабашная интонация. Когда голос умолк, Каменский остановил пластинку: «Вот теперь так я уж больше не могу!» – сказал он мне, вытирая платком глаза.
Мы посидели еще с полчаса, когда под окнами послышались смех и юные девичьи голоса. Василий Васильевич сразу как-то встряхнулся, помолодел, схватил гармонь и быстро выбежал на балкон, отпуская шутки и комплименты по адресу местных красавиц. Однако я скоро увидел, как сильно и серьезно он болен.
Еще во время войны, в 1943 году, Каменский поехал в Тбилиси, родной поэту и дружеский город, где ему сделали первую операцию. Последние годы его жизни были годами тяжелой болезни и жестоких страданий, которые он со свойственной ему силой духа преодолевал. В 1944 году поэт возвратился в Пермь, в село Троицу. Состояние его здоровья все ухудшалось. С 1945 по 1947 год он жил в Сухуми. В апреле 1948 года по приезде в Москву с ним сделался удар, приковавший больного на тринадцать лет к постели, Умер он 11 ноября 1961 года и похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Каменский остается для нас поэтом радостного утверждения жизни, пылким энтузиастом, влюбленным в родную природу, мастером больших стихотворных полотен, ярко повествующих о прошлом народа, его извечном стремлении к борьбе с угнетателями.
Стихи Каменского сыграли заметную роль в становлении советской поэзии 20-х годов. Каменский выступал с самого начала Октябрьской революции в одном строю с Маяковским, Асеевым, Хлебниковым, способствуя утверждению новых поэтических принципов. Восторженным приятием революции, романтическим пафосом своих стихов Каменский участвовал в общем развитии советской поэзии. Революционный накал и энергия его стихов, их ритмическое разнообразие, словесная расцвеченность обогатили современное поэтическое искусство.
Открытия Каменского чувствуются и в раздольной удали «Улялаевщины» И. Сельвинского, и в яркой живописи «Соляного бунта» П. Васильева, и в ряде других произведений советской поэзии.
Следует напомнить слова Луначарского о Каменском: «Никак нельзя сказать, чтоб он, не был оценен. Но достаточно ли он оценен? Достаточно ли понято, какого веселого, талантливого, яркого, громозвучного друга-певца имеет в нем наша страна, какого даровитого, бодрого, в даль зовущего песельника перед рядами нашей общетрудовой армии имеет она в этом своем сыне?»[48]
Стихи и поэмы Василия Каменского не стали лишь достоянием истории, не покрылись архивной пылью. Бурный поэтический темперамент, самобытная многоцветность его творчества, зычный, ушкуйнический голос поэта – и сегодня находят отклик у читателей. Лучшие его произведения продолжают жить в советской поэзии.
Н. Степанов
Стихотворения
В кабаке*
Душно. Накурено. Пестрые звуки
Праздно-болтливых гостей
С музыкой пошлой безумства и скуки
Дико сплелись… Ах, скорей,
Только б скорей облегчить эти муки…
Жизнь – тоска!
Пей…
Тусклые лица, сухие, измятые,
В волнах табачных горят.
Громко смеются тоскою объятые,
Весело все говорят.
Все об одном, как слепые, заклятые:
Жизнь – тоска!
Пей…
Женщин холодные, пошлые-ласки,
Скорбь в искаженных чертах,
Пьяные слезы, дешевые краски,
Правда на лживых устах.
Всё здесь слилось в вихре огневой пляски.
Жизнь – тоска!
Пей…
<1908>
Могила*
Знаю: есть в этом городе улица,
Улица – радость земная…
Город-могила, скажи:
Где она? где?
Улица светлая, к солнцу прямая…
Знаю: есть в этом городе девушка,
Девушка – греза живая…
Город-могила, скажи:
Где она? где?
Девушка близкая, сердцу родная…
Знаю: есть в этом городе жизнь моя,
Жизнь моя – песнь золотая…
Город-могила, скажи:
Где она? где?..
Жизнь моя вольная, дерзко святая.
<1908>
Жить чудесно*
Жить чудесно! Подумай:
Утром рано с песнями
Тебя разбудят птицы –
О, не жалей недовиденного сна –
И вытащат взглянуть
На розовое солнечное утро.
Радуйся! Оно для тебя!
Свежими глазами
Взгляни на луг, взгляни!