А там, за желтым склоном,
Понтонный мост тонул,
Вел песню о Буденном
Веселый караул.
Она ходила с нами
На самый край земли,
Как дорогое знамя
Ее полки несли.
16
КС.
Около города, около
Сбитых окрест облаков
Медь вычеканивал колокол,
Сколько дорогами цокало
Конных и пеших полков.
Тихие всплески на доньях
Вспомнить, пожалуй, невмочь,
Сабли в тяжелых ладонях,
Синей попоной на конях
Хвастала рыжая ночь.
Дален, бесследен и темен,
Галькой ссыпается шлях,
Пар от казачьих папах
Потом и гарью пропах.
Гай да какие во мраке
Легкие тропы легли, —
Снова поют гайдамаки
Песни литовской земли.
За Тихорежицким валом
Тихо гундосят слепцы.
Песню ведут запевалы,
Будто коня под уздцы.
Небу аж самому жарко,
К страху слепцов и корчмарш,
Низкие крыши фольварка
Рубит буденновский марш.
Верны раскачке шершавой,
Властной и теплой руки,
Снова пройдут под Варшавой
С легкой, как облако, славой
Смутные эти полки.
18
«Резец», 1927, № 35. Вместо строф 2–5.
Эти годы отмелькали.
Крепок бубен, ладен стук,
На далеком на Байкале
Сторожит тайгу Култук.
После строфы 6.
Дни проходят, нет отбою,
Крепок бубен, ладен стук,
И крадутся за тайгою
Сто тропинок на Култук.
19
«Октябрь», 1927, № 4. Вместо строф 1–2.
Слепое захолустье,
Ни шороха, ни пня.
Но странное предчувствие
Вдруг обняло меня.
Погони в звоне шумном
Гремят и ночь и день
Не только по загумнам
Далеких деревень.
В тумане, в полумраке
Крутые острова,
На дальнем буераке
Не скошена трава.
После строфы 6.
И льнет кустарник старый
Сквозь шорох, шум и гул,
Как в детстве за бутарой
Ко мне когда-то льнул.
Вместо строф 8–9.
Пока за каждым дубом,
Вгрызаясь в эту твердь,
Со мной о самом грубом
Сумерничает смерть.
Ребята стали наспех, —
Иль жизнь не дорога —
На подступах, на насыпях
Обстреливать врага.
КС После строфы 9.
И ветер пропадает,
Туманы на логу,
И легкий сумрак тает
На дальнем берегу.
Вместо строфы 11.
Прости, веселый парень,
За всё благодарю,
Я твой зеленый скварень
Другому подарю.
Вместо строф 15–17.
— Ты спи, ты спи без страха,—
Гремит оркестра медь,—
Сгниет твоя папаха,
А песня будет петь.
И ночь свои ветрила
Теряет по пути
И над моей могилой
Поет: — Прости, прости.
Слепое захолустье,
Ни шороха, ни пня,
Но странное предчувствие
Вдруг обняло меня.
20
«Молодая гвардия», 1927, № 7 Вместо 1–4.
Пора! Над рябью старой
Сгибаются борты,
Крадутся тротуары,
Колеблются мосты!
21. ПОБЕГ ШАХТЕРА ГУРИЯ ПОД КЛИНЦАМИ
КС.
Сумрак бродит,
Гладь да тишь.
Банду водит..
Батько Кныш.
Если батько
Очень хмур,
Водит банда
Сто бандур.
Бондит банда,
Что найдет,
Старый батько
Всё возьмет.
И деревню и село
До заваленок снесло.
Крыша — сбита крыша
Бандой батька Кныша.
По Тверской-Ямской
Да по Яузе
В духоте такой
Грохнул маузер,
Хоть он метил в тень,
Пали пули в пень.
Только шашек сверк,
Только руки вверх.
Синий дол спален,
Шел краском в полон.
Что ты, малый,
Очень хмур?
Слышен шалый
Гром бандур.
На бандуре
Грохот рос.
Вышел Гурий
На допрос.
Чуть привставши
От стремян,
Гыркнул старший,
Атаман.
Снова дурий
Разговор:
— Ты ли, Гурий,
Был шахтер?
Ты ли, Гурий,
На Махно
С красной бурей
Вел звено?
Гурий смотрит
На Клинцы:
Стали по три,
Стервецы.
Вьюркнул зяблик,
Стынет гать,
Старых фабрик
Не видать.
С перцем,
С герцем,
С перьерьерьцем,
Распалился батько сердцем.
Дал он сердцу
Скорый ход:
— На курьерские,
В расход!
Над шагами быстрыми
Почему вдруг выстрелы
Грянули во рву?
Конвоир шатается,
За плечо хватается,
Падает в траву.
Гурий видит: за отарой
Заплутался мерин старый.
Бескозырку Скинул вдруг,
Мерин фыркнул
В полный дух.
Покатунчики,
Побегунчики!
Неспроста
Был хмур —
В три креста
Аллюр.
Ступь на переступь
Через Нересту,
А по тропке узкой —
Мелкой перетруской.
Хоть болота, тина хоть,
Ну-ка, выкинь иноходь!
Криком, стуком,
Гир-гар-гэр!
Ну-ка, ну-ка.
Дай карьер!
По пути,
Без пересадки,
Ты лети
Во все лопатки.
Пусть погоне
Не впервой —
Стали кони,
Стал конвой.
Гоп — за тропы
Не пройти.
Гопай, гопай
По пути!
Был зашлепой,
Свел концы.
Топай, топай
На Клинцы.
Через пряжку,
Через рожь,
Нараспашку
Ты бредешь!
Песня шла
Из-за кустов.
Проняла
До потрохов.
— Я ли, Гурий,
На Махно
С красной бурей
Вел звено,
Как со скрипом
Шел гараж
В Новозыбков
На Сураж.
Береза, што ли,
Дуб ли как
Замнут твои следы,
Республика,
Республика,
Веселые лады!
22
«Новый мир», 1927, № 4 Вместо строфы 27.
В той комнате,
где «Варшавянка» сама
Над карточной бурей
сходила с ума.
Сб. 1937 После строфы 26.
Жалеть проходимца
Такого нелепо.
Мы судьями будем
Над накипью нэпа.
24
«Октябрь»,1927, № 9. После строфы 4.
Простые подручные смерти
У края Ойратской земли,
Большие дороги на Нерчинск
По этому тракту легли.
Обыденно наше знакомство:
Немного дорожной тоски,
Багажная полка, звонки,
И первые сутки от Омска
Проходят уже с половины
Пробитого наискось дня,
Как песня Сарматской равнины,
Калмыцкою старью звеня.
25
«Красная панорама», 1928, № 13. После строфы 3.
От труб и от фабрик,
От угольных шахт
Другой получает
Природа ландшафт.
В средине столетья
Повырубят лес,
И в шахтах
Подымутся штреки,
На стыке
Проложенных к северу рельс
Качнутся сибирские реки.
Сейчас по-особому
Берег берет…
Немыслимой мучаясь жаждой,
Я память о каждой
Годами берег
И пел
И валандался с каждой.
Я помню:
За россыпью сотен дорог
Большие и дружные реки,
Что быстро бросали
Порог на порог,
Как некогда
В каменном веке,
Как песня,
Срываясь с увалов и гор,
Как ливень,
Рванувшийся косо,
Почти что от озера Терио-Нор
До самого нижнего плеса.
Как Лермонтов некогда,
Слушая спор
Казбека и старого Шата,
Я вижу тоннели
В расщелинах гор,
Шатающих земли с заката.
Мы ходим по палубе с песней.
Борты ж,
Как птицы,
Скользят стороною,