И теченья мои быстры,
Берега освещают костры.
Берега высоки и круты,
Говоришь мне ты.
Говоришь так красиво и долго.
Хорошо, милый, пусть я – Волга.
И бегу, на несчастье, я
В воды Каспия,
В воды Каспия…
«Уставший от войны, придешь домой…»
Уставший от войны, придешь домой,
Согреешь молока, нарежешь хлеба,
И растянувшись на тахте, посмотришь в небо
Сквозь потолок потрескавшийся свой.
Увидишь звезды, белые как соль,
В огромном небе над огромным миром –
Свои маршруты, нанесенные пунктиром,
Проложенные кем-то через боль.
Раскинешь в стороны мозолистые руки,
Вдохнешь всей грудью, загорелой, впалой,
И воспаришь над байкой одеяла,
Оставив комнате свои дневные муки…
«Ты куда-то шел…»
Ты куда-то шел –
Я была травой
Под твоей рукой,
Мягкою травой
Изумрудною.
Ты о чем-то думал –
Я была стеклом.
Ты к стеклу тому
Прислонившись лбом,
Тишину взрывал
Думой трудною.
Ты чего-то ждал,
Долго-долго ждал,
Кулаки сжимал,
Сомневался.
Я была с тобой
Тетивой тугой.
Я была с тобой…
Ты дошел.
Додумал.
И дождался.
«О тебе пою, о тебе молчу…»
О тебе пою, о тебе молчу,
В тебя, как в колодец, шепчу:
Пожалей меня –
Не ходи ко мне,
И, в груди уняв
Злое тиканье,
Стороной ступай,
За версту мой дом
Обходи.
Голос твой звучит –
Так моя рука
Нервно теребит
Бахрому платка.
Горьким медом слов
Не пои меня,
Пощади.
На моем дворе
Не сбивай росы,
Двери отперев,
Не руби косы…
Мой горячий лоб
Поцелуями
Остуди…
«Вот!..»
Вот!
Интересно – только если взахлеб!
Сначала кипишь, а потом озноб.
Ешь кусками, ломтями, пригоршнями,
В себя помещая невозможное!
Пьешь,
И течет по подбородку.
Льешь
Масло на раскаленную сковородку,
И оно шипит, скворчит, обжигает,
Но тебя эта какофония не пугает!
Срываешься с поводка ошалелым псом,
Бежишь туда, где сегодня дом,
Голодный, пьяный,
Переполненный чувством,
Почти безызъянный,
Голову с хрустом
Забросивший вверх –
Посмотреть на звезды…
Для тебя, как для всех,
Ничего не поздно!
Ничего не поздно.
Если жив, не поздно.
«Тот, кого слушают дороги…»
Тот, кого слушают дороги,
любят дети, понимают лошади,
перед кем открываются книги,
карты, глаза, рты и уши,
тот, для кого пекут хлеб,
о ком молятся,
по кому горюют в разлуке
онемевшие лодочные уключины
и отяжелевшие к осени яблони,
за кем спешат и стаи птиц,
и воздушные змеи,
и драконы,
перед кем приподнимают шляпу
и городские денди,
и цыганские бароны,
тот, чьи руки знают
и глину, и дерево,
и чугун, и золото,
и упругость морской воды,
и покорность степной травы,
и холод оружия,
и тепло женской груди,
тот
слишком долго
ко мне идет…
«Когда поют мужчины…»
Когда поют мужчины,
стоя ли плечом к плечу,
затылок ли в затылок,
то бороною медных голосов
идут по сердцу гулом…
Они гудят, как корабли,
где выстроились в ряд
фигурки
в белых бескозырках,
тех,
что потом
теченье
спустит по реке:
бесчисленное
белое на красном…
Они гудят, как поезда,
украшенные профилем
с мясистым носом
и щеткою усов,
несущие по нервам рельсов
тени
вповалку спящих,
измученных, голодных,
изувеченных –
всех тех,
у кого внутри
отныне будет пепелище.
Они гудят, как самолеты,
похожие на разъяренных птиц,
в которых – в одиночку –
рисуют сложные и страшные рисунки
те,
кто так мечтал о небе…
Они гудят. Объемно,
из глубины невыплаканной боли,
из сердцевины неудобной правды,
из чащи леса…
И гул стоит такой,
как гул от тишины
наутро после боя,
где поле – навсегда не поле,
а летописная
родная сторона…
«Меня не звали – я сама пришла…»
Меня не звали – я сама пришла.
Позаклинав большую дверь подъезда,
На полусогнутых ногах вошла,
Вдруг осознав: все это бесполезно…
Никак не пишется у нас с тобой рассказ
О двух волках с кровоточащей грудью.
Мы – лишь проекции своих печальных глаз,
В которых страх и жажда правосудья.
Я, как на лед, на кафельную плитку
Шагнув, боялась, что провалится сапог
И я погибну. Прямо возле лифта.
И так и не ступив на твой порог…
«То, что я считаю тобой…»
То, что я считаю тобой,
прекрасно.
То, что я считаю тобой,
достойно самой сердечной молитвы.
То, что я считаю тобой,
помогает мне
глубже дышать
и шире разводить руки,
глядя на горизонт.
То, что я считаю тобой, –
потайное отделение и кресало.
То, что я считаю тобой, –
плавучий маяк.
То, что я считаю тобой, –
фильтрующая плотина
на реке моих встреч и моих да.
То, что я считаю тобой, –
мое не воспроизводимое кино
душевного беспокойства.
То, что я считаю тобой, –
преодоление гравитации.
То, что я считаю тобой, –
моя вера в предначертанность.
То, что я считаю тобой.
То, что я считаю тобой…
Моряк и плясунья
Моряк больше сам не свой –
Моряк заболел тоской:
Когда заходили в порт,
На площади, у ворот,
Плясунья была одна,
Красивая, как луна.
И танец ее был дик
И страстен – моряк притих
И только следил за ней
Среди площадных огней:
За взмахами медных волос
С запахом южных роз;
За всплесками тонких рук,
Ловившими каждый звук;
За мягкой пружиной спины
С изгибом морской волны;
За каждым ударом бедра,
Внезапным, как искры костра;
За поступью легких ног…
Он больше терпеть не мог
И тут же, набравшись сил,
Пройдя сквозь толпу, спросил:
«Я человек прямой –
Будешь навек со мной?»
Та, бубна швырнув кольцо,
Ему рассмеялась в лицо:
«Да как ты посмел, дурак?
Плыви, куда плыл, моряк!»
И блеск ее карих глаз
Поверг его, словно катласс.
Моряк, холодный, как сталь,
Вернулся на свой корабль.
Моряк больше сам не свой –
Моряк заболел тоской:
Плясунья в порту была,
Красивая, как луна.
За норов свой босиком
Попляшет на дне морском…
«Добрый таксист – разрешил курить в машине…»
Добрый таксист – разрешил курить в машине.
Аллах не будет против, если это хотя бы на
несколько минут остановит женские слезы.
– А вообще-то я не курю.
– Ну конечно.
Мудрый.
Я смотрю на грязный снег через стекло соленой
воды, заполнившей мои глаза.
На диафрагме лежит огромный ком
размером с детский резиновый мяч.
Такой красный, с синей полоской.
И долбится обо все, что у меня там хранится.
И душит.
Просто ехать. Ехать, ехать…
Пока не уеду.
Никогда у меня не было «как у нормальных людей».
Все – то рано, то поздно.
Чаще – поздно.
Вот и сейчас…
Дорогие «нормальные люди»!
Ну пожалуйста, научите меня, как правильно!
Как не пересаливать,
не переслащивать,
не перетягивать,
не перебарщивать?
Откуда вы это вообще знаете?
И где вы водитесь?
Как причаститься ваших житейских тайн?..
– Куда на «красный»?! Ненормальный!!!
Ну вот, и он тоже.
Не ругайте его.
Возможно, он просто спешит.
В другую, новую жизнь.