Там речку стянуло льдом.
Там пахнет в лесу костром.
Там дом, дом, дом…
«Крутись, крутись, веретено!..»
Крутись, крутись, веретено!
И падай, лунный свет,
На запотевшее стекло,
Где занавесок нет!
Здесь тишина и благодать,
И синий снег примят.
И не слыхать, и не видать,
Кто прав, кто виноват.
Здесь ночь темна, а воздух свеж
И хлесток, как ремень.
Сугробы мягкие – рубеж
До дальних деревень.
Крутись, крутись, веретено,
Как дым из печных труб.
Слететь неправде суждено
С потрескавшихся губ…
«Ну-ка, ты посмотри…»
Ну-ка, ты посмотри:
Пуговки – раз, два, три.
Пуговки в два ряда.
Будет беда, беда…
Узенький поясок –
Тонкий повязан платок.
Волосы – что вода.
Будет беда, беда…
Губы сладкие,
На ласку падкие.
Тот – не тот, та – не та:
Отворяй ворота!
«Соберу в кулак…»
Соберу в кулак,
Заверну в кулек.
Вот тебе урок,
Чтобы впредь стерег…
«Это жена. Это дочь…»
Это жена. Это дочь.
А ты ему кто? Никто.
Это она каждую ночь
Ждет его в их дом.
Это семья. Оплот.
А ты ему кто? Никто.
Что у тебя? Живот?
Вот и ходи с животом…
«Села. Плачет. Очень красивая…»
Села. Плачет. Очень красивая.
Что-то случилось. Что-то не так.
Молчит. Курит. Собирается с силами.
Капитулирует. Белый флаг.
Вечер. Тихо. Все та же поза.
За ребрами – боль, обида, стихи.
Кухня. Темно. Кофе. Слезы.
Он не хотел быть плохим.
Просто февраль. Просто холодно.
Врачи говорят, авитаминоз.
Наедине с белым городом.
Что-то случилось. До слез…
Видимость. Истина. Чужие. Наши.
Мужчина… Женщина… Не разобраться.
Как говорил Сенека младший,
Сильные бури недолго длятся.
Твое имя
Твое имя – дурной знак,
Предчувствие беды
И боли.
Твое имя бьется у меня внутри,
Вскипает под кожей,
Сотрясает мой мир,
Как звон набата.
Твое имя – вера.
Оно
Не произносимо всуе.
Оно как песок
Между пальцев,
Когда сидишь на берегу океана
И дышишь полной грудью!
Это твое имя.
Твое имя – музыка.
Музыка дорог и мостов,
Которые никогда не будут сведены.
Оно как молитва –
Емко, свято, любимо, заученно –
Хоть ночью разбуди!
Я хочу выплескивать его на тротуары,
Как первые лучи солнца,
И дарить городу гарцующие звуки!
Прикасаться им к тебе ночью,
Впечатывая в кожу поцелуями…
Твое имя…
Такое мое…
В следующей жизни
Я стану альбатросом,
Парящим над мармеладными волнами моря
В честь звуков твоего имени!
Оно как запекшаяся кровь
У меня на лице,
Как прозрачная трубка капельницы,
Ведущая к синим венам…
Оно разрывает меня по ночам
На куски!
Оно вяжет рот,
Как неспелая хурма…
И оно только твое.
Только
Твое
Имя…
«По пузу стакана сползает капля…»
По пузу стакана сползает капля –
Полусладкая алая кровь.
Вот так вот сидеть в тишине нам ли?
У нас ведь совет да любовь…
У нас тяжелы безымянные пальцы –
Вериги колец обручальных.
И нам бы досыта целоваться,
Но лица печальны…
И стынет не тронутый нами ужин.
Ты знаешь. И я готова.
Ты сможешь простить то, что мужем
Я называю другого?..
«Девка бедовая…»
Девка бедовая,
Гиря пудовая,
А не дочь.
Ладная, рослая,
Вроде и взрослая,
А бестолочь.
Хмурая, квелая,
Все невеселая,
Только и ждет,
Что скоро ее жених –
Не из наших –
Придет.
Свататься ходят –
Глаза отводит,
Гонит прочь.
Тут уж отец
Силком под венец
Тащит дочь.
Только такого
Нрава крутого –
Удержи!
На три засова
Запер сурово – Не сбежит.
Но ночью открыла кому?
Кто погостил в дому
Да пропал?
Утром, сказывали,
Дегтем измазали
Ворота.
Ой, страшный слух пойдет!
К осени принесет
В подоле.
А той, против всех примет,
Большего счастья нет
На земле…
«Посмотри на меня со дна стакана…»
Посмотри на меня со дна стакана,
Покажи, где болит.
Помолчим на кухне вдвоем. Утро. Рано.
Дом наш делает вид, что спит.
Уместить беду в огромные руки
Никогда ты не мог…
Куришь. Крепкие. Слышишь звуки?
С нами плачет Бог.
Ну не надо, что все, мол, теперь – по мужу…
Навсегда остается лишь отчество.
И в моей крови обнаружат
Унаследованное одиночество.
«Давай! Называй меня бл*дью!..»
Давай! Называй меня бл*дью!
Все равно убегу, горя,
К нему – изучать пядь за пядью
Тело богатыря,
Отдаваться бесстыдно и дико,
Нарушая великий пост.
Переспелую ежевику
Собирает случайный гость…
«Несоразмерность – как часть личной драмы…»
Несоразмерность – как часть личной драмы.
Оказывается, есть умение отращивать
Не только новые зубы…
– Давно это у тебя? От отца? Или от мамы?
– А это не больно? А покажи?
– Не буду.
Новая кожа, чешуя или шерсть –
То по сезону
(Кому – хитон, а кому – хитин).
Так бывает: слезы загустевают
до консистенции бетона.
Мы в этом бетоне потом живем.
И из него состоим.
Птица Феникс? Красиво. Но все прозаичнее:
Хороший оскал вкупе с талантом держать удар
Надежнее домика из скорлупы яичной
(Хоть домик и жалко – домик достался в дар…).
Несоразмерность – это когда кулак больше сердца,
Нажим пера гораздо сильнее текста,
И когда ты еще маленький,
Но тебе уже нет места.
Чувствуешь, веет холодом?
Слышишь по дереву стук?
Впору отращивать бороду.
Или крылья – лететь на юг…
«Вот он ты…»
Вот он ты.
Вот он я.
Ты – на всех полюсах
горизонты.
Я – просто я.
Мировой океан
у тебя от запястья до локтя,
а я в триллиард
раз меньше
одной миллиардной твоего ногтя.
И все же, и все же
я могу говорить с тобой!
А ты – отвечать мурашками на моей коже
и играми с моей головой.
Я могу кричать
тебе с балкона среди ночи
прямо в уши
и знать,
что ты меня слушаешь,
потому как
не можешь
не слушать:
когда я прошу дождь,
ты посылаешь дождь,
но когда я прошу солнце,
ты опять посылаешь дождь…
Я вижу, как уходят любимые,
как исчезает их след.
Ты говоришь, что невыносимого
нет.
Я ощущаю себя мостом,
на котором те, кто были до,
и те, кто будут потом.
Ты говоришь, что несмотря ни на что
мост хорош,
но потом
ты его трясешь.
Ох как трясешь…
Я говорю, ты злой!
Ты гладишь меня рукой,
той же самой рукой!
И закрываешь собой.
И открываешь – собой…
«Слышишь, дышит бандонеон?..»
Слышишь, дышит бандонеон?
Ошалевший от дальней дороги,
Раскрывая железные ребра, он
Льет печаль танцорам под ноги.
Белозубо скалит бока,
Изгибаясь агатовой шеей,
Так податлив в тревожных руках,
Стонет, плачет, кричит и немеет…
Что-то шепчет бандонеон,
Придыхая, с южным акцентом,
Растянулся хохлатым горбом,
Словно мост между двух континентов.
«„Тебе не страшно? Мне тоже“…»
«Тебе не страшно? Мне тоже», –
Так, мелом рисуя черту,
Запустишь другую под кожу,
И все же – не ту.
И будет другая биться
В железо, бетон и броню
Твоих непомерных амбиций