Не в Рязанскую землю, а в Русскую…
О хозяйке твоей озаботимся…"
Федор-князь и поехал…
4
И вот что случилося:
Ехал Нездила Прокшич с князь Федором
И за ними рязанские вершники, шестеро,
В стан Батыев… проехали островом
Подгородным; проехали далее,
Островами другими, немеренными,
И уж дело-то было к полуночи…
Все - сосняк, березняк да осинник… Промеж листвы
Издалека им стало посвечивать…
Едут по лесу, на свет, - прогалина:
Луг и речка; за речкой раскинуты
Сплошь и рядом шатры полосатые -
Стан и стан неоглядный… Кишма-кишат
Люди - не люди, нет на них образа божьего.
А какое-то племя проклятое,
Как зверье окаянное якобы…
Кто в гуне просмоленной, кто в панцире,
Кто в верблюжую шкуру закутался…
Узкоглазые все и скуластые,
А лицо словно в вениках крашено.
Шум и гам! Все лепечут по-своему;
Где заржет жеребец остреноженный,
Где верблюд всею пастью прорявкает…
Тут кобылу доят; там маханину
Пожирают, что волки несытые;
А другие ковшами да чашками
Тянут что-то такое похмельное
И хохочут, друг друга подталкивая…
Вдоль по речке топливо навалено
И пылают костры неугасные.
Сторожа в камышах притаилися…
Обокликнули князя и с Нездилой, -
Отозвались они и поехали
Через весь стан к намету Батыеву.
Всполошилась орда некрещеная:
Сотен с пять побежало у стремени…
Князь с боярином едут - не морщатся -
Меж кибиток распряженных войлочных;
Стременной Ополоница сердится,
А другие дружинные вершники
Только крестятся, в сторону сплевывая:
На Руси этой нечисти с роду не видано…
Закраснелась и ставка Батыева:
Багрецовые ткани натянуты
Вкруг столпа весь как есть золоченого.
Одаль ставки, а кто и при пологе,
Стали целой гурьбою улусники -
Все в кольчугах и в шлемах с ковыль-травой;
За плечами колчаны; за поясом
Заткнут нож, закаленный с отравою,
На один только взмах и подшептанный.
Князя в ставку впустили и с Нездилой.
Хан сидит на ковре; ноги скрещены;
На плечах у него пестрый роспашень,
А на темени самом скуфейка парчовая.
По бокам знать, вельможи ордынские,
Все в таких же скуфейках и роспашнях…
Стал челом бить ему, нечестивому,
Федор-князь, а покудова Нездила
Подмигнул одному из приспешников
И отвел его в сторону.
Молит князь:
"Не воюй-де, царь, нашей ты волости,
А воюй что иное и прочее:
С нас и взять-то прийдется по малости,
А что загодя вот - мы поминками
Кой-какими тебе поклонилися".
Хан подумал-подумал и вымолвил:
"Подожди: я теперь посоветуюсь…
Выйди вон ты на время на малое -
Позову…"
Вышел Федор-князь - позвали…
Говорит ему хан: "Согласуюся
И поминки приму, только - знаешь ли? -
Мало их… (Толмачами взаимными
Были Нездила с тем же ордынцем подмигнутым.)
Мало их, - говорит князю Федору
Царь Батый,- а коль хочешь уладиться,
Дай красы мне княгинины видети".
Помертвел Федор-князь сперва-наперво,
А потом как зардеется:
"Нет, мол, хан!
Христианам к тебе, нечестивому,
Жен на блуд не водить, а твоя возьмет,
Ну, владей всем, коль только достанется!"
Разъярился тут хан, крикнул батырям:
"Разнимите ножами противника на части!.."
И розняли…
Потом и на вершников,
Словно лютые звери, накинулись:
Всех - в куски, лишь один стременной
Ополоница
Из поганого омута выбрался…
А боярина Нездилы пальцем не тронули…
5
Воротился боярин в Рязань, к князю Юрию,
Доложил, что принял хан дары княженецкие,
Что покончится якобы дело, как вздумано,
А от князя поехал к княгине Евпраксии
Забавлять прибаутками, шутками, россказнями,
Чтоб по муже не больно уж ей встосковалося.
Говорит: "Князем Юрием Ингоревичем
К твоему княженецкому здравию
Послан я, чтобы вестью порадовать.
Федор-князь у царя у Батыя - состольником;
Пополам и веселье и бражничанье;
Отклонил бог беду неминучую:
Воевать нас татаре заклялися
И уйдут все по слову князь Федора.
А какие они безобразные!"
И пошел, и пошел он балясничать,
Да ведь как: что ни слово - присловие.
Показались те речи княгине занятными,
Учала она Нездилу опрашивать:
"Что за люд такой, что за исчадие?
Вместо дома телега… А женщины
С ними, что ли?.. Какие ж с обличия?"
- "А такие, что смеху подобные,
Из-за войлока выглянет - смуглая,
Очи словно травинкой прорезаны;
Брови черные; скулы навыпяте;
Зубы дегтем уж, что ли, намазаны…"
Балагурит он так, балагурит-то,
А с самим собой думушку думает:
"Вот постой, налетят, так узнаешь ты -
Сколько жен по кибиткам их возится
Да и как из намета-то ханского
Отпускаются бабы - с рук на руки
Ханским ближникам, ханским печальникам,
А уж я за тебя, за голубушку,
Отвалил бы казны не жалеючи…"
6
Загорелося утро по-летнему,
Загорелось сначала на куполе,
А потом перешло на верхушки древесные,
А потом поползло по земле, словно крадучись,
Где жемчужинки, где и алмазиаки
У росистой травы отбираючи.
Куманика перловым обсыпалась бисером;
Подорешник всей белою шапкой своей нахлобучился
И поднял повалежные листья, натужившись;
С Осетра валит пар, словно с каменки, -
Значит, будет днем баня опарена…
У Николы Корсунского к ранней обедне ударили…
И княгиня проснулась под колокол…
К колыбели птенца своего припадаючи,
Целовала его, миловала и пестовала,
И на красное солнышко вынесла,
На подбор теремной, на светелочный.
Вот стоит она с ним, смотрит на поле,
На лес, на реку, смотрит так пристально
На дорогу, бегучую под гору.
Смотрит… пыль по дороге поднялася…
Скачет кто-то, и конь весь обмыленный…
Ближе глянула - ан Ополоница,
Не приметил княгини б, да крикнула, Осадил жеребца, задыхается…
А княгиня Евпраксия опрашивает:
"Где же князь мой, сожитель мой ласковый?"
Замотал головой Ополоница:
"Не спросила бы, не было б сказано.
Благоверный твой князь Федор Юрьевич,
Красоты твоей ради неслыханной,
Убиен от царя, от Батыя неистового!"
Обмерла-окочнела княгиня Евпраксия,
К персям чадо прижала любезное
Да с ним вместе с подбора и ринулась
На сырую мать-землю, и тут заразилася до смерти…
И оттоле то место Заразом прозвалося,
Потому что на нем заразилася
С милым чадом княгиня Евпраксия.
7
В это время Батый, царь неистовый,
На Рязань поднял всю свою силу безбожную
И пошел прямо к стольному городу;
Да на поле его вся дружина рязанская встретила,
А князья впереди: сам великий князь,
Князь Давид, и князь Глеб, и князь Всеволод, -
И кровавую чашу с татарами роспили.
Одолели б рязанские витязи,
Да не в мочь было: по сту татаринов
Приходилось на каждую руку могучую…
Изрубить изрубили они тьму несметную,
Наконец утомились-умаялись
И сложили удалые головы,
Все как билися, все до единого,
А князь Юрий лег вместе с последними,
Бороня свою землю и отчину,
И семью, и свой стол, и княжение…
Как объехал потом царь Батый поле бранное,
Как взглянул он на падаль татарскую -
Преисполнился гнева и ярости
И велел все пределы рязанские
Жечь и грабить, и резать без милости
Всех - от старого даже до малого,
Благо их боронить было некому…
И нахлынули орды поганые
На рязанскую землю изгоном неслыханным,
Взяли Пронск, Ижеславец и Белгород,
И людей изрубили без жалости,
И пошли на Рязань… Суток с четверо
Отбивались от них горожане рязанские,
А на пятые сутки ордынцы проклятые
Ворвались-таки в город, по лестницам,
Сквозь проломы кремлевской стены и сквозь полымя;
Ворвалися и в церковь соборную, -
Там убили княгиню великую,
Со снохами ее и с княгинями прочими,
Перебили священников, иноков;
Всенародно девиц осквернили и инокинь;
Храмы божьи, дворы монастырские -
Все пожгли; город предали пламени;
Погубили мечом все живущее, -
И свершилось по слову Батыеву:
Ни младенца, ни старца в живых не осталося…
Плакать некому было и не по ком…
Все богатство рязанское было разграблено…
И свалило к Коломне ордынское полчище.
8
Ox ты, степь, ты приволье раздольное,
Молодецкая ширь необъездная,
Поросла по яругам ты тальником
И травой-муравой приукрасилась.
Хорошо на просторе тебе, неоглядная,
Залегать, не оря и не сеючи,
А шелковым ковром зеленеючи!..
Где река пробежит, там и затоны,
Где лесок проскочил, там и забега
Зверю всякому, там же и гнездышко
Птице всякой пролетной, привычливой;
А охотнику - знай да натягивай
Тетиву у лука круторогого
Аль спускай с рукавицы, где воззрился, сокола…
Едет по степи витязь Евпатий, да невесел…
На руке дремлет кречет остроженный,
От болгар в самой Индии добытый.
Дремлет кречет, клобук отряхаючи
И крылом поводя, а не видит он,
Что сорвались две цапли с болота соседнего.
Он не видит, а витязь и видел бы,
Только, знать, самому затуманила