Что в полуночную тишь
Всяду ищешь брата? " -
"Оттого, что он мне брат,
Дочери Шалима,
Что утрата из утрат
Тот, кем я любима.
Оттого, что здесь, у нас,
Резвых коз - лукавиц
По горам еще не пас
Ввек такой красавец;
Нет кудрей черней нигде;
Очи так не блещут,
Голубицами в воде
Синей влагой плещут.
Как заря, мой брат румян -
И стройней кумира…
На венце его слиян
С искрами сапфира
Солнца луч, и подарен
Тот венец невесте… "
"Где же брат твой? Где же он?
Мы поищем вместе".
(14 августа 1859 г.)
11
Все шестьдесят моих цариц
И восемьдесят с ними
Моих наложниц пали ниц
С поклонами немыми
Перед тобой, и всей толпой
Рабыни, вслед за ними,
Все пали ниц перед тобой
С поклонами немыми.
Зане одна ты на Сион
Восходишь, как денница,
И для тебя озолочен
Венец, моя царица!
Зане тебе одной мой стих,
Как смирна из фиала,
Благоухал из уст моих,
И песня прозвучала.
(14 августа 1859 г.)
Словно пальма, величаво
Наклонила ты главу…
Но, сестра, - поверь мне, - право,
Я все финики сорву…
Все, хоть рвать пришлось бы с самой
Верхней ветки… верь мне - да!
Я сорву рукой упрямой
От запретного плода.
Лучший грозд… В тревоге старой
Сердце… Где уста твои?..
Жажду!.. Брата жаркой чарой
Уст румяных напои.
(14 августа 1859 г.)
"Ты - Сиона звезда, ты - денница денниц:
Пурпур'овая вервь - твои губы,
Чище снега перловые зубы,
Как стада остриженных ягниц,
Двоеплодно с весны отягченных,
И дрожат у тебя смуглых персей сосцы,
Как у серны пугливой дрожат близнецы,
С каждым шорохом яворов сонных".
"Мой возлюбленный, милый мой, царь мой и брат,
Приложи меня к сердцу печатью!
Не давай разрываться объятью:
Ревность жарче жжет душу, чем ад.
А любви не гасят и реки -
Не загасят и в'оды потопа вовек…
И - отдай за любовь все добро человек -
Только мученик будет навеки! "
(14 авгвуста 1859г.)
САМСОН
"Не любишь ты меня! - Самсону говорила,
Змеей вокруг него обвившись, Далила. -
Не любишь ты меня, обманщик, мой еврей:
Таишься от меня - в чем мощь твоя и сила? "
И филистимлянке признался назарей:
"Силен обетом я: не стричь моих кудрей".
И, золотом врагов его заране
Подкуплена, коварная краса
Атлету сонному остригла волоса
И крикнула:
"Самсон, вставай - филистимяне! "
От ложа страстного воспрянул назарей,
Как лев, но уж без ней, без прежней львиной м'очи,
И вот поникнул он под тяжестью цепей,
И погасил ему нож филистимский очи,
И с торжеством был взят в позорный плен
Самсон,
И жерновами хлеб молотить был обречен,
На радость злобною и Тира и Сидона.
Но дни, недели, месяцы прошли,
И снова волоса густые отросли
И пали на плеча широкие Самсона…
Справлялся праздник грозного Драгона.
Жрецы, с молитвой жертвенной, с зари,
Цветочной вязию обвили алтаи,
И мягкорудные овн'ы пред алтарями
Склонилися извитыми рогами,
Из курильниц вверх вздымался фимиам,
И в солнечных лучах горел и таял храм…
В алмазах, в жемчугах, в парче и в багрянице,
Соперницы самой божественной деннице,
На кровле храмовой, все - ко цвету цветок,
Сплелись красавицы в один сплошной венок, -
И в каждой молодой и пламенной зенице
Стрелой грозил любви неодолимый бог…
Раздольный пир жрецам… Их набожная паства
Перевзошла себя: причудливые явства
Едва-едва не ломят под собой,
И бьет вино кипучею струей
Через края сосудов… И, хмеля
От возлияний жертвенных, жрецы
Кричат соборяне:
"Архонты-отцы,
Велите привести нам пленного еврея,
Да песнею своей возрадует он нас!.."
И в храм был приведен в цепях слепой Самсон
И молвил отроку-вожатаю:
"Где он,
Где столп, чт'о капища подпорой утвержден?"
И отрок указал подпорный столп Самсону,
И ощупью нашел слепой атлет колонну…
И мышцы у него тревожно напряглись…
А с кровли храмовой торжественно неслись
Победоносные насмешки назарею:
"Спой, как господь поведал Моисею -
Через море Чермное, в стенах послушных вод
Провесть, как п'о - суху, израильский народ,
И как святой пророк, от громоносной дали
Спустившись вниз, разбил заветные скрижали
И с ними сокрушил божественный закон,
Затем, что вкруг тельца златого заплясали
Еврейки и он сам, их пастырь, Аарон!..
Да спой же кстати нам, как у кого-то силу
Наш гозный бог Дагон потратил на Далилу,
И под ножом глаза могучему ему
Астартэ обрекла на вечный мрак и тьму!
Спой нам свои псалмы священные, покуда
С тобой не сбудется израильского чуда!"
И ото всей души провозгласил слепец:
"Днесь сыну твоему поможешь ты, отец!"
И обнятой гранит прижал к себе до лона,
И капище постряс он и в конец,
И разлетелася гранитная колонна,
И кровля вслед за ней… И рухнул храм Дагона,
Собою задавив всех бывших и Самсон а…
Ты, умственный атлет гремучих наших дней,
Певец, и ты силен, как ветхий назарей:
Ты так же смел и горд пред силою земною
И так же слаб, как он, пред всякой красотою…
Но если б ты погиб и духом изнемог
Но если бы тебя коварно усыпили,
И предали ебя врагам, и ослепили,
О! За тебя тогда заступится сам бог, -
И за тебя, за нового Самсона,
Во прахе разгромит все капище Дагона.
(15 июля 1861)
ПУСТЫННЫЙ КЛЮЧ
(Моисеивских книг - Исход)
Таких чудес не слыхано доные:
Днем облако, а ночью столп огня,
Вслед за собой толпу несметную маня,
Несутся над песком зыбучим, по пустыне,
И богом вдохновлен, маститый вождь ведет
В обетованный край свой избранный народ.
Но страждут путники, и громко ропщет каждый.
Как травка без дождя, палим томящей жажлой,
Порою впереди - как будто бы вода, -
Нет это - марево, - и синею волною
Плеснула в небеса зубчатых скал гряда.
Так и теперь… Далеко глаз еврея
Завидел озеро, и звучно раздались
И потонули в голубую высь
Похвальные псалмы - во имя Моисея.
И вот опять обман, опять каменья скал,
Где от веку ручей студеный не журчал,
И падали духом все, и на песок, рыдая,
С младенцем пала ниц еврейка молоая,
И, руки смуглые кусая до костей,
Пьет жадно кровь свою измученный еврей.
Но Моисей невозмутим: он знает,
Что веру истую терпенье проверяет…
И по скале ударил он жезлом,
И брызнула вода сквозь твердый слой ручьем…
И, жажду утолив, раскаявшися, в пенях
И в ропоте, народ молился на коленях…
Вот так и ты певец: хоть вря, но моч'а,
Ты, вдохновенный, ждешь, пока вожаждут люди
Всем сердцем - и тогда ты освежишь им груди
Своею песнею, и закипит, звуча,
Она живой струей пустынного ключа.
(1861)
К ЛИРЕ
Хочу я петь Атридов,
И Кадма петь охота,
А б'арбитон струнами
Звучит мне про Эота.
Недавно перестроил
И струны я и лиру,
И подвиг Алкида
Хотел поведать миру;
А лира в новом строе
Эрота славит вновь.
Простите же, герои!
Отныне струны лиры
Поют одну любовь.
(1855)
РОЗЕ
Розу нежную Эротов
С Дионисом сочетаем:
Красолиственною розой
Наши чела увенчаем
И нальем с веселым смехом
В чаши нектар винограда.
Роза - лучший цвет весенний,
Небожителей услада!
Мягкокудрый сын Киприды
Розой голову венчает,
Как с харитами он в пляске
Хороводной пролетает.
Дайте ж мне венок и лиру.
И под Вакховый божницей
Закружусь я в быстрой пляске
С волногрудою девицей…
(1855?)
К ЭРОТУ
Не шутя меня ударив
Гиацинтовой лозою,
Приказал Эрот мне бегать
Неотступно за собою.
Между терний, чрез потоки,
Я помчался за Эротом
По кустам и по стремнинам,
Обливаясь крупным потом,
Я устал; ослабло тело -
И едва дыханье жизни
Из ноздрей не улетело.
Но, концами нежных крыльев
Освеживши лоб мой бледный,
Мне Эрот тогда промолвил:
"Ты любить не в силах, бедный! "
(1855?)
ДОЛЖНО ПИТЬ
Пьет земля сырая;
Землю пьют деревья;
Воздух пьют моря;
Из морей пьет солнце;
Пьет из солнца месяц:
Чт'о ж со мною спорить,
Есль пить хочу я,
Милые друзья?
(1855)
"Дайте мне вина, девицы…"
Дайте мне вина, девицы!
Жар томит меня с денницы:
Поскорей припасть мне дейте
К Вакху жадными устами
И главу мою венчайте
Вечно-юного цветами…
А иной венок мгновенно
На челе моем спалится,
Оттого что неизменно
Жар любви во мне таится.
(1855)
"Ляжем здесь, Вафилл, под тенью…"
Ляжем здесь, Вафилл, под тенью,
Под густыми деревами:
Посмотри - как с нежных веток
Листья свесились кудрями!
Ключ журчит и убеждает
Насладится мягким ложем…
Как такой приют прохладный
Миновать с тобой мы можем?
(1855)
ВЕСНА
Посмотри - весна вернулась -
Сыплют розами хариты;
Посмотри - на тихом море