Не в натопленном доме,
А в землянках,
не днесь, —
В потрясающем громе,
В том, что выгремел весь.
Их — печатаю снова,
И они ведь — портрет
Человека, какого,
Может, больше и нет…
Но который когда-то
Точно существовал!
И с бесстрашьем солдата
Против зла восставал.
Тут — ни лака, ни сажи
И — ни лировранья…
Неживой если даже.
Пусть — из небытия, —
Все равно это — я же,
Все равно — это я.
Ощутил — не впервые —
Эту боль — а давно:
Неживые, живые —
Это мы все равно.
Это наши портреты,
Неподдельны они.
Это — наши приметы,
Вечной славы огни,
Обелиски и стелы,
Заостренные ввысь.
Это — наши расстрелы.
Наша гибель и жизнь.
Это все — нераздельно,
Как окоп и курган;
И — кто ранен смертельно,
И живой ветеран;
И — застывший гранитно,
И — живой человек.
Принимайте нас
слитно,
Нераздельно навек.
1972
«Забирают в музеи мои фотографии…»
Забирают в музеи
мои фотографии,
Моментальные снимки
моей биографии,
Пролетевшего времени
смутные оттиски,
Отгоревшего пламени
дальние отблески.
Получаю я письма
как будто из прошлого —
Ветераны мне пишут так
много хорошего,
Шлют мне —
сквозь расстояния —
воспоминания —
Как угасших высоких
салютов сияния.
Приезжают смотреть
на меня
пионеры —
Из грядущего, словно бы
из «стратосферы»,
Чтобы с прошлым знакомиться
как бы воочию,
С той войной,
что расплывчато снится
им ночью.
И архивы мои
разбирают ребята.
Все им кажется ценно
и чуть ли не свято…
Улыбаюсь я детям
почти виновато,
Привыкая к почетной судьбе
«экспоната»…
Понимая, что это —
детали заката…
1972
«Не все стихи нужны народу…»
Не все стихи нужны народу.
Не все стихи, что пишем мы.
Бессчетно кануло их в воду,
Чуть тронув души и умы.
И жалким кажется призванье,
И труд твой кажется нелеп…
И снова — острое желанье
Необходимым быть как хлеб.
1971
«Я начал с пафоса большого…»
Я начал с пафоса большого,
С высокой веры в жизнь и в век,
(И — ничего в душе больного),
С восторга, с жара молодого,
С рывка вперед, с движенья вверх;
Я жизнь в активном темпе начал,
С веселой быстрой суеты,
Как на «Динамо» перед матчем,
С азарта, с бега, с быстроты!
Ах, как в глаза мои летели,
В душе играя и царя,
Деревья, женщины, метели,
Народы, страны и моря!
Как в бурю, жизнь воспринимая,
Я, как язычник,
в ней пылал,
Не все, как надо, понимая,
Я все же правильно шагал.
Я знал и праздники и тризны,
О прошлых днях я не скорблю.
И словом горькой укоризны
Я эту жизнь не оскорблю.
1963
«Мой век, меня ты не обидел…»
Мой век, меня ты не обидел,
Мечом своим не разрубил.
Благодарю за все, что видел,
За все, что славил и любил.
И за призвание поэта,
За все родные имена,
За то, что именно вот эта
С рожденья родина дана,
За чудо чудное такое,
За счастье жизни и любви,
За жизнь и смерть на поле боя
И воскрешения мои,
За восхожденья и восходы,
За поклоненья и полон,
За вдохновенья и высоты,
И за восторги, и за стон;
За то, что это все — не древность,
Мой день — живой и голубой,
За то, что есть во мне потребность
Так разговаривать с тобой.
1957–1972